ЛИБЕРАЛ ЕГО ВЕЛИЧЕСТВА
Борис НАДЕЖДИН: «Если бы меня показывали 10 часов в день, у меня была бы известность 90%, почти как у Путина»
Борис Надеждин — хороший человек, очень умный, адекватный. Но его так много, слишком много… «Пришел домой, там ты сидишь». В телевизоре. Он оттуда практически не вылезает. Кто-то там наверху его выбрал для показательной порки. Он приходит в этот ящик и получает там свой законный отлуп, один против всех. Но он мазохист, наверное, поэтому получает еще и удовольствие. Он с ним сроднился, с этим ящиком. Такой удобный либерал, прекрасный во всех отношениях.
«У этого конского зада еще и глаза хорошие»
— Я вас очень много наблюдаю в ящике. Необычайно много! По-моему, интеллигентному человеку всегда хочется, чтобы его было меньше. Вы не интеллигентный человек? И что, вы в «Останкино» ночуете или ходите, как на работу?
— Ни то ни другое, хотя были случаи, что и ночью выходили передачи — например, после дня выборов. Ну, работой это трудно назвать, но действительно, я сам удивляюсь, честно говоря, почему меня так часто зовут на эти программы. До конца я этого не могу понять. — Но вы же умный человек, правда? — Не знаю. Некоторые говорят, что да, я похож на умного.
— Кстати, кроме того, что вы умный, помните как в нашем любимом фильме «Мимино»: «Слушай друг, у тебя глаза хорошие». Вот у вас глаза хорошие… — Спасибо, вам виднее.
— Так вот, раз вы умный человек, то понимаете, что если вас зажигают, значит, это кому-нибудь нужно. Нужно это конкретно соответствующему отделу в администрации президента. Вам не противно и не унизительно, что вас таким образом прекрасно используют?
— Они меня используют, я их. Первый раз на телевидение я попал в конце 90-х, когда был крупным чиновником и потом стал депутатом Госдумы. Ну ходил, ходил… Почему ходил? Потому что если ты депутат и периодически участвуешь в выборах, то хорошо бы, чтобы тебя по телевизору показывали. В то время у меня сложились какие-то отношения с руководством главных каналов, ну и с ведущими, к примеру, с Владимиром Соловьевым.
— Да, а вот когда совсем недавно Соловьев сказал, что Венедиктов боится к нему приходить, хотя его приглашали, тот ответил: «А я брезгливый человек». Значит вы не брезгливый?
— Наверное, нет. Мне постоянно говорят очень уважаемые люди, что они туда, в ящик, не ходят, что они приличные люди, пятоедесятое… Это достойная позиция, я ее понимаю. У меня другая позиция. По-моему, если ты хочешь быть в политике, надо, чтобы тебя люди знали, все очень просто. А я все-таки себя считаю политиком, потому что участвую в выборах на протяжении почти 30 лет. Вот во всех выборах, которые проходят в стране и в Подмосковье, я в том или ином качестве участвую. — Я знаю. А что такое, по-вашему, красота, скажите мне?
— Это то же самое, если спросить, что такое любовь. Когда мы слушаем красивую музыку, видим красивую женщину, читаем хорошую книгу, мы говорим — красота. Я бы сказал, что это эмоционально положительное восприятие и ощущение гармонии, которая, как нам кажется, должна присутствовать в мире. В общем, красота — это ощущение удовольствия от того, что ты воспринимаешь.
— А по-моему, красота — это чувство меры. Так вот я вас спрашиваю: вам чувство меры не изменяет в отношении участия в этом зомбоящике?
— Да, с вашей точки зрения профессионального телекритика, меня очень много, это правда. Действительно, я появляюсь практически каждый день на разных каналах. Но я нахожусь в другой логике. В Подмосковье 5,6 миллиона избирателей. Половина из них не смотрит телевизор, но другая половина смотрит, и несколько минут в день они могут меня случайно там заметить, случайно включить телевизор, когда я буду говорить что-то важное, как мне кажется. Вероятность того, что меня заметят, резко возрастает, если я буду появляться на разных каналах и в разное время, логично? Если бы меня показывали 10 часов в день, у меня была бы известность 90%, почти как у Путина. Это сильно бы увеличило мои шансы на выборах. — По-моему, у вас мания величия, но это ваши проблемы.
— У меня нет мании величия, это только практический расчет. Знаете, первый раз я выдвигался в 1989 году, еще при советской власти, поэтому я знаю, о чем говорю. Если вас нет в телевизоре, вас нет в политике. К сожалению, это так. Навальный — исключение, но он человек другого поколения, я все-таки гораздо старше. Мой контингент — люди, которые смотрят телевизор.
— Согласен. Есть замечательная американская пословица про конский зад, который показывают по ТВ в течение трех месяцев и он, зад, становится президентом. — Да, а тут, как вы справедливо заметили, у этого конского зада еще и глаза хорошие.
«Назначьте меня, пожалуйста, доверенным лицом»
— Скажите, насколько вы принципиальный и последовательный политик? У меня есть сомнения. Известно же, что вы перед прошлыми президентскими выборами 2012-го года очень хотели быть доверенным лицом любого кандидата в президенты, в том числе и Путина. Это какая-то вторая древнейшая профессия получается.
— Ну, если считать первой журналистику… Неужели вы думаете, что я хотел быть доверенным лицом абы кого и просился: возьмите Христа ради? Я тогда возглавлял корпус наблюдателей «За чистые выборы», был такой проект, на него грант президентский дали. Не американский, заметьте! И мне чисто технически для того, чтобы назначать наблюдателей, нужно было стать либо кандидатом в президенты, либо доверенным лицом. Я просто взял и написал всем кандидатам в президенты, которые были тогда, вежливое письмо, где было написано следующее: «Дорогой Миронов… или Прохоров, я совершенно не собираюсь за вас агитировать, я хочу наблюдать. Назначьте меня, пожалуйста, доверенным лицом, чтобы я наблюдал». — И дорогой Путин Владимир Владимирович…
— Ну да. В результате я стал доверенным лицом Миронова. А от штаба Путина я получил бланки подписанных направлений, что позволило назначать наблюдателей от Путина.
— В политике принципиальность, может, не самое главное, но она вам порой изменяет. — Да нет, я себе верен. Главное не изменять себе, жене и детям.
— А зачем вы стали баллотироваться от «Единой России», пусть и ее либеральной платформы?
— А потому что я увидел, что после протестов 11–12-го годов власть была заинтересована в честных выборах. И в том, что считать голоса стали намного честнее, есть и моя заслуга. Да, я договорился с некоторыми людьми из власти и собирался избираться по своему округу вокруг Долгопрудного. И вдруг с большим изумлением обнаружил, что наши подмосковные единороссы не кого-нибудь мне привезли в округ, а Ирину Роднину. А ее обыграть абсолютно невозможно. У нас есть такие люди: Алла Пугачева, Ирина Роднина, — их трудно назвать политиками, но их все знают и за них всегда проголосуют. — Вы помните ту слезу Родниной на Олимпиаде в Лейк-Плэсиде?
— Ну, конечно. Она великая спорт-сменка и очень обаятельная женщина... Но вот тогда я и стал участвовать в праймериз «Единой России», чтобы внести смуту в ее ряды. И если бы я выиграл, то им пришлось бы выставить в округе меня. Но, разумеется, я эти праймериз проиграл с треском Родниной и за счет этого сэкономил очень много денег, что не может не радовать. То есть на реальных выборах уже не парился по округу. — Вы в политику хотите пролезть хоть тушкой, хоть чучелом?
— Людям, которые хотят быть все в белом, общаться только с теми, с кем комфортно, я бы искренне советовал не идти в поли- тику. Есть масса достойных занятий. Можно быть православным священником… — Журналистом. — Журналистом очень сложно быть, сохраняя веру в святые принципы. — Но я стараюсь.
Борис Ефимович был незаурядным, крутым мужиком
— Очень хорошо помню картинку из программы «Время»: Крещение, прорубь, и вы с Борисом Немцовым в нее залезаете. Было такое?
— Да, было. Мы с Борисом Ефимовичем до последних дней его жизни, трагически оборвавшейся, были друзьями, начиная еще с 97го года. — Кстати, как он относился к вашему отходу от генеральной линии СПС?
— Личные человеческие отношения у нас сохранялись очень хорошие, мы друг к другу в гости ходили, это не было проблемой. Я реально его очень любил. Он совершенно фантастический человек был, очень обидно, что так вышло. Это я говорю не только про его трагическую гибель, но и про то, что такого масштаба человек оказался в итоге невостребованным в государстве российском. Впрочем, ко мне это тоже относится, хоть я и не такого масштаба, как он. Борис не раз, мягко говоря, критично высказывался о моих действиях, но это не мешало нам сохранять человеческие отношения. — Кто убил Немцова? Я имею в виду заказчика.
— Вы знаете, я же там довольно глубоко в этой истории. Я семью его знаю, детей. И адвокаты, которые вели его процесс, выросли в СПС, тот же Вадим Прохоров… Я могу сказать следующее: сроки получили те, кто реально исполнял, а версия, что заказчиком является водитель, мне представляется отмазкой. Поэтому думаю, что реальный заказчик находится где-то там, но у меня нет оснований называть ни одну фамилию. — То есть фамилию Кадырова вы сейчас не сможете назвать?
— У меня нет никаких реальных оснований подозревать Рамзана Ахматовича в том, что он заказчик. — А каков может быть повод убийства, его причины?
— Это удивительная история. Мир чеченских деятелей, он же какой-то местами средневековый. И что-то там могло произойти… Некоторые люди рассказывали, что они точно знают… Ну рассказывали и рассказывали. Тем не менее я могу предположить, что там была какая-то глубоко личная обида, и какое-то действие Бориса Ефимовича могло восприниматься кем-то из влиятельных людей в Чечне как глубокое личное оскорбление. Больше ничего не скажу.
— Есть такие кадры, как Борис Немцов выступает на последнем Майдане в Киеве и поет эту припевку насчет Путина, довольно оскорбительную. Может быть, верный пес это увидел и защитил честь своего хозяина?
— Я отрицательно отношусь к тому, что у нас на телевидении украинское руководство часто выставляют идиотами либо называют фашистской хунтой. Также я отрицательно отношусь к тому, когда руководство России называют неприличными словами.
— Только за это не убивают, правда? Но в нашем средневековье такое возможно.
— Борис Ефимович был незаурядным, выдающимся таким мачо, крутым мужиком… Для его образа, наверное, адекватно жестко выражаться. Я, поскольку человек пожилой, толстый, в очках — для меня это неорганично. Александр МЕЛЬМАН.