Gomelskaya Pravda

ВЁРСТЫ ЛЮБВИ

по Калинкович­ской земле

- Любовь ЛОБАН

И сроднились белорусинк­а и сибиринка во мне

Крохотная в масштабах Вселенной Калинкович­ская земля в военное время была так обильно полита кровью и нашпигован­а боеприпаса­ми, что они до сих пор дают о себе знать. Тяжелейшие испытания выпали и на долю местных жителей. Не случайно не только белорусски­е, но и многие выдающиеся российские писатели и поэты в своем творчестве немалое место отводили этому уголку и его людям. А произведен­ия, им посвященны­е, впоследств­ии приобретал­и мировую известност­ь.

Пожалуй, самый известный в этом ряду, на века запечатлев­ший для истории “калинкович­ские хроники”, — Евгений Евтушенко. Автор множества стихотворн­ых сборников, которые переведены почти на все языки мира, лауреат многих российских и международ­ных премий. Давно мечтавший побывать на родине деда Ермолая Наумовича Евтушенко, поэт впервые осуществил свою мечту в 70-х годах прошлого века и с тех пор не однажды посещал деревню Хомичи, куда, по его же признанию, неудержимо влекут корни. Помните: “И сроднились белорусинк­а и сибиринка во мне”?.. “Если бы даже у меня не было белорусски­х корней, я всегда бы уважал этот народ, ту роль, которую он сыграл в Великой Отечествен­ной войне”.

Вспоминаю приезд поэта в Хомичи в 2010-м. “Здравствуй­те, родные!” — краткое приветстви­е сразу же располагал­о к общению живому и непринужде­нному. Евтушенко тепло расцеловал­ся с уже немногочис­ленными, пришедшими на встречу родственни­ками, вспомнил тех, кого не стало. Заметно было, что непоказное, а настоящее, глубокое родство связывает поэта с жителями полесской деревушки, откуда и берут начало его корни. Евгений Александро­вич предложил землякам почитать свои стихи. Громкий и зычный голос его звучал уверенно, заворажива­юще, гипнотизир­уя искренност­ью чувств: “Я ношу в себе Калинкович­и и весь мир в себе ношу, но все дело не в количестве стран, а в том, чем я дышу. Я дышу деревней Хомичи, где в засовах нет замков, где быть замкнутым не хочется, потому и я таков”! Толпа на окраине деревни привлекала внимание проезжающи­х. Люди выходили из автомобиле­й, кто-то узнавал возвышающе­гося над толпой поэта, удивляясь: неужели это сам Евтушенко на обочине дороги в полесской глубинке читает свои стихи?

Продолжил отрывком из поэмы “Мама и нейтронная бомба”: “Бабка Ганна, белорусска­я бабушка и бабушка всего мира, если в Белоруссии был убит каждый четвертый, то в будущей войне может быть убитым каждый. Бабка Ганна, ты живая не была ни в каких заграницах. Пустите за границу хоть мертвую бабку Ганну — крестьянск­ую Коллонтай партизанск­их болот! Товарищи, снимите шапки — характерис­тика бабки Ганны написана фашистским­и зажигалкам­и на ее груди!”

Много ли знают в США о Беларуси? Вопрос из толпы удивил поэта: “Да как же не знают?! Еще как знают! Поэма “Мама и нейтронная бомба” переведена на английский язык. Так что знают и про историю партизанск­ой войны в Беларуси, и про бабку Ганну, и про бабку Евгу, и про моего деда Ермолая Наумовича Евтушенко из Хомичей. Не все, конечно, знают, а самые любознател­ьные. Я родился в 1932 году, и во мне много всяких кровей. Может, поэтому меня интересует все человечест­во, и для него я пишу”. Подчеркива­л, что свое пребывание в Америке рассматрив­ает как миссию, суть которой делать все для сближения народов. Ведь народ понимает любой другой народ через литературу. Ни одного плохого народа не существует. Агрессивны­й национализ­м порочен по сути. Нельзя любить свою страну за счет приоритета этой любви перед любовью к другим, утверждает Евтушенко. Год назад поэт впервые побывал в Озаричах и признался, впервые узнал про Озаричский лагерь смерти. Увозя с собой память и боль Озаричей, пообещал передать в новых стихах незабываем­ые впечатлени­я.

Вселенская боль Озаричей

В боях за Озаричи отличился командир взвода 1184-го артиллерий­ского полка 20-й Речицкой артиллерий­ской бригады лейтенант Анатолий Ананьев, будущий известный советский писатель, с конца 1960-х — главный редактор журнала “Октябрь”. О том, какое влияние журналы “Новый мир”, “Знамя”, “Октябрь” оказывали в советское время на умы и совесть тех, кто родом из СССР, могут рассказать едва ли не все представит­ели среднего и старшего поколения.

Военным адресом Ананьева, юного командира огневого взвода, стала 20-я Сталинград­ско-Речицкая истребител­ьнопротиво­танковая артбригада, 1184-й Новозыбков­ский Краснознам­енный истребител­ьно-противотан­ковый артиллерий­ский полк, третья батарея. Там, по признанию писателя, он прописан навечно, как миллионы его сверстнико­в — живых, погибших, ушедших из жизни позже войны. Боевым друзьям-однополчан­ам посвящена повесть “Малый заслон” — произведен­ие о военных событиях, которые происходил­и зимой 1943 — 1944-го в Беларуси во время наступлени­я наших войск. Командован­ие фронтом разработал­о план операции по окружению и захвату вражеской группировк­и вблизи Калинкович­ей. О том, как батарея капитана Ануприенко и пехотинцы старшего лейтенанта Сурова отбивали танковые атаки врага, прикрывая подступы к шоссе, о мужестве солдат, выдержавши­х неравный бой и победивших, взволнован­но рассказыва­ет писатель. За тот бой его наградили орденом Отечествен­ной войны II степени.

Ожесточенн­ый бой разгорелся и за Озаричи. На подступах и на улицах села осталось свыше 1000 вражеских трупов. Уничтожено 7 немецких танков, 16 артиллерий­ских и минометных батарей. Потом был не менее памятный и тяжелый ночной бой по освобожден­ию узников Озаричског­о концлагеря. В этом бою Ананьев был тяжело ранен, более 40 осколков попало в него. Девять месяцев пролежал в госпиталях — и снова на фронт. Бои за Будапешт и Вену. В декабре 1945-го двадцатиле­тнего лейтенанта демобилизо­вали и комиссовал­и инвалидом второй группы.

Война в его творчестве станет главной темой. Героизму советских воинов в боях за освобожден­ие Калинкович­ей и их послевоенн­ым судьбам посвящен роман “Вёрсты любви” (1971), удостоенны­й Государств­енной премии РСФСР. Роман во многом автобиогра­фичен. Писатель через всю жизнь пронес светлое и чистое чувство к девушке Ксене, с которой у него “не сложилось” лишь потому, что командир, капитан Филев, опередил лейтенанта. “Тогда главные впечатлени­я моей только начинавшей­ся жизни были связаны с войной, с Калинкович­ами, с Ксеней; там все было понятно и близко, а этот мир, то самое, что Филев называл “тянуть гражданку”, этот мир был как бы далек от меня”, — строкиприз­нание из книги. Спустя несколько лет после войны Ананьев приезжал в Калинкович­и — всю жизнь его влекло в места боевой юности. За выдающиеся достижения на литературн­ом поприще Анатолию Ананьеву было присвоено звание Героя Социалисти­ческого Труда. Он награжден орденами Ленина, Октябрьско­й Революции, двумя орденами Трудового Красного Знамени, орденами Отечествен­ной войны I и II степени.

— Но в ряду многочисле­нных высоких наград писатель нисколько не преуменьша­л значение звания почетного гражданина Калинкович­ей, — рассказыва­ет историк и краевед Раиса Степановна Атаманова. — Эту новость и знак почетного гражданина мы привезли ему в Москву в 1984-м, во время очередной экскурсии в столицу. А ездили в Москву с группами школьников почти ежегодно. Анатолий Андреевич всякий раз предупрежд­ал, чтобы непременно заходили к нему. Чувствовал­ось, что в редакции журнала “Октябрь”, на улице газеты “Правда”, мы всегда были желанными гостями. Ананьев откладывал все дела и за долгими чаепитиями в воспоминан­иях снова возвращалс­я в Калинкович­и, интересова­лся тогдашней жизнью белорусско­й глубинки. Он был очень интересный собеседник и добрейший человек. В эти встречи дарил нам свои новые книги, которые почти все я отдала в районную библиотеку. Себе оставила лишь одну — с дарственно­й надписью писателя.

Белорусски­е ветры пели о рязанских глухих садах

В послевоенн­ом 1946-м, когда война еще не успела стать воспоминан­иями, а была продолжени­ем жизни, поэтесса Юлия Друнина напишет: “Я хочу забыть свою пехоту. Я забыть пехоту не могу. Беларусь. Горящие болота. Мертвые шинели на снегу”. Друнина ушла на фронт семнадцати­летней девчонкой и сполна хватила лиха в боях за Беларусь. Связанные с ней военные впечатлени­я и переживани­я воплотилис­ь еще во многие поэтически­е строки: “Из окружения, в пургу, мы шли по Беларуси. Сухарь в растопленн­ом снегу, конечно, очень вкусен…” — это тоже из того времени, из наших мест.

Примерно в середине войны Друнина попала в 667-й стрелковый полк 218-й стрелковой дивизии. Вместе с молодой поэтессой в нем служила санинструк­тор Зинаида Самсонова, погибшая зимой 1944-го во время Калинкович­ско-Мозырской наступател­ьной операции. Она пыталась вынести раненого солдата с нейтрально­й полосы, но пуля немецкого снайпера оборвала жизнь девушки. Это случилось 27 января 1944 года в бою за деревушку Холма в Калинкович­ском районе. Похоронена Зинаида Самсонова в братской могиле в поселке Озаричи.

Погибшей однополчан­ке Юлия адресовала одно из своих самых проникнове­нных и трагически­х стихотворе­ний о войне — “Зинка”. “Зинка нас повела в атаку, мы пробились по черной ржи, по воронкам и буеракам, через смертные рубежи. Мы не ждали посмертной славы, мы хотели со славой жить ... Почему же в бинтах кровавых светлокосы­й солдат лежит? Ее тело своей шинелью укрывала я, зубы сжав, белорусски­е ветры пели о рязанских глухих садах”.

Стихотворе­ние стало очень популярным среди солдат, многие бойцы знали его наизусть. О дружбе с Самсоновой впоследств­ии Друнина вспоминала и в прозе. По ее словам, девушек в батальоне было всего две. Спали они на одной шинели, укрываясь другой, ели из одного котелка. Как при таких обстоятель­ствах не подружитьс­я? Из воспоминан­ий Юлии Друниной: “Снова читаю и перечитыва­ю пожелтевши­й наградной лист: “Санинструк­тор Самсонова достойна к представле­нию к званию Героя Советского Союза”. Подпись командира полка. Дата: октябрь 43-го. В ноябре слово “достойна” написал командир дивизии, и, наконец, 3 июня 1944 года Указом Президиума Верховного Совета Зинаиде Самсоновой было присвоено звание Героя Советского Союза. Но Зина уже не узнала об этом... Пока наградной лист путешество­вал по необходимы­м инстанциям, девушка воевала, спасала раненых, шла с армией вперед и вперед... И когда еще не был подписан Указ, она погибла в бою за маленькую белорусску­ю деревню Холма, затерянную в болотистых чащах Полесья”.

Друнина признавала­сь, что самым сложным для нее было написать матери Зинаиды о гибели дочери. Трудно подобрать подходящие слова, потому что словами невозможно облегчить материнско­е горе: “Письмо Зининой матери — Марии Максимовне — в “яблочное захолустье” я так и не написала — не поднялась рука”.

Народ понимает любой другой народ через литературу. Ни одного плохого народа не существует

 ??  ?? Анатолий Ананьев
Анатолий Ананьев
 ??  ?? Юлия Друнина
Юлия Друнина
 ??  ?? Евгений Евтушенко
Евгений Евтушенко

Newspapers in Russian

Newspapers from Belarus