Поговори со мною, мама
Тамара РУДАК
«Эх, дачушка, як цяпер сумна жыць стала, – вздыхает соседка баба Маня. – Раней наробишся на таку – ни рук, ни ног не чуеш, а дадому вяртаешся з песнями.
Мне и цяпер хочацца папець ды няма з ким. Кепска, што ты жывеш далёка, а так бы я цябе навучыла и пець тыя песни, и танцы танцаваць. Знаеш, якая я танцорка была! Бывала, як выдам польку, дзе, здаецца, ноги были…»
Глядя на статную не по годам бабу Маню, верю, что она была огонь-девчонкой.
Я помню ее уже мамой двоих детей, жгучей брюнеткой с зелеными глазами и копной вьющихся волос ниже пояса и такой проворной хозяйкой, что с ней не могла справиться ни одна женщина на нашей улице. И когда она только успевала в образцовом порядке содержать и дом, и огород – один Бог знает. По выходным баба Маня всегда спешила в костел и деток с собой брала. Ее муж, Иван Станиславович, тоже был католиком. Но он с Господом беседы не вел: вечно был в работе. Руки имел золотые: мог и постолярничать, и крышу покрыть. В общем, мастер на все сто. Только вот люди чаще рассчитывались с ним жидкой валютой. А он, человек мягкий, не мог отказаться. Глядишь, бывало, катит из-за поворота велосипед дядя Ваня, знай: «причастили» его градусным зельем. А домашняя работа оставалась на плечах бабы Мани.
На ней было и воспитание детей. Хорошие, трудолюбивые они выросли. И дочка, и сын профессии получили, крепко на ноги встали. Своих детей такими же старательными вырастили…
Сколько живу, а унылой бабу Маню не видела. Разве что с годами стало ее одиночество одолевать. Вроде и дети, внуки навещают, а всё одно нет-нет да взгрустнется ей. Правда, тоску-печаль она гонит, ковыряясь в огороде либо…разговаривая сама с собой. Я застала ее за этим занятием в выходные. Баба Маня, честно говоря, даже испугалась, когда попалась мне на глаза. Жаловаться она не привыкла, тем более выставлять свою слабость. Но я сделала вид, что не заметила. Правда, в тот миг я вспомнила, как вот так вот вела себя мама моих соседей. Она вырастила троих детей. И только когда ослабела, младший сын забрал ее в свой коттедж. Отвел отдельную комнату и запретил появляться на глаза, когда в доме были гости…
Я тоже грешна: всегда, когда появлялась в родительском доме, хваталась за работу – помыть, постирать, убрать, прополоть. Мама же всегда просила: сядь, давай поговорим, а мне не до бесед было. Я злилась и нервничала: хорошо ей сидеть на диване, когда есть за кем. Как жаль, что осознание ее просьб пришло так поздно. Прошло четыре года, как ее нет. И с каждым днем всё больше одолевает тоска. Я бы сейчас всё отдала, чтобы только с ней поговорить, а не с фотографией на памятнике…