ФИЛИПП КОПАЧЕВСКИЙ: ЧЕЛОВЕК НАСТРОЕНИЯ

Я — человек настроения

«Мое знакомство с Баку началось в 2007 году. Помнится, я с благодарностью принял предложение выступить в этом чудесном городе в рамках I Международного музыкального фестиваля имени Мстислава Ростроповича. С тех пор я полюбил Баку, который неизменно дарит встречи с благодарными слушателями и замеча

тельными музыкантами».

Искренность такого признания Филиппа Копачевского в любви к Баку и бакинцам не подлежит сомнению. Но эта любовь уже давно стала взаимной. Афиши, возвещающие о выступлении этого яркого пианиста-интеллектуала, вызывают

неизменный интерес поклонников высокого искусства.

22 февраля текущего года Ф.Копачевский отметил свой 30-летний юбилей, к которому подошел с вызывающими уважение творческими достижениями. Лауреат восьми международных конкурсов, в том числе таких престижных, как X международный конкурс пианистов имени Шуберта (Германия), конкурса Le Muce (Италия), конкурса имени Владимира Крайнева (Украина), XV международного конкурса имени Хосе Итурби (Испания). Копачевский — солист Московской государствен

ной академической филармонии, участник программы «Звезды XXI века». Филипп открыт новациям. Он с удовольствием принимает приглашения принять участие в уникальных в своем роде творческих проектах, постоянно пополняет свой репертуар произведениями, написанными в разных стилях на необозримом временном пространстве. Несмотря на жесткий график, Филипп любезно согла

сился на интервью, которое мы представляем вниманию наших читателей.

The M.O.S.T.: Филипп, ваши последние по времени выступления в Баку демонстрируют широту творческих интересов. Пятый концерт для фортепиано с симфоническим оркестром Бетховена, Второй концерт Шостаковича, сольная программа, включающая произведения Шумана, Шопена, Рахманинова — вы не повторяетесь, и это тоже вызывает к вам, как к исполнителю, уважение.

Филипп: Тоже? The M.O.S.T.: Да, я ведь еще не говорила о вашем исполнительском профессионализме, что, согласитесь, первостепенно. Гастролеры с сольными концертами — не часто встречающийся факт. А ваше сольное выступление в Мугамном центре отличалось изысканностью как программного, так и интерпретационного решений. «Высокая простота» — как-то сразу родилась оценка отмеченного выше концерта.

Филипп: Высокая простота? Такого определения еще никто не давал… The M.O.S.T.: Акцент сделан на слове «высокая», которое привносит в понятие «простота» совершенно новый глубокий смысл. В вашем исполнении нет никаких, так сказать, «излишеств» — надуманных ломанных темпов, откровенно завышенных эмоциональных нагнетаний, всевозможных «предыханий» и прочего.

Филипп: Комментировать сказанное вами сложно, так как очень тяжело судить себя. Человек, с одной стороны — самый строгий для себя судья, так как слишком хорошо знает свои плюсы и минусы. Но с другой — и самокритика, и бахвальство не могут соответствовать действительности. Как оценить свою игру, если я всегда играю так, как чувствую? А это значит, что в исполнении того или иного сочинения нет устоявшейся интерпретационной концепции. Причины тому могут быть самые разные. С уверенностью могу сказать: когда речь идет об игре на фортепиано, я — человек настроения, что, конечно же, отражается на трактовке исполняемой программы. Повторений нет и не может быть.

The M.O.S.T.: «Здесь, сегодня, сейчас»…

Филипп: Вот именно. А иначе, зачем слушателю ходить на концерты? Можно купить пластинку, диск и наслаждаться звучанием музыки, которое со временем станет привычным, хорошо знакомым во всех отношениях. Но истинные любители и знатоки музыкального искусства приходят в концертные залы, как сейчас говорят, за драйвом, ощутить который куда приятнее в живом звуке. The M.O.S.T.: Волнение, пусть легкий, подсознательный, но страх перед выступлением — никто ведь не застрахован от так называемого «человеческого фактора». Отступают ли такие эмоции перед сложившейся со временем привычкой выхода на сцену?

Филипп: Кто-то считает, что предконцертные волнения происходят из-за «интерпретации», но это лукавство, не более того. Потому что на сцене все, как в жизни, волнуются об обыденных вещах: забыть нотный текст, зацепить другую ноту, разойтись с оркестром и так далее. Как справиться с поставленными задачами? Конкретных рецептов нет, но, к счастью, срабатывает инстинкт самосохранения, переведенный на исполнительский язык. В тоже время, я знаю музыкантов, которые действительно не испытывают сценического волнения. Но человеческий фактор (в том смысле, о котором вы говорили) — вещь непредсказуемая.

Если вам интересно мое мнение, что бы ни говорили, но перед выходом на сцену волнение даже полезно, ведь каждый концерт для исполнителя — событие, и пока он так считает и чувствует, аудитория тоже будет воспринимать его концертное исполнение как событие. The M.O.S.T.: Хочу все же вступиться за «интерпретацию» — звучит, согласитесь, красиво…

Филипп: Если вы о «лукавстве», то это исключительно в преподнесенном чуть ранее контексте. Расскажу вам жизненную историю. Общеизвестный факт — гениальный композитор и пианист Роберт Шуман отличался неустойчивой психикой. В его жизни было немало переживаний, эмоциональный фон которых «спровоцировал» создание выдающихся творений, говорящих о внутреннем надломе композитора, его тоске.

Среди них «Гейстер вариации» — одно из последних произведений Шумана, не пользующееся особой популярностью у исполнителей. В основе «Вариаций» лежит простая песенная тема, развитие которой направлено на усложнение музыкального языка. Возникает вопрос: почему произведение выбивается из единого стиля? Ответ на этот вопрос надо искать в состоянии самого Шумана, который написал «Вариации» после попытки самоубийства и выхода из больницы для душевнобольных. Шуман рассказывал, что тему «Вариаций» он услышал от ангелов, снизошедших к нему в образах композиторов-романтиков Франца Шуберта и Феликса Мендельсона. Затуманенное сознание Шумана не позволяло ему вспомнить, что до попытки самоубийства, он использовал эту тему в Скрипичном концерте, история создания которого тесно переплетается с «Гейстер вариациями».

Знакомство с судьбой Шумана помогло мне на чувственном уровне пережить то состояние, которое испытывал композитор при написании этого сочинения. Обретенное понимание многое определило для меня в интерпретации «Вариаций». А обнародование столь волнующего биографического факта из жизни композитора приоткрыло завесу непонимания, вызвав активный интерес к произведению со стороны широкой аудитории. The M.O.S.T.: То, о чем вы говорите, — творческий подход к раскрытию музыкального замысла произведения, допускающего, по всей вероятности, множество решений. В связи с этим, возможен ли интерпретационный плагиат? Ведь многие педагоги ориентируют своих учеников на «копирование» чьей-то понравившейся манеры исполнения.

Филипп: Такое подражание не родит настоящего. Да и вряд ли ученики смогут сыграть так, как играют великие. Необходимо правильно расставлять акценты: слушание профессионального исполнителя должно быть ориентировано на изучение мастерства.

В моей жизни было немало концертирующих педагогов, я ведь учился в Московской консерватории в классе профессора Сергея Леонидовича Доренского — блистательного педагога и пианиста, великого человека, который, к сожалению, покинул этот мир 26 февраля.

Денис Мацуев, Николай Луганский, Андрей Писарев, Вадим Руденко, Екатерина Мечетина — далеко не полный перечень громких, признанных в мире воспитанников Доренского, каждый из которых отличается яркой индивидуальностью. Сергей Леонидович позволял каждому из нас оставаться самим собой.

Почему мы постоянно возвращаемся к школам Генриха Нейгауза, Александра Гольденвейзера, Григория Гинзбурга? Да потому что здесь речь идет об успешных музыкально-педагогических методиках, вобравших в себя наиболее жизнеспособные, устойчивые компоненты. Конечно же, я слушал и продолжаю слушать музыку, но с уверенностью могу сказать, что ни на чем никогда не «зацикливался». Возможно, такая свобода от эталонов поначалу происходила на интуитивном уровне, но со временем пришло понимание — даже универсального пианизма недостаточно для полного прочтения авторской идеи, а значит, и для реализации собственного видения и понимания исполняемого произведения. К тому же передать чужие мысли — для этого надо очень и очень постараться. Но однозначно всегда слышно, когда исполнитель делает что-то противное его собственному «я».

Сразу же оговорюсь, сказанное не претендует на «истину в последней инстанции», а отражает лишь мое мнение. Ведь ничего удивительного нет в том, что кто-то, к примеру, с удовольствием играет Бетховена, но не любит и не играет Шопена, или обращается к наследию Брамса, но ему чужд Прокофьев — и таких примеров немало.

The M.O.S.T.: Филипп, а какую музыку играете вы?

Филипп: Ту, которая мне нравится. А ту, что не нравится, не играю. The M.O.S.T.: Подразумевается ли под этим ваша оценка, скажем, качества произведения или…

Филипп: Если я что-то не играю, это не потому, что произведение плохое. Возможно, я его не понимаю, или пока не пришло время обратиться к нему. Я ни в коем случае не хочу вырезать целые пласты музыкальной истории! И если в моем репертуаре пока нет какого-то произведения, то это не значит, что я никогда к нему не обращусь.

Приведу один показательный пример.

Как-то ехали мы в поезде вместе с выдающимся исследователем творчества Дмитрия Шостаковича, экспертом Фонда Ростроповича Манаширом Якубовым. Речь зашла об опере «Пеллеас и Мелизанда» Клода Дебюсси, и Манашир Абрамович признался, что не может слушать эту оперу, но при этом особо подчеркнул: «Сказанное совсем не означает, что произведение плохое. Возможно, именно мне не хватает чего-то для его понимания». Такая корректность достойна уважения, не говоря уже о том, что определенным образом характеризует говорящего. Время и опыт порой меняют приоритеты. The M.O.S.T.: Филипп, вы занимаетесь преподавательской деятельностью?

Филипп: Я не могу иметь свой класс в силу активного концертного графика. У меня нет возможности постоянно заниматься с учениками, с которыми надо быть честным — здесь не должно быть никаких компромиссов! Но всегда готов дать творческий ориентир, поделиться идеями, которые пианисты могли бы дальше развить.

Уверен, самое главное — научить детей думать своей головой, и тогда в консерватории они будут в состоянии переварить большой поток информации, что поможет им обрести навык собственного прочтения исполняемых произведений. Без этого никак нельзя, ведь на концертах, экзаменах педагог за тебя не сыграет. The M.O.S.T.: Какой период профессионального становления наиболее продуктивный для репертуарного накопления?

Филипп: Годы учебы.

The M.O.S.T.: А что потом?

Филипп: Концертная жизнь. В настоящее время так много клише! Чтобы продать билеты на пианиста, исполняющего, к примеру, программу из произведений Шопена, необходимо такой выбор чем-то мотивировать. И тогда появляются анонсы «пианист романтического склада», «один из лучших исполнителей романтической музыки» и тому подобное. Такое клише превращается в некую «визитную карточку», благодаря которой тебя начинают звать именно с шопеновской программой. Так создается ложный «имидж».

Если в году я 10-15 раз играю Второй концерт Рахманинова, это совсем не значит, что в моем репертуаре нет достаточно редко исполняемых произведений, к примеру, Фортепианного концерта Бриттена или Второго концерта для фортепиано с оркестром Дмитрия Шостаковича. Сегодня во всех сферах господствует маркетинг. Концертные организации хорошо разбираются, какая музыка больше востребована публикой, а спрос, как известно, определяет предложение.

Как оценить свою игру, если я всегда играю так, как чувствую? А это значит, что в исполнении того или иного сочинения нет устоявшейся интерпретационной концепции. С уверенностью могу сказать: когда речь идет об игре на фортепиано, я — человек настроения. Повторений нет, и

не может быть.

The M.O.S.T.: Значит ли это, что сегодня многое определяет реклама? Нужна ли она исполнителям?

Филипп: Если человек плохо знаком, к примеру, с классической музыкой, то он нуждается в рассказе о ней. Поэтому часто реклама «заточена» на тех, кто только начинает свой путь в музыку. Но останавливаться на этом нельзя. Если постоянно играть, предположим, Пятый концерт Бетховена — выдающееся произведение, но не играть ничего другого, то слушатель так и не примет Малера, Брукнера и других. Концертные программы должны воспитывать слушателя, вовлекать людей в богатейший мир музыки — невероятно огромное пространство, прикосновение к которому открывает великое таинство! The M.O.S.T.: Достигнув высокого уровня исполнительства, завоевав широкое признание, накопив вызывающий уважение репертуар, вы продолжаете ежедневно заниматься? Можно ли говорить о том, что музыка стала вашим образом жизни?

Филипп: Я ранее говорил, что занимаюсь активной концертной деятельностью, которая обязывает быть в постоянной профессиональной форме. У меня много времени уходит на переезды, поэтому бывают дни, когда на занятия не остается времени. Раз в год недели на две мы с женой позволяем себе отдых, во время которого я вообще не занимаюсь музыкой.

Такой кратковременный перерыв действует благотворно, дарит свежесть восприятия. Есть такое понятие «отложить на время». Когда постоянно чем-то занимаешься, происходит «замыливание» внимания, перестаешь вникать в, казалось бы, мелочи, но так необходимые для создания идеального решения поставленных задач.

Я не сторонник десятичасовых занятий, но когда надо быстро выучить программу, то приходится прибегать к такому марафону. Если же произведение выучено, то зачем заниматься по 10 часов?

А что касается образа жизни, то скорее «да», чем «нет».

The M.O.S.T.: Выбор таких программ за вами?

Филипп: Если предоставляется возможность собственного выбора, то ориентируюсь на несколько факторов, в том числе, на собственные желания и окружение.

The M.O.S.T.: Под окружением надо понимать публику?

Филипп: Именно так. Выходя на сцену, музыкант играет для публики. Не верю, когда говорят, что играют «для себя». Определенная магия сцены заключена именно в присутствии в зале людей. Объяснить происходящее словами невозможно. Идет подсознательная работа мозга. А как важна тишина в зале! Казалось бы, тебя полностью поглощает музыка, но разрушить этот мир просто: зазвенел телефон, застучали каблуки, что-то уронили — и волшебство исчезает. А ведь шедевр может родиться экспромтом — на сцене. The M.O.S.T.: Музыкант — профессия непростая, а концертирующий музыкант, находящийся в постоянных разъездах — и того сложнее. Кто рядом с вами, к кому вы стремитесь всей своей душой?

Филипп: Я счастлив, что рядом со мной моя жена Виктория. В текущем году мы отметим 10-летие нашей совместной жизни. Я действительно всегда стремлюсь домой, где царит уют, где есть взаимопонимание и любовь, где меня ждет супруга и наша маленькая Бэлла — собачка чихуахуа. Познакомились мы с Викторией в Перми. Она приехала в качестве журналиста на мое первое выступление со Спиваковым. Позже я встретил ее в консерватории. Оказалось, что мы учимся на одном курсе. Будучи по профессии музыковедом, она хорошо понимает все перипетии моей работы (отъезды, домашние занятия и прочее). The M.O.S.T.: Присутствие музыкального «уха» дома не мешает вам в занятиях?

Филипп: Присутствие супруги мне только помогает. Ее совет для меня всегда ценен.

The M.O.S.T.: Критикует?

Филипп: И очень строго. Обязательно скажет, если что-то не понравилось на концерте. Лести ненастоящей всегда хватает, а мнение супруги — правдиво и ценно. The M.O.S.T.: Вы часто бываете на гастролях. Простите за любопытство, привозите подарки?

Филипп: Обязательно. Из Баку без пахлавы не уезжаю. По уже сложившейся традиции захожу к Мир Теймуру Мамедову (художник-керамист — прим. авт.) — замечательному мастеру своего дела. Купил чашки его работы. Благо чемодан на этот раз большой. Я в Баку прилетел сразу из Перми, даже домой не успел заехать.

Перед отъездом всегда стараюсь просмотреть прогноз погоды. В Перми было 0 градусов, а в Баку +10, но бакинский ветер уравнивает эти показатели. Знаете, а ведь у вас другой ветер, другой воздух — я чувствую эти отличия.

The M.O.S.T.: А где вам легче дышится?

Филипп: Да мне везде хорошо. Особенно после хорошего концертного выступления. К тому же, с каждым новым приездом в Баку круг общения расширяется, а это большая ценность! На этот раз меня порадовало творческое общение с талантливым дирижером Фуадом Ибрагимовым и коллективом АГАСО имени Узеира Гаджибейли. Совместно мы исполнили Второй концерт для фортепиано с симфоническим оркестром Дмитрия Шостаковича. У нас установился хороший творческий контакт, когда взаимопонимание возникает с полуслова, полувзгляда. Мы мыслим в одном направлении — это так важно для исполнителей!

Баку становится частью моей творческой жизни. Я начал наш разговор с признания в любви этому чудесному городу и на прощание хочу пожелать процветания вашей гостеприимной стране, в которой искусству уделяется столь пристальное внимание. Спасибо!