ПО ЛУЖАМ КРАСНОЙ КРОВИ
Осень семнадцатого года — время, когда на первый план вышли подпольщики, боевики и террористы
Один из предреволюционных соратников вождя большевиков оставил любопытные записи разговоров с Владимиром Ильичом Лениным. Будущий глава советского правительства рассуждал так: — Партия — не пансион для благородных девиц. Нельзя к оценке партийных работников подходить с узенькой меркой мещанской морали. Иной мерзавец может быть для нас именно тем и полезен, что он мерзавец…
Когда при Ленине поднимался вопрос о том, что такой-то большевик ведет себя недопустимым образом, он иронически замечал:
— У нас хозяйство большое, а в большом хозяйстве всякая дрянь пригодится...
Снисходителен был Ленин не только к таким «слабостям», как пьянство, разврат, но и к уголовщине. Не только в «идейных» экспроприаторах чужого имущества, но и в обыкновенных уголовных преступниках он видел революционный элемент. И не он один. Ближайший соратник Ленина Александр Богданов, один из образованнейших писателейбольшевиков, вторил вождю:
— Кричат против экспроприаторов, против грабителей, против уголовных… А придет время восстания, и они будут с нами. На баррикаде взломщик-рецидивист будет полезнее Плеханова.
ОТКУДА ДЕНЬГИ?
Партия большевиков всегда остро нуждалась в деньгах. Добывали их, не стесняясь в средствах. До революции, в частности, большевики убедили своих поклонников — миллионера Савву Морозова и владельца мебельной фабрики на Пресне Николая Шмита — передавать им огромные по тем временам деньги.
Но Николай Шмит в ночь на 13 февраля 1907 года скончался в Бутырской тюрьме, куда его посадили за поддержку революционеров. Младший брат покойного, Алексей Шмит, отказался от своей доли наследства. Всеми деньгами распоряжались сестры Шмита — Екатерина и Елизавета. Большевики вступили в борьбу за его наследство. Борьба за деньги была долгой и аморальной, с использованием фиктивных браков. Ленин позаботился о том, чтобы двое большевиков посватались к сестрам. Один, Виктор Таратура, добился, чтобы его жена Елизавета отдала большевикам все свои деньги.
Ленин назидательно говорил одному из соратников:
— Виктор хороший человек, потому что он ни перед чем не остановится. Скажи, ты смог бы бегать за богатой девушкой из буржуазного сословия ради ее денег? Нет? Я бы тоже не стал, не смог бы перебороть себя, а Виктор смог… Вот почему он незаменимый человек.
Вторая сестра, Екатерина Шмит, не хотела отдавать все деньги, потому что у нее были обязательства перед рабочими сгоревшей мебельной фабрики. Большевики все-таки выбили из нее треть наследства.
Но официально полученных денег недоставало. Леонид Красин, инженер по профессии, будущий нарком внешней торговли и посол в Англии, пытался наладить производство фальшивых банкнот, даже раздобыл нужную бумагу, но дальше дело не пошло.
Ленин благословил создание боевых дружин и «боевые выступления для захвата денежных средств». Слово «грабеж» не использовалось. Называлось это «экспроприацией». Ленин и произнес эту знаменитую формулу: «Грабь награбленное!» О чем, став в октябре семнадцатого главой правительства, сожалел. Не о том, что по его поручению совершались ограбления, а о том, что он неосмотрительно высказался так откровенно. В семнадцатом году денег понадобилось еще больше. «Ленин и его группа сейчас очень богаты, — удивлялся известный социолог Питирим Сорокин, — количество большевистских газет, памфлетов, прокламаций значительно возросло… Откуда деньги — вот в чем вопрос». Финансовые отчеты партии большевиков сохранились. Летом семнадцатого следователи Временного правительства их тщательно проверяли. Большевики пополняли кассу с помощью займов и пожертвований. В Союзе трактирщиков заняли двадцать тысяч рублей и возобновили выпуск «Правды». Деньги на издание армейских большевистских газет под давлением войсковых комитетов давали командующие фронтами. В мае купили за 225 тысяч рублей типографию на Кавалергардской улице. 31 августа в протоколе заседания ЦК записали: «Организационное бюро сделало доклад, из которого выяснилось, что состояние кассы ЦК весьма слабое (наличность около 30 000), что отдельные предприятия плохо ведут отчетность, а потому очень трудно определить имущественное состояние…» 25 октября в кассе большевиков оставалось всего восемь тысяч рублей. Но в октябре деньги уже и не имели никакого значения.
НАД СТРАНОЙ НАВИСЛА ЗЛОБА
В феврале 1917 года численность партии большевиков составляла всего 24 тысячи человек — в стране со 150-миллионным населением. К апрелю — увеличилась до 150 тысяч. К ноябрю — до 240 тысяч. Несмотря на бурный — в десять раз! — рост, все равно это была крайне малочисленная партия. Ленинцы представляли меньшинство общества.
Да еще летом семнадцатого Ленина обвинили в работе на немецкую разведку. На заседании президиума Съезда Советов, Совета крестьянских депутатов и исполкома Петроградского совета рабочих и солдатских депутатов выступал один из руководителей Петросовета Ираклий Церетели. Он был бледен как полотно, сильно волновался. В зале воцарилось напряженное молчание.
— То, что произошло, является не чем иным, как заговором, заговором для свержения правительства и захвата власти большевиками, — говорил Церетели. — Заговор был обезврежен в момент, когда мы его раскрыли. Оружие критики сменяется критикой с помощью оружия. Пусть же извинят нас большевики — теперь мы перейдем к другим мерам борьбы. Большевиков надо обезоружить!
Знаменитый на всю страну юрист Павел Малянтович согласился стать министром юстиции во Временном правительстве и одновременно верховным прокурором России. Он занимал эти посты недолго — до Октябрьской революции, но успел отдать приказ, за который в годы сталинского большого террора его расстреляют:
«Постановлением Петроградской следственной власти Ульянова-Ленина Владимира Ильича надлежит арестовать в качестве обвиняемого по делу о вооруженном выступлении третьего и пятого июля в Петрограде. Ввиду сего поручаю Вам распорядиться о немедленном исполнении этого постановления в случае появления названного лица в пределах вверенного Вам округа. О последующем донести».
Развесить эти объявления в Москве распорядился и председатель 1-го участка Якиманской управы Андрей Вышинский, не предполагая, что всю оставшуюся жизнь будет проклинать себя за этот поступок. Но его Сталин помиловал, сделал прокурором СССР, заместителем главы правительства, министром иностранных дел…
Летом семнадцатого Ленин и очень близкий к нему Григорий Зиновьев, член ЦК и один из редакторов «Правды», скрылись, опасаясь суда и тюрьмы. Ленин пал духом. Попросил члена ЦК Льва Каменева запиской (она начиналась словами: «если меня укокошат») в случае его смерти издать книгой материалы тетради «Марксизм о государстве». Надежда Крупская вспоминала, как собралась идти с мужниной запиской к Каменеву. Владимир Ильич остановил ее:
— Давай попрощаемся, может, не увидимся больше.
Они обнялись. Ленин сбрил бороду, подкоротил усы. Сергей Аллилуев (будущий тесть Сталина) отдал Ленину серую кепку и свое пальто. Поздно вечером Ленина и Зиновьева проводили до Приморского вокзала. Под охраной рабочего Сестрорецкого оружейного завода Николая Емельянова они дачным поездом уехали на станцию Разлив. В августе Ленин с поддельными документами перебрался в Финляндию.
Казалось, с большевиками покончено. Но Временное правительство было крайне либерально со своими злейшими врагами. Арестованных большевиков быстро выпустили. Партию не запретили. После корниловского мятежа большевики стали свободно формировать вооруженные отряды Красной гвардии, как они уверяли, — для защиты революции, и им никто не препятствовал. Напротив, после генеральской неудачи именно в большевиках видели силу, способную покончить с анархией. «Во время Февральской революции, — вспоминал очевидец, — лица в толпе были радостные, царствовало приподнятое настроение, незнакомые люди обнимались, всех ораторов охотно слушали. Осенью все было наоборот. Над страной нависла злоба — злоба всех против всех». И в этой атмосфере уверенно чувствовали себя профессиональные подпольщики, боевики и террористы, организаторы эксов и просто люди с уголовным складом ума, которые внезапно обрели полную свободу. «Многие из вернувшихся «политических» заключенных потеряли душевное равновесие, — отмечал свидетель революции социолог Питирим Сорокин. — Проведя многие годы в тюрьмах и ссылках, занимаясь тяжелым и разрушающим личность трудом, они неизбежно привносят в общество способы взаимоотношений и жестокость, от которых сами же и страдали в заключении. Они питают ненависть и презрение к человеческой жизни и страданиям». Вся подготовка к вооруженному восстанию в Петрограде шла без Ленина. Он-то скрыв ал с я , по - п р е жнему опасаясь ареста. Но он был вождем большевиков, неостановимо шедших к власти. 15 сентября появилась статья знаменитого писателя Леонида Андреева: «По лужам красной крови выступает завоеватель Ленин, гордый победитель, триумфатор — громче приветствуй его, русский народ! Ты почти как Бог, Ленин. Что тебе все земное и человеческое? Жалкие людишки трепещут над своей жалкой жизнью, их слабое, непрочное сердце полно терзаний и страха, а ты неподвижен и прям, как гранитная скала. Как некий Бог, ты поднялся над их земным и ничтожным и презрительной ногою встал на их отечество». Но никто, и даровито-проницательный Леонид Андреев, звезда Серебряного века, в том числе, еще не сознавал, что большевики придут очень надолго, и потому задавался вопросом: «Или ты только предтеча? Кто же идет за тобою?» ПРОДОЛЖЕНИЕ СЛЕДУЕТ: Почему вооруженные силы страны и офицерский корпус не помешали большевикам свергнуть Временное правительство?
Первые статьи Леонида Млечина из серии: «ВЕЛИКАЯ ОКТЯБРЬСКАЯ РЕВОЛЮЦИЯ. ГЕНИИ И ЗЛОДЕИ» читайте на сайте www.mk.ru.