Чукотская народная
Хоть Андрей Петров был молодым автором, пишущим музыку для кино, в его портфолио уже имелся фильм «Человек-амфибия», песни из которого пела вся страна. Например, «Эй, моряк, ты слишком долго плавал». Данелия обратился к нему по рекомендации Раисы Лукиной, работавшей младшим музыкальным редактором киностудии «Мосфильм».
Петров, как и Конецкий, тогда жил в Ленинграде. Прибыл в Москву. Данелия пояснил, что в кадре песню должен исполнить Валентин Никулин в роли матроса Чепина. Кроме того, музыка песни должна была и без слов пройти через картину, задавая ритм и настроение. Текст пока отсутствовал. Но ясно, что он будет о готовности пожертвовать собой ради друга. Петров ответил, что задача для него несложная. Данелия пожелал удачи.
Через неделю композитор принес готовый вариант музыки. Послушав, режиссер поздравил маэстро, сказал, что это гениально. Но было бы хорошо поискать еще какие-то вариации. То же самое повторилось и после прослушивания 2-й… 3-й… 4-й версий. Петров был обескуражен. Данелия принял мелодию только на 13-й раз!
Но ее забраковал главный музыкальный редактор, утверждая, что музыка «с западным душком». Раиса Лукина подсказала режиссеру выход: события происходят в Арктике, значит, песня не может быть ни западной, ни среднерусской. Она посоветовала сказать, что в мелодии использованы элементы народных чукотских песен. Так мелодию утвердили! А слова написал поэт Григорий Поженян: «Если радость на всех одна, на всех и беда одна. В море встает за волной волна, а за спиной спина. Здесь, у самой кромки бортов, друга прикроет друг. Друг всегда уступить готов место в шлюпке и круг».
Почти сразу выяснилось, что слово «если» в стихах не укладывается в музыкальную фразу. Поженян сказал: нужно убрать одну ноту. Когда Данелия попросил об этом Петрова по телефону, композитор бросил трубку. А в ответ прислал на «Мосфильм» телеграмму: «Я написал 13 вариантов мелодии, пусть этот Жеженян уберет одно слово». Поэт прошел всю войну, морской десантник, взрывал мосты в диверсионном отряде. Когда увидел, что его назвали Жеженяном, рвался ехать в Ленинград разбираться с Петровым. Но ассистенты режиссера сгладили конфликт, сказав, что буквы фамилии исказили телеграфисты на почте.
Песня и музыка в конечном итоге создавали настроение, но все заметили: мелодия не запоминается с ходу.