«Вирус переносится человеческой глупостью»
Сергей КРАВЦЕВИЧ:
Гродненская районная ветеринарная станция четвертый год подряд выходит победителем областного соревнования за достижения высоких показателей в отрасли животноводства. Завидная стабильность, свидетельствующая, что работа в организации отлажена четко и в профессионализме ее сотрудников сомневаться не приходится. Держит руку на пульсе времени и главный ветеринарный врач района Сергей Кравцевич. Собеседник мой – человек компетентный, собранный и коммуникабельный. С ним легко общаться. Понимаешь, что и со своими подчиненными он так же быстро находит общий язык, а общее дело спорится. Оно у специалистов ветеринарной службы – весьма специфическое и сложное.
– Сергей Геннадьевич, поразительно, но груз ответственности, возложенный на вас и ваших специалистов, без года пятилетку не подминает под себя, и ваши заслуги удостаиваются высокой оценки. В чем секрет такой стабильности?
– Методика оценки нашей работы, в принципе, не менялась. Есть план противоэпизоотических мероприятий. Главный принцип что у медработников,
что у нас – не навредить. Разве что мы не даем всем известную клятву Гиппократа. Она у нас должна быть в крови (улыбается). Этот план ежегодно меняется, и работать легче не становится. Интенсификация животноводства заставляет увеличивать поголовье КРС, свиней, птицы. Растут и объемы продовольствия от молока до мяса виноградных улиток. Вся эта продукция подвластна Госветнадзору. Время летоисчисления с приходом в ветстанцию у меня поменялось. Календарный год начинается не первого января, а с начала четвертой недели ноября – сразу же после Дня работников сельского хозяйства. Мы информируем комитет по сельскому хозяйству и продовольствию облисполкома о том, сколько, к примеру, допущено инфекционных заболеваний свиней, коров, сколько пресечено нарушений, выдано предписаний, заведено административных дел. А падеж скота происходит не только по причине халатного отношения работника фермы или инфекционного заболевания. Интенсификация отрасли требует определенных потерь. Как красота – жертв. Но несмотря на это, наряду с другими районами области имеем довольно низкий показатель выбытия как КРС, так и свиней, птицы.
– Чья в этом заслуга?
– Она, как говорят в медицине, комплексная. В хозяйстве есть связка: агроном, который посеял травы, зоотехник, который заложил качественный корм, и врач, который вовремя предупредил возможное заболевание. Это их заслуга. Ветеринарная служба района в силу своей специфики не занимается работой на местах, мы ее координируем. По специальным вопросам ветврачи хозяйств подведомственны нам. Оказываем им методологическую и практическую помощь, если того требуют время и сами специалисты.
– А без тревожного сигнала с мест можете нагрянуть?
– Об этом никого не предупреждаем. В крайнем случае можем позвонить и попросить открыть ворота на ферму. Люди ведь и с пяти утра работают, недосуг им ждать госветинспектора, который приедет, скажем, когда ему удобно. Плана надзорных действий у нас нет. Хотя, полагаю, в ближайшем будущем он появится. Есть указания по строгой эпизоотической обстановке от Министерства сельского хозяйства и продовольствия, Департамента ветеринарного продовольственного надзора. Раз в неделю мы обязаны посещать свинокомплексы. – Это связано с АЧС?
– Конечно. Африканская чума свиней никому не дает покоя в мире. Проблема более чем серьезная. Посетив объект, ты должен проверить, как следят там за обстановкой. Потом приехать и проследить, как мои сотрудники поработали. Чтобы не дали кому-то поблажки. Считаю важным без составления протокола, предписания достучаться до сознания человека. Пусть он сам осознает последствия своей беспечности. Нельзя на одну ступень поставить, скажем, землетрясение и человеческую халатность. И допустить, чтобы они имели одинаковые последствия. Надо четко понимать, что одним грязным сапогом ты можешь погубить всё свинопоголовье. А подвержен ли человеческий организм этому недугу? Нет сегодня такой информации. Но мы знаем, что любой вирус, проникая в организм, ищет орган, в котором ему удобно размножаться, выделять какие-то продукты жизнедеятельности. Положим, тот ему не понравился и вирус погиб, оставил продукты разложения и вышел из организма. Но где-то же он наследит. Африканская чума появилась вчера? Нет. Онкологические заболевания только из-за чернобыльской катастрофы? Навряд ли. Вот почему я не хочу, чтобы подцепивший вирус чей-то невинный сапог или наличие свиней в частном секторе у тех, кто не должен их иметь, привели к большой беде. Говорил и говорю, что любой вирус переносится человеческой глупостью и ничем иным.
– По весне вы как-то заметили, что самым распространенным и опасным заболеванием среди животных является бешенство. Ничего не изменилось?
– Страшное инфекционное заболевание. Благо летальных исходов немного. Прибегает мама с заплаканным ребенком. Спрашиваю: что случилось? Собачка, говорит, укусила. По деревне бегает, беспризорная. Сынок ее просто погладил… Любой зоозащитник заканчивается там, где начинается прививка от бешенства. Так и любовь к бездомному животному заканчивается тогда, когда человек наносит себе вред.
– Достаточно ли специалистов в штате ветстанции, чтобы держать под контролем уровень эпизоотических угроз?
– Весь коллектив в настоящее время насчитывает 58 штатных единиц. Был переломный момент, когда года два-три назад нам их добавили. Время этого потребовало. И дело не в болезнях, а в необходимости ведения контроля и надзора. Сегодня без госветинспектора мясоперерабатывающее предприятие не отгрузит продукцию на экспорт. И не важно, в выходной день или ночью, но наш специалист
Ветврач-радиолог Анна Тарковская за работой.
должен там быть. У нас есть лаборатория ветсанэкспертизы на рынке Скиделя, ветлечебница, обслуживающая город и прилегающую к нему зону агрогородков Озеры, Обухово, Сопоцкинская ветлечебница. Но я бы еще не отказался от однойдвух. Что касается профессионализма специалистов, то порой один толковый способен заменить двух-трех.
Мы знаем, что любой вирус, проникая в организм, ищет орган, в котором ему удобно размножаться, выделять какието продукты жизнедеятельности. Положим, тот ему не понравился и вирус погиб, оставил продукты разложения и вышел из организма. Но где-то же он наследит.
– Вас ведь и среди ночи могут поднять в случае ЧП?
– Разумеется. Мне или заместителю могут сообщить, что на трассе М6 сбили косулю. Садись и в путь. Должен освидетельствовать факт ненасильственной смерти животного и распорядиться, куда пойдет его туша: в утиль, на корм охотничьим собакам, а может, надо на мясокомбинат быстренько везти и дорезать бедолагу, чтобы не мучился. За неделю до десяти случаев всякого рода нештатных ситуаций происходит.
– Что-то там с норками неладное творится за рубежом. Вы в курсе?
– История случилась в Дании. В нее сильно не вникал. Знаю только, что норка всегда была переносчицей коронавируса. Дания – крупнейший производитель пушнины. И вдруг работники тамошних зверохозяйств начали болеть. Обнаружился тот же вирус, что и у человека. Приняли решение пустить под нож норку. Вырезали неимоверное количество. Недели две назад слышу по «Евроньюс» от датского специалиста: «Нам очень жаль, но мы были не правы».
– Поспешили?
– И очень. К тому же проблему это не решило. С норкой в хозяйстве покончили, а что в лесах мало этих зверьков? И потом, если есть вирус у норки, то почему бы ему не быть у куницы, соболя, ласки, хорька? Мы не знаем, где этот окаянный вирус сидит в дикой природе. С бешенством как-то более-менее понятно, с АЧС – тоже, как и с трихинеллезом. Летом проводили лабораторные исследования наших озерских норок на предмет выявления у них ковида. Произвели отбор проб. Отправили в Минск. Опасения не подтвердились. Зверохозяйство может беспокоить лишь то, что за рубеж в связи с пандемией не съездишь за свежим генетическим материалом для нашей норки. Если станем свою со своей скрещивать, потеряем породу – не добьемся качества шерсти, цвета. А значит, ничего не отправим и на Скандинавский аукцион в феврале. Так что с норкой пока большая загвоздка.
– Но неужели пушнина в такие мягкие зимы пользуется спросом?
– А чего ж ей не пользоваться? В странах Северной Европы ходят в шубах. В Советском Союзе шуба была показателем достатка. Она как красивый таллинский сервиз. Ты можешь ее не носить, но она у тебя есть. Своего клиента эта отрасль будет иметь. Продукт штучный. Это мы молоко тоннами доим, а шубы единицами продаем.
– Современные технологии коренным образом изменили производственные процессы на молочно-товарных комплексах. Как это отразилось в целом на здоровье той же буренки?
– Как человек верующий скажу так: Бог корову создал не для робота, а чтобы она траву на лугу щипала. Мы же к буренке робота приставили, поставили ее на резиновый пол, в помещение с какими-то надувными шторами на окнах, под кондиционер. Интенсификация отрасли привела к тому, что коровьи ортопедические заболевания сегодня никого не удивляют. Потребуется целый эволюционный виток, чтобы копыта кормилицы перестроились к ходьбе не по земле, не по травке, чтобы желудок ее изменил свою микрофлору после потребления не травы, а силоса и сенажа и не всегда самого высокого качества. Нефизиологично для коровы давать 35 литров молока после первого отела. А хочется так, потому что в прошлом году было 34. Тут важно соблюсти баланс и породность. Уже не завозим аборигенный скот. Хотим от коровы и молока, и телят, а должны чегото одного.
– Нам будет всё трудней продать даже качественный продукт?
– Экспортный потенциал в основном сориентирован на Россию. Но и туда уже тяжело пробиться с нашей качественной продукцией. А палки в колеса сунут всё толще и толще. Отправляем, положим, тушку цыпленка-бройлера первого сорта потрошенную, замороженную. Из России приходит протокол: мол, в вашей курице домашней, не разделанной на части, что-то обнаружено. Но таковую мы не производим. По меньшей мере, странным выглядит в данном случае утверждение, что в ней что-то нехорошее есть. Как это в поговорке: бояре бьются, а у холопов лбы трещат. В качестве этих холопов выступают наши переработчики. А в конкурентоспособности белорусской продукции я не сомневаюсь.