РАЗМЫШЛЕНИЯ НИКОЛАЯ НАСИБОВА
Николая Насибова
Николай Насибов — внук известного на весь мир азербайджанского жокея, многократного чемпиона Европы и победителя более сотни международных конных соревнований Николая (Насиба) Насибова. Но он не пошел по стопам деда, а выбрал собственный путь. «Размышления о жизни» — название постоянной экспозиции его картин в одной из московских галерей. О своем стремительном взлете в искусстве, философском содержании своих картин и своем легендарном деде Николай-младший рассказал в интервью журналу The M.O.S.T.
The M.O.S.T.: Вы начали писать картины сравнительно недавно — всего пару лет назад. А чем вы занимались до этого?
Николай: Изначально профессионально занимался футболом, играл в «Локомотиве», входил в состав юношеской олимпийской сборной. Свой первый профессиональный контракт подписал в 15 лет. Меня приглашали в британский «Манчестер Юнайтед» и французский «Пари Сен-Жермен». Но в 20 лет после ряда травм с футболом вынужден был закончить. Позднее работал в национальном фонде спорта, занимался частным бизнесом. А потом окончил Московский инженерно-строительный институт и занялся строительством ипподромов — провел масштабную реконструкцию главного ипподрома Кабардино-Балкарии, построил ипподром для Рамзана Кадырова в Чечне. Полтора года проработал заместителем генерального директора ОАО «Росипподромы», но потом мы разошлись во взглядах на дальнейшее развитие компании, и я решил уйти.
The M.O.S.T.: А как вы начали писать картины?
Николай: Еще когда я занимался бизнесом, у меня на столе всегда лежал лист бумаги, на котором я постоянно рисовал разные узоры. Как-то даже нарисовал несколько работ, подарил их друзьям и лет на 10 забыл обо всем этом. А 2015-2016 годы были для меня сложные в плане здоровья, и после трех реанимаций я начал видеть фрагменты каких-то рисунков, орнаментов, в которых визуализировались мои мысли. И тогда я вспомнил, что когда-то рисовал, купил краски и стал воспроизводить эти орнаменты на холсте. Выкладывал эти работы в Facebook для друзей без какой-либо мысли о том, чтобы заняться живописью всерьез. Но их заметили, и мне позвонили из Центрального дома художника и предложили организовать персональную выставку. Так в июле 2017 года состоялась моя первая выставка и еще одна в ноябре.
The M.O.S.T.: Ваши работы чем-то схожи с работами Джавада Мирджавадова.
Николай: Все профессиональные серьезные художники, которые видели мои работы, сразу говорят, что в них чувствуется восток. Я со многими из них познакомился в Центральном доме художника. И никто не верит, что я непрофессионал. Но я никогда специально не учился живописи. Я просто визуализирую свои мысли.
The M.O.S.T.: За столь короткий срок у вас уже было несколько выставок, ваши картины продаются за десятки тысяч долларов. В чем секрет вашего успеха?
Николай: Нет никакого секрета. Я просто делаю от души то, что мне нравится, то, что я хочу. Я изначально делал это для себя, не с целью заработать. Но и сейчас я никогда не рисую под заказ. Я не могу писать картины, когда мне ставят какие-то ограничения.
The M.O.S.T.: Если не секрет, за сколько была продана ваша самая дорогая картина?
Николай: За 37 тысяч долларов.
The M.O.S.T.: Что для вас самое главное в современном искусстве?
Николай: Я считаю, что современное искусство должно быть, как минимум, красивым. А если оно еще и пробуждает какие-то мысли, то это вообще замечательно. Но, как минимум, оно должно радовать глаз. Иначе незачем его создавать.
The M.O.S.T.: Что вы никогда не нарисуете?
Николай: Никогда не говори «никогда». У меня нет запретных тем, но в то же время я не лезу в чернуху и не считаю нужным кого-то шокировать.
The M.O.S.T.: Есть ли у вас кумиры в сфере живописи?
Николай: Наверное, Василий Кандинский. И даже не потому, что мне нравятся его работы, а за смелось открыть новое никому непонятное направление в период засилия академической живописи. Он, как и Казимир Малевич, решился на это, несмотря на то, что за такое искусство легко было попасть в немилость. Еще Сальвадор Дали — у него вообще все необычно, красиво и с глубоким смыслом.
The M.O.S.T.: На вашем сайте написано: «Все, что изображено на моих картинах, — это мое представление об окружающем мире и мои размышления о разных его аспектах». А каково ваше представление об окружающем мире, если выразить его словами, а не красками?
Николай: Мои картины — это отражение моего внутреннего мира. У меня были переломные жизненные моменты, когда я рисовал сложные темы — смерть, смертные грехи, заповеди. Бывают периоды, когда у меня нет глубоких мыслей, и я рисую что-то легкое, например, пейзаж. Абсолютно все, что к нам приходит — и негативное, и позитивное — нам нужно. Не стоит искать причины. Их просто не найдешь. Все, что дается создателем, нужно принимать и отдавать добром.
The M.O.S.T.: Ваш знаменитый дед как-то повлиял на ваше воспитание?
Николай: В советское время его известность мне только мешала. Все думали, если мой дед — мировая знаменитость, он может оказать мне какую-то протекцию. Глупость несусветная! Он работал в своей сфере, я был футболистом. Чем он мог мне помочь? И строительством ипподромов я занялся случайно. Даже на лошади не сидел ни разу.
The M.O.S.T.: Каким он был в семье?
Николай: Он был полностью погружен в свою работу. Был жестким человеком, учил все делать на максимуме физических и моральных возможностей. Всегда говорил мне: «Сделай все, что сможешь, а там будь что будет».
The M.O.S.T.: Ваш дед был одним из великих людей Азербайджана. А вы чувствуете в себе какие-то азербайджанские корни?
Николай: Конечно. И в смысле темперамента, и в творчестве — профессионалы замечают, что у меня преобладают восточные орнаменты. Восточная тема, она в крови, от нее никуда не деться.
The M.O.S.T.: В Азербайджане бывали?
Николай: Нет. Хотя всегда хотел поехать. Еще когда занимался футболом, была идея поехать в бакинский футбольный интернат вместе с моим товарищем по юношеской сборной Димой Крамаренко, чей отец тогда играл за «Нефтчи». Но в последний момент поездка сорвалась. Позднее, когда уже занимался ипподромами, вел переговоры по поводу строительства ипподрома в Баку. Но тоже не получилось. Хотя построить ипподром именно в Азербайджане — моя мечта.
The M.O.S.T.: А родственники какие-то остались в Азербайджане?
Николай: Нет. Отца моего деда репрессировали и расстреляли в 30-х годах, вскоре после этого умерла и прабабушка. В результате мой дед и его два брата стали беспризорниками. Старший позднее погиб во время Великой Отечественной, моего деда подобрали добрые люди на каких-то пастбищах, а третьего брата забрали дальние родственники. С ним мой дед иногда общался. Но где его семья сейчас, я не знаю.
The M.O.S.T.: И последний вопрос. В названиях ваших картин часто встречается слово «счастье»: «Счастье», «Путь к счастью», «Концепция счастья», «Счастье на побережье». Что для вас счастье?
Николай: Наверное, любовь. Это самое настоящее чувство. Сейчас все чересчур материализовано, и говорить о любви стало немодно. Но все равно все ее ищут, даже если этого не признают. На самом деле, если тебя ничего не будоражит внутри, все остальное не имеет никакого смысла.