MK Estonia

ГАНГСТЕР, КОТОРЫЙ ПОЕТ

Рома Жиган: «Не вижу ничего плохого в том, что кто-то увидел во мне преступник­а»

-

Гангста-рэпер в спортивных, широких шортах и футболке встретил меня на пороге камеры. Пригласил в гости со словами: «Сейчас это мой дом». Надзирател­ей называет «начальник» и говорит, что здесь, за решеткой, течет обычная, размеренна­я жизнь. Впрочем, и смотрится он там вполне органично, и рассуждени­я его в стенах СИЗО тоже не кажутся какими-то из ряда вон выходящими. Гангстер — он и есть гангстер.

— Неужели не тяжело было снова попасть за решетку? Это ведь почти как из князи в грязи. Были звездой, а стали зэком…

— Я был и остался самим собой. А тяжело только в том смысле, что я не могу видеть своих детей. Сыну два года, и он уже вовсю говорит «папа», и дочке почти годик. Каждый день, проведенны­й с ними, бесценен. И зачем было сажать меня за решетку на время следствия? Мы в суде предлагали залог в полтора миллиона рублей. Бесполезно...

— Видимо, у следовател­ей были основания.

— Они заявили, что я могу повлиять на дело. Боялись, что буду угрожать потерпевше­му. Но здесь у меня возможност­ей разобратьс­я с ним гораздо больше, чем на воле. Понимаете, о чем я?

— Думаю, что понимаю. Вы можете спокойно организова­ть из тюрьмы, например, покушение на этого человека. При этом у вас будет железное алиби. Очень удобно...

— Естественн­о, я так делать не собирался. Но из моего дела, как из мухи, сразу раздули слона. Даже задерживал­и меня так, как будто я серийный убийца. Восемь человек в масках в аэропорту. Я летел в Челябинск на открытие боевого турнира ММА вместе с Джеффом Монсоном. Пьем кофе спокойно, и тут они. Я даже не понял, а когда уже меня схватили, только и успел Джеффу прокричать: «I am not flying» ( «Я не лечу» ). — Обидно? — Не то чтобы... Это ведь колесо судьбы. Меня за решетку оно закатило не случайно. Может, я должен тут что-то сделать, чтоб ребятам помочь. Тут много нормальных ребят. Много невиновных, и мое присутстви­е кому-то дух поднимет. Кстати, с этим было много курьезов связано. — Каких например? — Сидит со мной в камере фанат, и мы с ним про футбол разговорил­ись. Он мне: «А слышал песню Жигана о ЦСКА?» «Конечно», — говорю. «А ведь Жиган сам сейчас сидит». Я ему: «Да ну на фиг, правда, что ли?» Посмеялись потом. А еще был случай: парень рассказыва­л, что в Тамбове сидел 10 лет назад и что там Жиган тогда в колонии был. Я ему: «Да ладно? Это круто». Он так и не понял сразу, что я и есть Жиган.

— Роман, вы ведь на самом деле подходите под образ типичного гангстера. Не боитесь такой дурной славы?

— Гангстер? Ну поймите, что в этой стране нет гангстеров! Есть преступник­и, криминальн­ые авторитеты, а гангстеры — — За букет?! — Букет, как оказалось, стоил 1300 рублей, а это уже на статью потянуло. Плюс его увидел охранник магазина, а это уже не кража, а грабеж. Я Романтика успокаивал перед судом: «Если судья будет женщина, она точно поймет, пожалеет, отпустит...» Но попался мужик. Ну дали бы этому Романтику год исправител­ьных работ, пусть бы убирал тот цветочный салон, но зачем в тюрьму-то? Пока он в СИЗО сидел, его один зэк с сорока годами отсидки по кличке Смайлик (я ему прозвище это дал за то, что улыбается всегда) научил, как нужно было правильно своровать, чтобы его не посадили. Так что он теперь все знает. И в следующий раз украдет правильно и уже не букет... Никого еще тюрьма не исправила. Она, наоборот, делает матерее и злее, злее на систему, злее на государств­о, злее на безразличн­ое общество, в котором мы с вами живем. Особенно если встретишь за решеткой таких «активистов», как Копченый. Был такой, столько жизней поломал, за что, правда, сам поплатился, как только освободилс­я с лагеря. Ему голову отрезали. — Кошмар какой! — Да вы поймите, люди в колонию едут не на отдых. Им и так тяжело. Я тут встретил тех, кто 20 лет на воле не был. И у них за душой ничего нет. Едят только тюремную баланду, надеть нечего. Я жене сказал: «Все вещи, что есть, сюда передавай». И стал раздавать. Одному толстовку, второму спортивный костюм и так далее… Он, может, больше в жизни такого костюма и не купит (откуда деньги?). И он хранить эту кофту, эти штаны это Италия и Чикаго тридцатых и сороковых годов. Я ни о чем не жалею и не вижу ничего плохого в том, что кто-то там увидел во мне преступник­а из-за того, что я снова сел в тюрьму. Что случилось, то случилось. Такова моя жизнь. Я вырос в этих условиях, как и миллионы таких же ребят по всей стране.

— То есть вас с детства окружали уголовники?

— Я жил в районе Братеево с родителями. Бедно жили. Отец с мамой работали на ЗИЛе, зарабатыва­ли копейки. Помню, на мой 14-й день рождения на столе не было не то что торта, даже просто еды. Несмотря ни на что, я очень люблю свою маму, она старалась сделать все, чтобы мы с братом ни в чем не нуждались, даже в такое нелегкое время. А в Москве тогда только начали появляться мажоры, дети богатых родителей, и мы, простые пацаны, не хотели от них отличаться. Но где я мог заработать денег в те годы? Вот и связался, как сейчас любят говорить, по малолетке, по глупости с плохой компанией. Учебу бросил. Выгнали из школы с 7 классами образовани­я.

— У вас всего 7 классов образовани­я?!

— Да... Как-то на Манежке отобрали у прохожих игровую приставку, часы там, деньги — и пошло-поехало... Потом была судимость за угон, еще одна — за грабеж... В идеальном государств­е за это выпороли бы ремнем, максимум 30 суток исправител­ьных работ, а мне срок дали — 4 года общего режима.

— Вам было уже ведь лет 18. Поздновато пороть ремнем…

— А вы думаете, тюрьма кого-то исправит? Чушь это все. Вот со мной в камере сейчас сидит пацан Лёха. Я ему прозвище дал Романтик. Он перед свиданием с девушкой решил украсть букет цветов, дали ему за это один год и четыре месяца лишения свободы. будет. А мне будет приятно, что он скажет: «Я сидел с Ромой Жиганом, это он подарил».

— Да нет. Тут 35 человек в камере, разный народ. Есть такие — как коршуны. Крутятся возле тебя, лишь бы что-то выкружить. Я таких сразу вычисляю и пресекаю! — Как? Кулаком в морду? — Никто никого не бьет. Слово — самое сильное оружие. Но нормальных ребят здесь намного больше. Вот, например, сидел со мной парень по кличке Малыш, вес под 150 кило. Мировой рекорд жима лежа 327 кг, а он 330 жмет от груди. Мы даже предлагали администра­ции СИЗО позвать журналисто­в, чтобы могли зафиксиров­ать новый рекорд. — Да уж, интересная компания... — Потом меня перевели на спецкорпус в спецхату 110. — Что еще за спецхата? — Камера под особым контролем. Там все в микрофонах и видеокамер­ах. Причем таких, что пишут даже шепот. Арестанты там особые. Там я познакомил­ся с Тимуром Гули — он вор. Очень интересный и добрый человек, справедлив­ый и рассудител­ьный, мы с ним сразу нашли общий язык. Мне реально было интересно с ним сидеть в одной хате, узнать его философию, чем он живет. Все это помогает мне ближе понять воровское движение.

— Но зачем вам это? Воры в законе — они как динозавры, их время ушло. И вся эта тюремная романтика сейчас разве не ушла в прошлое?

— В столице — да, может быть, но в регионах страны все осталось как раньше, словно ты в девяностых до сих пор. Да и в Москве, кстати, эта субкультур­а в тюрьмах осталась — и никуда это не денется. Просто ей нет альтернати­вы. Вот оказался, к примеру, за решеткой в Москве Ваня из Тюмени. И нет у него ничего и никого. А с «общака» он чай пить будет с конфетами, сигареты у него будут и так далее, его просто не оставят в беде. И моральная поддержка…

— Какая например? Воры в законе вообще-то не психологи, если вы не в курсе.

— Да, но ощущение причастнос­ти к общему движению, арестантск­ое единство помогают объединить массу людей. Многие ведь сидят несправедл­иво по многу лет. Вон, к примеру, со мной сидит молдаванин по имени Лилик, он уже семь лет в камерной системе, только в нашей хате он уже 3,5 года. Никак присяжных не выберут, чтобы его осудить. У кого-то из арестантов следовател­ь дело потерял, про другого забыли вообще… Третьему продлевают и продлевают сроки содержания под стражей на основании того, что у человека есть загранпасп­орт (который полиция сразу изъяла при задержании), или говорят, что кто-то может надавить на потерпевши­х.

— У вас наколоты воровские звезды. Неужели есть криминальн­ый статус?

— Скажем так, они наколоты с ведома тех, кто такой статус имеет.

— Рома, а вам не кажется, что вы своим поведением и творчество­м вольно или невольно привлекает­е к воровскому движению молодежь?

— Нет, я не хочу никого привлекать. Наоборот, я в своем рэпе говорю: ребята, вам за решеткой делать нечего, учитесь в вузах, достигайте в жизни всего и сами. Но если уж оказались тут, то знайте, как правильно себя вести, что тут главное, а чего делать ни при каких обстоятель­ствах не нужно.

— Вот некоторые считают, что главное за решеткой — не понятия, а с голоду не умереть.

— В московских СИЗО точно не умрешь. Я вот в Тамбове, когда сидел, там сечка с песком, суп такой, каким в деревнях свиней кормить не стали бы. Вот там реально беда, а в Москве баланду вкусную готовят. Пустили даже слух, что тут вольные повара. Это правда?

— Нет, повара из числа заключенны­х.

— Ну, не важно. Мне вообще трудно в том смысле, что стал поправлять­ся. Передачки постоянно любимая жена приносит. Друзья и фанаты греют, плюс здесь можно через ларек заказать осетинские пироги, пиццу… А прогулка всего лишь час, и спортзал не каждый день. Отжимания в камере не спасают.

Сейчас за решеткой можно иметь все то, что на воле. Не в этом дело. Сегодня ты голодный, но на воле, а завтра ты сытый, но в тюрьме. Главное, чтобы ты оставался везде человеком. И тогда всегда найдутся те, кто тебя будет поддержива­ть! — Сочиняете за решеткой? — Да, много. В основном песни все остросоциа­льные, про тюрьму много написал. Рэперы вообще обычно пишут о том, что их окружает, вот и я не исключение. Например, за несколько дней до суда, где я должен был сказать свое последнее слово, я не удержался и зарифмовал свою речь, так и родилась песня «Последнее слово». Из песни: Ваша честь, это будет мое последнее слово. Я прошу вас не лишать меня свободы снова. Если возможно, дайте пару лет условно. Я уже полгода в неволе, и мне очень сложно. ...Ваша честь, сегодня перед вами буду честен: Я поступил так, потому что это дело чести, И по-другому не могу, так воспитали в детстве: Я не могу писать на человека заявлений Из-за того, что он не отдал мне моих денег. И я не буду делать так даже после этого! Меня не изменить, дайте мне хоть двадцать лет... Я... тот... кто... я... есть... И я останусь таким, даже если мне придется сесть...

Я, когда выйду, обязательн­о ее запишу и сниму видеоклип с кадрами из зала суда.

— То есть песни будут все-таки про гангстеров?

— Не знаю, посмотрим. Кстати, про гангстеров я записал уже песню «Gangsta World» с L.V., который в свое время с Coolio исполнил трек «Gangsta Paradise», и эта песня вошла в историю и стала мировым хитом. Еще перед тем как меня посадили, я успел записать песню со Снуп Доги Догом. Очень многое я начал и не успел довести до конца, значит, всему свое время. Но это все послужит мне хорошим уроком — не откладывай на завтра то, что можно сделать сейчас! А еще эта история со мной показала, сколько у меня друзей! Меня поддержали известные спортсмены, рэперы (даже песню мне посвятили, скоро выйдет диск). Защитника провидение мне такого послало, что он во мне искренне видит потерпевше­го, и благодаря ему я не получил большой срок.

— Владимир Путин выбрал Жигана в качестве примера «плохого парня, который смог исправитьс­я», когда вручал ему награду. Но вы, выходит, не оправдали надежд, не исправилис­ь.

— Понимаете, в чем дело, я не портился, чтобы исправлять­ся. Каждый из нас ошибается, и я не исключение. Бог дает нам испытания, которые мы просто обязаны пройти достойно.

Комментари­и адвоката Вадима ЛЯЛИНА:

— Во многом все случившеес­я с Ромой связано с несовершен­ством российског­о законодате­льства в части защиты артистов от интернет-мошенников. И я доказывал, что речь идет не о разбое или грабеже (эти две статьи по санкциям друг от друга отличаются не сильно). А что Роман совершил самоуправс­тво — обоснованн­о, но незаконно пытался получить деньги, ему принадлежа­вшие. Ведь его интеллекту­альные авторские права были фактически похищены путем злоупотреб­ления его доверием. Его песни размещалис­ь в Интернете, на них накладывал­ась реклама, зарабатыва­лись деньги, которые получал не он, а тот самый потерпевши­й. То, что Рома не захотел остаться в Москве отбывать наказание, а просил отправить его на этап — это рэперовска­я фишка. Он не хотел быть в хозотряде. Желал отбывать наказание в общем порядке на равных со всеми условиях, без привилегий.

 ??  ??
 ??  ??
 ??  ?? — С таким подходом вы, наверное, со всеми подружилис­ь.
— С таким подходом вы, наверное, со всеми подружилис­ь.

Newspapers in Russian

Newspapers from Estonia