«ПОБОЛЬШЕ СВЯТОЙ НЕНАВИСТИ!»
Властители России делаются только из очень жесткого материала
В семнадцатом году выяснилось, что самое опасное для начальства — проявить слабость. Если бы глава Временного правительства Александр Федорович Керенский действовал методами большевиков, нещадно уничтожая своих врагов, кто бы лишил его власти?
КЕРЕНСКИЙ НЕ ПРОЛИЛ КРОВИ
«Ведомство политического сыска доложило руководству военного министерства о заговорщических планах некоторых правых и левых организаций, — вспоминал начальник политуправления военного министерства Федор Степун. — Мы решили добиться от Керенского ареста и высылки некоторых подозрительных лиц. После длившихся до полуночи разговоров Керенский согласился с нашими доводами».
Но когда утром адъютант принес указ о высылке, Керенский наотрез отказался его подписать. Бледный, усталый, осунувшийся, он склонился над проектом указа, моргая красными, воспаленными веками и мучительно утюжа ладонью наморщенный лоб. Руководители военного министерства стояли над ним и настойчиво внушали ему: подпиши. Керенский вдруг вскочил со стула:
— Нет, не подпишу! Какое мы имеем право, после того как мы годами громили монархию за творящийся в ней произвол, сами почем зря хватать людей и высылать без серьезных доказательств их виновности? Делайте со мною что хотите, я не могу.
В другой раз Керенскому принесли на подпись только что вынесенный на фронте смертный приговор. Не подписал! Заменил тюремным заключением…
На совещании один из генералов похвастался своим успехом: не желавший сражаться полк, узнав, что дезертиры будут расстреляны, немедленно вернулся на позиции. Генералу зааплодировали. Керенский возмутился:
— Как можно аплодировать, когда вопрос идет о смерти? Разве вы не понимаете, что в этот час убивается частица человеческой души?
Видеть в его словах проявление слабости и безволия могут только нравственные уроды, заметил современник. Как не сравнить реакцию Керенского с поведением советских вождей, требовавших, чтобы вынесение бесчисленных смертных приговоров обязательно сопровождалось одобрительными аплодисментами...
Александр Федорович не пролил крови. Не вошел в историю палачом, тюремщиком и губителем собственного народа. Матери не проливали слез на сыновьих могилах по его вине. И если есть высший суд, то такие грехи, как тщеславие, суетность да малая толика позерства, ему простятся. Не вина, а беда его в том, что властители такой страны, как наша, делаются из другого, куда более жесткого материала.
А КТО ВИНОВАТ?
Февральская революция воспринималась как Пасха, как чудесное избавление от проблем и несчастий. Все поздравляли друг друга и троекратно целовались. Но праздник быстро превратился в буйство, хулиганство, грабежи, драки, убийства. Люди привыкли полагаться на высшее начальство, которое всем управляет. Нет начальства, исчез и порядок?
Классик социологической науки Питирим Сорокин, который позднее эмигрирует в Америку, писал летом с е мнадца то г о : « Вот перемены, произошедшие в Петрограде за месяц революции. Улицы загажены бумагой, грязью, экскрементами и шелухой семечек подсолнуха. Солдаты и проститутки вызывающе занимаются непотребством.
— Товарищ! Пролетарии всех стран, соединяйтесь! Пошли ко мне домой, — обратилась ко мне раскрашенная девица. Очень оригинальное использование революционного лозунга!» Общество верило: уйдет Николай II — и жизнь в России устроится на европейский лад ко всеобщему удовольствию. Вышло наоборот. Хаос и анархия, да еще в военное время, разрушали экономику. Рубль обесценивался. Жизнь стремительно ухудшалась. Это рождало массовое возмущение. А кто виноват? Новая власть. Те, кто взял власть в феврале, Временное правительство. «Полиция все же следила за внешним порядком, — записывал в дневнике один из москвичей, — заставляла дворников и домовладельцев очищать от тающего снега крыши, дворы, тротуары и улицы. А теперь, при свободе, всякий поступает как хочет. На улицах кучи навоза. Мы все парили в облаках, а теперь начинаем спускаться на землю и с грустью со г л а шаемся, что полная свобода дана еще несколько преждевременно». Улицы не убирают, туалеты не чистят, поезда и трамваи не ходят… От власти требовали навести порядок, если надо — проявить жестокость. Министры отвечали: — Основою политического управления страной Временное правительство избрало не принуждение и насилие, но добровольное подчинение свободных граждан... Временным правительством не было пролито ни капли народной крови.
УРОКИ ПОДПОЛЬЯ
Будущий советский военный министр, разгромивший последнего командующего белой армии барона Врангеля и вернувший России Крым, Михаил Фрунзе прекрасно учился. У него в юности обнаружились за д а т к и на с т о я щего ученого. Собранный им во время путешествия по Семиречью гербарий и по сей день хранится в Ботаническом институте Академии наук в СанктПетербурге. Получив в гимназии золотую медаль, поехал учиться в столицу.
Из всего многообразия политических сил Фрунзе выбрал самых радикальных социалистов — вступил в партию большевиков. Заправский охотник, с детства владевший оружием, организовал боевую дружину. Как легко мягкий и чувствительный юноша, намеревавшийся стать кабинетным ученым, превратился в уличного революционера, собиратель гербария для Ботанического сада — в боевика, готового стрелять в людей!
Жизнь в подполье его изменила. Не могла не изменить. Это была аморальная, циничная и преступная среда. Мы просто никогда об этом не думали, приученные восхищаться революционерами.
Плотник Фома Качура стрелял в губернатора Харькова князя Оболенского, участвовавшего в подавлении крестьянского восстания. Качура использовал пули, отравленные стрихнином. Губернатор был ранен. Стрихнин не подействовал. Но другой боевик обратился к боевым товарищам:
«Чтобы победить врага, недостаточно мужества и готовности умереть. Статистика ранений от огнестрельного и холодного оружия доказывает, что люди, получившие даже по нескольку ран, часто выздоравливали. Сотни шпиков, стражников, жандармов и т.п. сволочи отлично выздоравливали от пуль браунинга и маузера… Надо быть совсем кретином или просто симпатизировать врагам народа, чтобы не признать, что единственно рациональный способ поражения противника — употребление отравленного оружия. Побольше «святой ненависти» к врагу! Воспитывая в себе готовность собственными руками вонзить в бок опричника отравленный кинжал, влепить ему в живот отравленную пулю, и победа будет за вами».
Биологическое оружие революционеры все же сочли непрактичным, а огнестрельное то и дело пускали в ход. Фрунзе, не испытывая никаких сомнений, стрелял в полицейских. Не всякий на это способен. В сознании человека должен произойти какой-то радикальный сдвиг, прежде чем он перейдет к насилию. Зато, если этот внутренний переворот свершился, он становится хладнокровным и безжалостным убийцей.
Конечно, молодой подпольщик часто боялся показаться трусом или недостаточно надежным. Начинающие боевики доказывали друг другу свою храбрость и презрение к врагу... Но главным было твердое убеждение в том, что убивать необходимо во имя высшей цели. Идеология и вера словно выдавали лицензию на праведный гнев. Заповедь «не убий» неприменима в революционных условиях. Убийство политического врага не только необходимость, но и долг.
В 1917 году подпольщики, презревшие мораль и нравственность, внезапно оказались у руля государства. Отныне они будут определять судьбу России.
«МЫ НЕ РАЗМАЗНЯ»
4 марта большевик Фрунзе был назначен начальником городской милиции Минска. Он приказал разоружить полицейских и жандармов, те и не сопротивлялись. И выпустить из тюрьмы Пищаловского замка политических заключенных.
Временное правительство сразу оказалось под огнем яростной критики со всех сторон. Это была первая власть в России, которая позволяла себя как угодно оценивать — и не карала за это. Потому новых руководителей страны разносили в пух и прах. Фрунзе тоже обрушился на Временное правительство: «Свобода слова и печати урезаны. Стеснена, а частью прямо уничтожена свобода собраний. Введена смертная казнь». Наверное, Михаил Васильевич был искренен в своем возмущении. Но очень скоро его собственная большевистская партия полностью уничтожит все эти свободы, и это нисколько не смутит Фрунзе. А смертная казнь станет повседневным методом расправы с политическими противниками. Страсти накалялись постепенно. Но общество быстро подготовило себя к террору. Едва отрекся от престола император, как 1 марта 1917 года в газете «Известия Петроградского Совета рабочих депутатов» появилась заметка под названием «Враги народа». Речь шла об аресте царских министров. Кажется, это первое использование словосочетания, которое станет таким пугающим, — «враг народа». И сам Фрунзе вскоре заговорит другим языком: — Мы не размазня вроде Керенского. Да, мы жестоко расправляемся с врагами. А врагов у нас много… ПРОДОЛЖЕНИЕ СЛЕДУЕТ: Солдатская мечта семнадцатого года: ничего не делать, грызть семечки и играть на гармошке
Первые статьи Леонида Млечина из серии: «ВЕЛИКАЯ ОКТЯБРЬСКАЯ РЕВОЛЮЦИЯ. ГЕНИИ И ЗЛОДЕИ» читайте на сайте www.mk.ru.