“Пионеры” ракетных войск
Командир 33-й ракетной дивизии Евгений Бородунов рассказал нашему корреспонденту, как “Пионеры” держали в страхе Америку, какой подарок ракетчики сделали на день рождения Брежневу и о ночной прогулке с Машеровым
В марте 2018-го ветераны 33-й гвардейской Свирской Краснознаменной, орденов Суворова, Кутузова и Александра Невского ракетной дивизии отмечали 75-летний юбилей прославленного войскового соединения. В разные годы оно называлось 7-й минометной бригадой, 15-й инженерной бригадой РВГК, а с 1960 года — 33-й ракетной дивизией с гарнизоном в Мозыре. В те годы шло становление ракетных войск стратегического назначения СССР. Позже 33-й дивизии первой доверят осваивать новейшее и сложнейшее оружие. Генераллейтенант в отставке Евгений Бородунов командовал дивизией с 1974 по 1980 год. По его биографии можно изучать историю развития РВСН.
— Евгений Семенович, как вы восприняли новое назначение в 1974-м и как оценивали тогда учебный и боевой потенциал дивизии?
— В 1974 году я служил заместителем командира дивизии в Первомайске Николаевской области на Украине. Командир вызвал меня после звонка из Москвы: мне предложили командование дивизией в Мозыре — там планируют осваивать какое-то новшество. Какое именно, никто из нас еще не знал. Вот так я и поехал. К тому времени в 33-й дивизии вдвое сократили имевшееся на вооружении количество ракет средней дальности Р-12. Соответственно по минимуму велось снабжение, финансирование. К приему нового комплекса тогда еще никакой особой подготовки заметно не было.
— Ваше назначение было связано с освоением нового ракетного комплекса “Пионер?” Почему для этого была выбрана именно Мозырская дивизия?
— По поводу моего тогдашнего назначения конкретно мне никто из командования ничего не сказал. Но я в ракетных войсках с 1954 года, и прежде приходилось иметь дело со всеми комплексами, знал их хорошо, умел обходиться. В конце 1974-го прибыл в Мозырь, а в марте 1975-го после проверки боевой готовности приехал главнокомандующий ракетными войсками Владимир Федорович Толубко. По сути дела, новый передвижной комплекс ракет средней дальности “Пионер” уже был готов, завершались его промышленные испытания. Главнокомандующий должен был решить на месте, принимать ли его и куда ставить. Мы долго совещались, пока созрело решение: надо принимать. Это обосновывалось прежде всего тем, что наш вероятный противник — США — на тот момент не имел оружия, способного противостоять “Пионеру”. Но предстояло очень многое изменить. Все делалось в строжайшей секретности. Американцы тогда по меньшей мере лет на пять отставали от нас. Мы поставили комплекс на боевое дежурство в 1976-м, а они узнали об этом спустя два года. Тогда мировая пресса подняла переполох, мол, русские сотрут с лица земли всю Европу и никто их не остановит. Действительно, Франция, Германия, Испания находились в прицеле наших ракет.
— Какие особенности имел “Пионер?” Потенциальный противник мог наблюдать за пуском ракет, перехватить их, сбить?
— Это был совершенно новый тип стратегического ракетного комплекса на шасси самоходной пусковой установки. Нигде такого в советских войсках, да и во всем мире еще не было. Преимущества перед стационарными имел неоспоримые, мог менять, и притом быстро, место своего пребывания, старта. Допустим, спутник противника засек его на каком-то месте, но пока эти данные передали в центр управления, центр пересчитал координаты пуска своих ракет, проходят часы, а может и сутки. За это время “Пионер” перемещается на новое место. И так снова и снова.
— Какие практические задачи пришлось решать, какие сложности возникали?
— Сложностей было миллион. Большинство вопросов, связанных с приемом на вооружение и постановкой “Пионера” на боевое дежурство, приходилось решать впервые. Особенности войсковой эксплуатации и применения комплекса были не до конца продуманы. К примеру, до этого все ракеты возили незаправленными, без головных термоядерных частей. А тут новая ракета, заправленная топливом, к ней пристыкованы три головные ядерные части, и все это должно перемещаться по территории. Но подвижный комплекс не мог передвигаться по дорогам общего пользования, так как он не проходил по габаритам, а также не мог двигаться по мостам, не рассчитанным на массу нашей техники. Вес ракеты 97 тонн, длина около 20 метров, в диаметре 2,4 метра. Перевозить все это надо на МАЗ-547, который сам по себе очень большой.
Средств, с помощью которых можно было определить реальную грузоподъемность мостов, не было. Большие мосты испытывали так: стояли под ними и слушали, дрожит ли. Второстепенные мосты приходилось укреплять. Проезду мешали и электропровода, по советским ГОСТам высота для проезда — 4,5 метра, но в деревнях, по которым надо было ехать, это сплошь и рядом не соблюдалось. Не было и ангаров, способных принять такие комплексы. Где и как их разместить, чтобы до пуска проходило не час-полтора, а минут пять — тоже вопрос. Еще проблема: ракета могла быть поражена из обычного стрелкового оружия, требовалась надежная охрана. А еще подготовка и переподготовка офицерского состава, солдат. Сложные организационные и инженерные вопросы решались через главнокомандующего РВСН и его заместителей, с помощью руководства республики, области, районов, где дислоцировались ракетные полки.
— Во время службы в БССР вы общались с Петром Мироновичем Машеровым. Какие впечатления остались от этих встреч?
— Первая встреча была в 1975 году в Минске, на подведении итогов совместных белорусско-украинских тактических учений. Итоги подводил маршал Андрей Гречко. Он поинтересовался, какой ущерб обеим республикам был нанесен в ходе учений. Помню, украинцы тогда назвали сумму в несколько миллионов рублей, а Петр Миронович сказал, что Вооруженные Силы страны Белорусской республике ничего не должны. Потом встречались еще много раз. Он много рассказывал о себе. Однажды даже из Калинковичей в Мозырь шли пешком. В Калинковичах Машеров до часу ночи проводил какое-то совещание. Я с первым секретарем обкома Гвоздевым поехал его встречать. Петр Миронович предложил: “Ребята, прекрасная ночь, тепло, давайте-ка пройдемся пешком”. Отпустили машины, охрану и пошли. Часа через три-четыре подходим к гостинице в Мозыре. Из гостиницы выбегает помощник и сообщает, что меня срочно требует Леонид Ильич Брежнев.
С Машеровым не раз обсуждали, как решать проблемы, связанные со строительством, дислокацией полков, освоением комплекса. Я как-то пожаловался ему на некачественное строительство жилого дома для ракетчиков, отказывался принимать его, пока строители не устранят недоделки. Машеров предложил поехать и посмотреть, после чего говорит: “Да у нас в Минске и не такие дома принимают, ведь иначе на следующий год финансирование урежут. Придется провести у тебя показательную приемку для других белорусских строителей, как сделать дом за год”.
— Очевидно, что осуществлялись проекты немалой сложности и чрезвычайной важности для обороноспособности страны. Почему комплекс “Пионер” надо было поставить на боевое дежурство в 369-й ракетный полк, который базировался в Житковичах, непременно ко дню рождения Брежнева?
— Было такое. Приехал главком Толубко, сказал, что министр обороны Дмитрий Федорович Устинов его очень просил об этом. В Петрикове к тому времени уже был поставлен на боевое дежурство первый полк. Второй был отправлен на полигон в Капустин Яр учиться и получать технику. А строители в Житковичах отставали. Поехали разбираться со строителями, просили поднажать. Поднапряглись, и все получилось. — Леонид Ильич это оценил? — Не знаю. О том, что заступили на боевое дежурство, мы докладывали секретной телеграммой не лично Брежневу, а Устинову. — Как в реальности проходили учебно-боевые пуски ПГРК “Пионер?”
— Я сам проводил их и руководил ими. Принимал от учебного центра полк, проверял готовность зданий и сооружений, боевой техники. Три-четыре дня проводил дополнительные учения с личным составом. Пусковая установка выводилась на боевую стартовую позицию, из Москвы получали приказ на пуск. Первый, в феврале 1976-го, был самым интересным и красивым. Часов в 10 вечера ракета вышла из контейнера, сначала был виден только ее хвост, нарастающий гул и — яркая вспышка. Потом, когда отстыковались вторая ступень и головные части, в небе на высоте несколько километров загорается огненный, как огромная гвоздика, шар. Через какое-то время приходит сообщение, что ракета приземлилась в заданном районе в степях Казахстана. Остальные пуски, всего их было пять — столько же, сколько и полков на Гомельщине, были не столь красивы и зрелищны, они проходили в плохую погоду.
— Случались ли нештатные ситуации и как выходили из них? Инцидент, который случился в 1960 году на Байконуре, уже исключался? (24 октября 1960 года
Когда к власти пришел Горбачев, он решил, что все “Пионеры” надо уничтожить