Полоцкая земля и литва в XIII – первой половине XV века
удК 930.2«18» янина рИЕр. Полоцкая земля и литва в XIII – первой половине XV века. Статья посвящена изучению отношений Полоцкого княжества и Литвы на протяжении XIII – первой половины XV века по данным белорусско-литовских летописей, немецких хроник и собственно полоцких источников. На основе изучения текстов показаны эволюция взаимоотношений, в первую очередь военных, полоцких князей и литовских правителей до падения Киевской Руси и после, причины произошедших в них изменений. Проанализировано место Полоцка в составе нового государства ВКЛ, показана значительная роль местных правителей в великокняжеской иерархии. Ключевые слова: Полоцк, ВКЛ, князь, власть, правитель, союз, хроники, летописи. Yanina RIER. Polotsk and Lithuania in the 13th century – the first half of the 15th century. The article analyzes the relations between the Principality of Polotsk and the Grand Duchy of Lithuania during the 13th – the first half of the 15th centuries using the Belarusian-Lithuanian chronicles, German records and Polotsk written sources. The author shows the evolution of the relations, first of all, between the military, Polotsk dukes and Duchy rulers before the fall of Kievan Rus and after it and the reasons of the changes in the relations. The author examines the role of Polotsk in a new state of the Grand Duchy of Lithuania and shows the important role of the Polotsk dukes in the Grand Duchy hierarchy. Keywords: Polotsk, the Grand Duchy of Lithuania, duke, power, ruler, union, chronicles, records
Полоцк всегда занимал особое место в истории белорусских земель. К сожалению, события XII – начала XIII века ослабили Полоцкое княжество, отодвинув его на политической арене на второй план. До наших дней дошло мало достоверных сведений о городе того времени и его правителях. Территория Киевской Руси тогда представляла собой конгломерат разрозненных княжеств, теряющих свои территории и могущество. Как следствие, информации, касающейся данного исторического периода, мало. Еще меньше сведений можно найти о Полоцке периодa Великого Княжества Литовского.
Тем не менее данные летописей указывают на то, что даже в смутное время этот город представлял собой особое образование, характеризуемое большой политической силой и авторитетом.
К моменту образования Великого Княжества Литовского Полоцк и Литва взаимодействовали уже на протяжении длительного времени. Известно, что еще со второй половины XII века полоцкие князья привлекали литовцев для совместных военных походов. Одним из самых информативных источников в контексте анализа роли полоцких правителей и эволюции их взаимоотношений с будущими правителями Литвы накануне образования ВКЛ является «Хроника Ливонии» Генриха Латвийского. Автор уделяет значительное внимание личности полоцкого князя Владимира, характеризуя его как мудрого и справедливого правителя, талантливого полководца. Так, хронист подчеркивает авторитет, который имел князь в глазах европейского христианского сообщества, например, у епископа Тевтонского ордена, с которым тот не только должен был считаться, но присылал ему дары. Более того, автор «Хроники...» при
меняет к нему европейскую королевскую титулатуру, называя его «королем Полоцка Владимиром». С точки зрения Генриха Латвийского, статус полоцкого правителя равен статусу западноевропейских монархов – королей [1, с. 95].
Кроме того, в источнике содержатся красноречивые свидетельства о даннической зависимости соседних народов, в частности ливов, от Полоцка. Из контекста следует, что полоцкие князья в данное время выступали в военных походах на стороне ливов, оказывая им покровительство как своим данникам. В подтверждение этому можно привести следующую фразу из хроники: «Позднее кое-кто из ливов, упорствуя в коварстве, известили короля полоцкого через гонцов об уроне, понесенном своими, и просили придти на помощь им против тевтонов, пользуясь в особенности временем, пока в Риге оставалось немного людей, а другие уехали с епископом. Слушаясь их зова и советов, король собрал войско со всех концов своего королевства, а также от соседних королей, своих друзей, и с великой храбростью спустился вниз по Двине на корабле. При высадке у Икесколы многие из них были ранены балистариями рыцаря Конрада...» [1, с. 103].
Разумеется, Генрих Латвийский преследовал свои цели при описании данных событий. В частности, он хотел показать, какие потери ливонская церковь несла в те времена от окружавших ее многочисленных языческих племен. Вместе с тем очевидно уважительное отношение хрониста к полоцкому правителю, которое можно объяснить господством христианства на белорусских землях, в частности, Полоцкой земле, а значит – признанием легитимности князя Полоцка как христианского правителя.
Князь Владимир представлен Генрихом Латвийским не только как талантливый полководец, но и удачливый дипломат. Обращаясь к вопросу о даннической повинности ливов от Полоцка, хронист так описывает посольство Лудольфа, по всей видимости, представителя смоленского нобилитета, в Ригу для обсуждения ряда политических и экономических вопросов: «Когда они прибыли в Ригу и изложили желание короля, рижане согласились, и тогда в первый раз был заключен вечный мир между ними и королем, с тем, однако, чтобы королю ежегодно платилась должная дань ливами или за них епископом» [1, с. 158]. Разумеется, это соглашение было достигнуто не только для обеспечения мира на данных землях, но обусловлено более глубокими дипломатическими интересами.
Из текста хроники очевидно также, что, несмотря на договорные отношения Полоцка с литовцами о проведении совместных походов, последние представляли значительную угрозу как для Тевтонского ордена, так и для самих полоцких правителей: «[полоцкий король] послал епископу приглашение прибыть для свидания с ним у Герцикэ, чтобы дать ответ о ливах, бывших данниках короля; чтобы тут же совместно договориться о безопасном плавании купцов по Двине и, возобновив мир, тем легче противостоять литовцам. Во время переговоров две стороны обсуждали не только экономические и дипломатические вопросы, но также проблему христианизации ливов. Епископ, взяв с собой своих людей и короля Владимира, с братьями-рыцарями и старейшинами ливов и лэттов, отправился навстречу королю. С ним шли и купцы на своих кораблях, причем все надели доспе
хи, остерегаясь литовских засад по обоим берегам Двины» [1, с. 180]. Учитывая тот факт, что стороны были вынуждены соединить свои силы для отражения атак воинственных соседей, можно предположить: в это время, а именно в первые десятилетия XIII века между Полоцком и Литвой не было устойчивых договорных отношений, а их совместные военные походы обусловливались взаимными интересами или персональными договоренностями [2, с. 224–225]. Более того, источник неоднократно упоминает военные столкновения между литовцами и войском полоцкого князя. Вместе с тем именно их привлекает Владимир к походу на Ригу в 1216 году: «И понравился королю замысел вероломных, так как он всегда стремился разорить ливонскую церковь, и послал он в Руссию и Литву и созвал большое войско из русских и литовцев» [1, с. 180]. Правда, данный поход так и не состоялся. Когда уже было все к нему готово, князь Владимир внезапно умер. Необходимо подчеркнуть, что в «Хронике...» именно полоцкий правитель выступал инициатором создания совместных союзных сил, состоящих из его дружины, восточных славян-полочан, а также балтов-литовцев.
Таким образом, в начале XIII века Полоцк представлен немецкими хронистами более значимой политической и военной силой, чем литовцы [3, с. 173–174]. Последние являют собой, согласно нарративным источникам, скорее разрозненные военные отряды, нанимаемые полоцким правителем время от времени для совершения военных походов. Полоцкое княжество видится сильным государством, контролирующим не только свои территории, но и coceдние города-колонии.
Ситуация меняется к середине XIII века. После нашествия туменов Хана Батыя на первый план в хрониках выдвигаются литовцы и их правители. Полоцк на какое-то время практически полностью исчезает из поля зрения западноевропейских хронистов. После 1250 года первоочередное внимание ими уделяется уже Миндовгу, а в конце XIII века – Витеню [4, с. 178; 5, с. 10]. Притом анализ памятников белорусско-литовского летописания и других восточнославянских источников позволяет сделать вывод о том, что на протяжении достаточно длительного времени Полоцк продолжал оставаться значительным политическом субъектом в составе ВКЛ, а его правители обладали большим авторитетом.
Таким ценным источником, позволяющим проследить историю взаимоотношений Полоцка и Литвы во второй половине XIII века, являются «Полоцкие грамоты». На основе анализа содержащихся в них документов можно сделать вывод о положении полоцких правителей по отношению к центральной власти государства. Например, в грамоте Герденя от 1263 года о его договоре с магистром Конрадом фон Мандерном и городами Ригой, Полоцком и Витебском Полоцк показан важным политическим субъектом: «Верху того, про ту пакость, што ся в ро | змирьи створило, как им от обою сторону отсту пити, што Руськая земля словеть Полочькая, от тое зе | мли местерю и брат(ь)и его отступит(и) с всею правдою» [6, с. 58].
И, несмотря на то, что и Полоцк, и Витебск признают верховный сюзеренитет Герденя над данными образованиями, налицо их большая политическая самостоятельность [7, с. 9]. Подчеркивается значение города как некой важной силы, а сама Полоцкая земля названа Русской землей и выступает как территориальная целостность, неприкосновенная для Тевтонского ордена [6, с. 9].
Подобная традиция сохраняется и в начале XIV века. В послании великого князя Гедимина «епископам дерптскому, эзельскому, наместнику г. Ревеля, совету г. Риги и всем, кто заключил с ним мирный договор, с жалобами на Тевтонский орден» от 1324 года содержится претензия на разорение земель государства тевтонцами. Полоцкая земля при этом выделяется в отдельную административную единицу, имеющую четкие территориальные границы: «Далее, они вражески разорили Полоцкую землю, захватили и увели людей и коней...» [6, с. 65].
С помощью этих документов можно проследить и динамику полоцколитовских отношений. В грамоте полоц
кого князя Изяслава, написанной между 1264 и 1267 годами, состоящей из двух частей и представляющей собой, по сути, княжеский проект, характеризующий ливонско-литовско-полоцко-витебские взаимоотношения и содержащий некоторые предложения относительно территориальных вопросов, а также экономических связей [7, с. 11]. Следует подчеркнуть, что грамота написана уже от лица правителя Полоцкой земли, который именует себя «князем полоцким» и самостоятельно определяет основные направления торговой и административной политики [6, с. 59]. Его высокий статус в обществе подтверждается также требованием целовать крест – древней традицией полоцких князей, использовавшейся не только при интронизации правителя, но и при принесении присяги на верность, а также при заключении договоров: «На семъ къ мне целовати кр(е)стъ въ правду, любовь имъти и миръ, какъ было при первывхъ княз(е)хъ полочьскых» [6, с. 59].
Показательно в этом отношении также послание полоцкого епископа Якова рижскому пробсту, наместнику архиепископа рижского и совету Риги с просьбой «пропустить в Полоцк хлеб, не чинить препятствий полочанам и вершить справедливый суд по торговым спорам между рижанами и полочанами» [6, с. 60–61].
Написана она была, судя по всему, после перехода Полоцка под власть верховного правителя Литвы, а именно князя Витеня. Здесь не только подтверждается тезис об особых союзнических отношениях между Полоцком и великим князем, но и особый статус полоцкого епископа [7, с. 14]. Он выступает как гарант политических и экономических прав и является духовным и политическим лидером земли, представляя интересы перед великим князем литовским: «А нынъ есмь оувъдалъ любовь ваша правая съ сыномь моимь с Витенемь» [6, с. 61]. Наверняка, такое право признавалось и уважалось литовскими монархами. Отсюда – и бесконфликтность их взаимоотношений. Кроме того, можно выдвинуть предположение, что на данном этапе в Полоцке литовские князья выступали во многом
не как всевластные монархи, а как служилые князья, которые сидели на престоле по приглашению местного населения.
Особое место полоцкого епископа сохраняется и в более позднее время. Так, между 1338 и 1341 годами был заключен договор полочан с ливонским магистром и рижанами о порядке торговли, в котором со стороны Полоцка выступал не только его правитель, князь Глеб, или Наримунт Гедиминович, но и полоцкий епископ Григорий [7, с. 69]. По сути, он является дополнительным гарантом интересов жителей княжества в международных делах, причем наравне с приглашенным на княжение князем. Свидетельством этому может стать наличие двух полоцких печатей, прикрепленных к данному документу. На печати епископа Григория с одной стороны изображена Богородица, а с другой читается кириллическая надпись. На печати «княжа Глебова» – изображение «Погони», всадника, скачущего влево с поднятым копьем, с обратной стороны – надпись на кириллице [7, с. 69].
Показательно, что среди «русских» епископов полоцкий упоминался первым в ВКЛ. Это соответствовало статусу в государстве Полоцкой епархии, которая в XIII – начале XIV века была главной православной епархией в ВКЛ и охватывала территорию северной и центральной Беларуси и соседние земли, кроме Тверского княжества. Ее роль уменьшилась лишь с созданием митрополичьей кафедры в Новогрудке в 1316 году [8, с. 60].
Таким образом, отношения полоцких князей и Литвы в XIII веке прошли определенную политическую эволюцию. Они изменялись в зависимости от военно-политических обстоятельств. С течением времени бывшие данники и сюзерены поменялись ролями. Если в начале столетия полоцкие князья использовали воинственных литовцев в своем войске во время военных конфликтов, то в конце XIII века, после образования ВКЛ, уже литовские князья используют силы последних в своих военных походах.
Тем не менее даже в составе ВКЛ полоцкие князья продолжали пользоваться авторитетом и имели определенное вли
яние, достигаемое, правда, с помощью династических союзов. В Полоцке уже в эпоху Миндовга и его сына Войшелка оказываются подручные из числа литовских князей и местных династов Изяславичей. Финальная же часть этого периода характеризуется использованием Гедимином династических традиций своих соперников – князей Смоленских. Через систему браков и крещение своих детей в православие ему удается не только посадить последних на основные княжения в Полоцкой земле, но и превратить их земли в наследственные владения.
Лавирование Изяславичей между разными великими княжениями привело к тому, что они, признавая сюзеренитет Гедиминовичей, сохраняют часть своих родовых земель. Однако главные политические центры Полоцкой земли – Полоцк и Витебск – окончательно уходят из их рук в состав Великого Княжества Литовского [9, с. 12–14]. Со второй половины 1330-х годов здесь правят сын и внук Гедимина – князья Глеб и Андрей Ольгердовичи, а местные князья Изяславичи, как вассалы Литвы, упоминаются на княжении в Минске и Друцке. Вместе с тем торговое соглашение между ВКЛ и Тевтонским орденом в 1338 году было заключено при участии не только Гедиминовичей и боярства, но и полоцкого епископа [10, с. 67].
Также необходимо отметить, что дискуссионной является и общепризнанная в отечественной историографии дата вхождения Полоцка в состав ВКЛ в результате его захвата в 1307 году. Так, известный белорусский историк заведующий отделом истории Беларуси Средних веков и начала Нового времени Института истории НАН Беларуси В.А. Воронин указывает на то, что эта датировка встречается только в более поздних источниках и не имеет обоснования, что она была заимствована из польских источников и связана с ошибкой перевода. А наиболее вероятной является версия, согласно которой Полоцк вынужденно вошел в состав ВКЛ посредством навязанного ему договора [11, с. 70]. Таким образом, добровольное подчинение, пусть и навязанное, более сильным соседям могло
оказаться меньшим злом по сравнению с их постоянными набегами и агрессией [12, с. 75]. Эта версия, поддержанная российским историком С.В. Полеховым, кажется вполне обоснованной и объясняет многие феномены, связанные с высоким политическим статусом Полоцкой земли в составе ВКЛ, а также идентификацией ее правителей как «великих князей» в последующий период.
Тем не менее борьба за Полоцк не прекратилась и в дальнейшем. В «Новой Прусской хронике» Виганда Марбургского содержатся два сюжета, рассказывающие о борьбе литовских князей за Полоцк. И хотя эти фрагменты не датированы, можно определить время событий по другим источникам (например, хронике Германа из Вартберга, Торуньским анналам) [13, с. 254–258]. Первый из сюжетов относится, скорее всего, к 1379 году и посвящен вокняжению в городе Андрея, старшего сына великого князя литовского Ольгерда. Во втором содержится повествование о походе Скиргайло на Полоцк и его осаде в августе 1381 года. Необходимо подчеркнуть, что данные события были упомянуты еще в нескольких работах по истории ВКЛ и Полоцка русских, белорусских и польских ученых, правда, без ссылки на первоисточник [14, с. 254]. Пересказ первого из приведенных ниже фрагментов содержится в статье немецкого ученого XIX века Ф. Болдта.
Между тем эти фрагменты представляют интерес не только потому, что посвящены эпизодам из политической истории Полоцка: они являются очередным доказательством особого статуса данного города в составе ВКЛ [13, c. 255]. В первом из них магистр по своей воле вмешивается в военный конфликт Полоцка, а во втором литовский князь Скиргайло сам обращается за военной помощью к магистру Ливонского ордена, обещая ему за это отдать «в вечное владение» «небольшую землю». Несомненно, именно сопричастность Ливонского ордена к обоим событиям и послужила причиной их включения в хронику орденского герольда. Скиргайло, поставленный на полоцкий престол своим братом Ягайло во время его междоусобной
борьбы с Кейстутом, вызвал недовольство жителей Полоцка, которые взбунтовались и выразили свое нежелание находиться под властью князя-язычника [14, с. 84].
Показательное описание этого события содержится в «Супрасльской летописи»: «Потомь пакь учинилося великое знамение: князь великии Ягаило даль быль Полтескь брату своему Скиригаилу, и они его не приняли. И князь великии Ягаило послеть рать свою всю литовскую и рускую со братомь своимь, князем Скригаилемь, и к Полоцьку, и оступять город» [15, с. 62]. Данная фраза является ярким примером того, что жители Полоцка обладали значительной независимостью даже в конце XIV века, имели вечевое самоуправление и могли оспорить решение великого князя.
Более того, князь Андрей Полоцкий открыто выступил против Кревской унии, самостоятельно заключил военнополитический союз с Тевтонским орденом. Правда, в результате все равно был разбит Скиргайло. Вместе с тем активная и смелая политика князя свидетельствует о высоком уровне его легитимности как правителя Полоцкой земли: «Некоторое время тому назад говорилось, что королем в Плоскове был сын Ольгерда. Рутены же и подумать не могли, что их королем мог стать язычник, и изгнали его. Потом Скиргайл с великим войском вторгся в Рутению, стремясь силой взять Плосков. Но рутены защищали город, а потому Скиргайл направил послов к ливонскому магистру, обращаясь к нему за помощью и обещая дать небольшую землю в вечное владение ордену и прося поспешить, ибо рутены оказывали ему мощное сопротивление» [16, s. 607].
О высоком статусе князя Андрея свидетельствуют также изданные от его лица документы, сохранившиеся в Полоцких грамотах. Так, в Ленной грамоте ливонскому магистру от 1385 года он просит помощи у Ордена, обещая взамен передачу ряда полоцких земель. В то же время он обосновывает свои права на подобный акт, ссылаясь на волю отца, подтвержденную волей его братьев и зафиксированную в письменной форме: «...Полоцкое королевство, которое наш отец Ольгерд, покойный литовский король, при своей жизни назначил и дал нам, а после смерти отца братья дали и назначили нам, как более явно явствует из открытой грамоты тех же наших братьев, мы даем и назначаем...» [6, с. 74].
Еще более важным в понимании места и роли полоцкого князя в структуре ВКЛ является, на наш взгляд, титул, которым он себя в этом документе называет: «Всем, кто увидит или услышит эту грамоту, Андрей, король полоцкий, шлет привет во Господе вовеки» [6, с. 77]. Таким образом, правитель Полоцка выступает как суверенный правитель.
Необходимо подчеркнуть: несмотря на то, что Андрей Полоцкий идентифицировал себя как верховного правителя по сути суверенного государственного образования, титул его не был официально закрепленным и мог меняться в зависимости от адресата. Наверняка, таким образом он стремился апеллировать к традиции народа, к которому он обращался. Так, уже через год после издания вышеназванной грамоты, а именно в 1386 году в «Послании совету и купцам Риги...», написанном от лица его супруги, он называется «великим князем полоцким» [6,
с. 79]. Именно этот титул встречается в подавляющем большинстве документов в отношении полоцких правителей и его самого. И это демонстрирует преемственность власти в Полоцке, ее высокий статус, ставящий правителя княжества на одну ступень с верховным правителем ВКЛ. Более того, титул распространялся и на супругу князя. В 1386 году именно от лица «супруги великого князя полоцкого Андрея Ольгердовича и ее детей Семена и Ивана» пишется письмо совету Риги и, стоит отметить, скрепляется личной печатью с частично сохранившейся до наших дней надписью: «Печать княгини велико Аньдреевъ О...» [6, с. 80].
Весьма красноречив образ Андрея Ольгердовича, созданный летописцем ВКЛ. Особенно ярко он предстает в «Летописце великих князей литовских». Как известно, первая часть «Летописца…» была создана в 1392 году в момент наиболее напряженных взаимоотношений Витовта и Ягайло с целью обосновать законность прав Витовта на великокняжеский престол. Вторая его часть состоит из кратких известий о политической жизни ВКЛ последней четверти XIV века и посвящена деятельности великого князя Витовта. Продолжение же создано незадолго до неудачной коронации Витовта в 1430 году [8, с. 64–65]. В данном источнике Андрей Ольгердович последовательно именуется полоцким князем, в отличие от Скиргайло, которого такой титулатуры летописец не удостаивает. Эта терминология сохраняется и в актовых источниках того времени, в том числе и в ленной грамоте Скиргайло королю Ягайло, и в грамотах Андрея Ольгердовича Тевтонскому ордену. Андрея называют «великим князем полоцким», «королем Полоцка», а Полоцкую землю – «королевством Полоцким» [8, с. 67–68].
Не менее важно и то, что в сюжетах «Летописца…», связанных с борьбой за Полоцк между Скиргайло и Андреем, содержится яркое свидетельство о сохранении роли вече и вечевых порядков в Полоцкой земле в рассматриваемый период времени. Полочане не только демонстрируют неподчинение князю Скиргайло, но и изгоняют его [8, с. 70].
Высокий статус в Полоцке получил правитель Мстиславского княжества Семен Лугвень, служивший на протяжении нескольких десятилетий Витовту, а после его смерти – несколько месяцев великому князю Свидригайло. Он стал одним из самых известных полоцких правителей данного периода времени и, несомненно, обладал значительной властью и самостоятельностью. Показательно в этом отношении послание 1394–1396 годов полоцкого наместника и жителей совету г. Риги с предложением подтвердить мир, заключенный ранее князем Семеном Лугвенем [7, с. 47]. Тот факт, что полоцкий князь мог самостоятельно заключать договор с Ригой, несомненно, говорит о его высоком статусе в ВКЛ, а также определенной самостоятельности в проведении политики Полоцка. Это отчасти подтверждает и тезис о призвании князей на княжение в Полоцке в качестве правителей удельных княжеств, а также их договорные отношения с верховными правителями ВКЛ, основанные на понятиях «службы» и «дружбы».
Обычно Семена Лугвеня называют наместником, отрицая, что он титуловался великим князем полоцким [8, с. 65, 70]. Это глубоко ошибочное мнение. Свидетельством высокого статуса может служить его самоидентификация в качестве «великого князя полоцкого», нашедшая отражение в легенде печати, с помощью которой правитель скреплял выходившие из полоцкой княжеской канцелярии документы. На лицевой стороне ее изображен скачущий вправо всадник в островерхом шлеме, с копьем в направленной вверх левой руке, а с обратной – надпись: «Печать князя великого Семиона Полоцкого» [7, с. 49]. Наличие такой печати позволяет утверждать: полочане воспринимали Семена Лугвеня не просто как мстиславского князя, а в качестве великого князя полоцкого. Именно Семен Лугвень, основатель династии мстиславских князей, является одновременно и последним великим князем полоцким. А это значит, что, во всяком случае, до 1396 года, то есть до назначения в Полоцк наместником Витовта пана Монтигирда, Великое Полоцкое княжество продолжало существовать в
качестве удельного княжества в составе ВКЛ. Об этом весьма красноречиво свидетельствует и факт особых взаимоотношений полочан с великим князем Витовтом. С одной стороны, именно Витовт ликвидировал Полоцкое княжество и начал управлять Полоцкой землей через своих наместников. С другой, в 1392–1396 годах он в качестве компромисса за утрату полочанами статуса удельного княжества закрепил политико-правовые традиции и автономный характер Полоцкой земли привилеем (уставной грамотой). Показательно, что только в 1407 году в полоцкой подтвердительной грамоте Копысского мирного договора Витовт впервые называется полочанами князем литовским и «нашим осподарем». Таким образом, полочане впервые, именуя Витовта «нашим осподарем», полностью признали его власть над своей землей, чего прежде, при других правителях не было никогда, так как у полочан был свой, полоцкий, князь. В дальнейшем полочане, вслед за Витовтом, будут именовать «осподарями полоцкими» только великих князей литовских, а наместников великого князя называть лишь «панами» [8, с. 70–73, 122–124].
Данные факты свидетельствуют не только о высоком статусе, который имел полоцкий правитель в составе ВКЛ, но также подчеркивают всю глубину исторической памяти, которая сохранялась на «русинских» территориях нового государства еще долгое время. По мнению В.А. Воронина, вплоть до XVI века носители полоцкой идентичности продолжали постулировать свой высокий политический статус, отстаивая право на равное положение Полоцка с важнейшими европейскими центрами [11, с. 72]. Это находило отражение не только в самостоятельном заключении договоров на международном уровне, но и в апеллировании к прошлому, в котором Рига была подконтрольна Полоцку, а территория Полоцкой земли являлась важнейшим духовным и культурным центром.
Подводя итог, отметим, что Полоцкое княжество с первых этапов формирования ВКЛ стояло на особенных позициях по сравнению с остальными землями Руси, ставшими составной частью нового государства. Оно воспринималось современниками наиболее ценным, вероятно, основанным на традиции, владением, хоть и вошедшим с определенными оговорками в состав ВКЛ, но не потерявшим при этом своего могущества. С князьями Полоцка приходилось считаться не только новым литовским правителям, их признавали западные соседи. Несомненно, что причину данного феномена нужно искать в глубокой исторической традиции, восприятии Полоцка населением белорусских земель как истинного культурного и административного центра, известного со «старины», а его правителей – своими защитниками.