СТРАШНАЯ СУДЬБА МАЛЕНЬКОГО ГЕНИЯ
Девочка, которая побеждала на международных конкурсах, до 23 лет будет жить в детдоме
Милена Подсинева прославилась в 12 лет. Дети высокой музыкальной одаренности встречаются редко. В 7 лет девочка в совершенстве овладела игрой на домре. Виртуозное исполнение не осталось незамеченным. Ребенка окрестили нижегородским вундеркиндом. Международные конкурсы, выступления, грамоты, заметки в прессе, овации зрителей — публика искупала в любви юного виртуоза. Но как только яркие софиты гасли, ребенок погружался в непроглядную тьму домашнего очага.
В 2014 году историю страшного закулисья маленького гения узнала вся страна. Семью Милены пригласили на ток-шоу. Сюжет выдался жареным. «Родители-алкоголики морят голодом и избивают 12-летнюю девочку-вундеркинда», — заявляли соседи гения. «Соседи просто завидуют», — отвечали папа и мама вундеркинда.
Мы разыскали Милену. Сказки со счастливым концом в ее жизни не получилось.
«Хочу, чтобы мама с папой бросили пить»
Вот что говорили участники ток-шоу во время эфира. Мать Милены, Ирина: «Соседям обидно, что моя дочь умнее их ребенка. Она является лауреатом международного конкурса, дважды становилась лауреатом России, постоянная участница областных и городских конкурсов, выиграла интернет-конкурс, ее наградили поездкой в Лазаревское. В школе она третья по успеваемости. Но ее талант я лично развивала: пять лет за ручку водила ее в музыкальную школу. Да, я пью. Рутина, быт, скука сделали свое дело. Мы живем в комнате площадью 13 метров, работы у меня нет, денег немного. Когда выпиваю, расслабляюсь. Мне хватает бутылочки на вечер недорого спиртного». Соседка Азиза Каримова: «Я боюсь за жизнь девочки. Родители ее убьют. Милену могут поднять среди ночи и начать избивать. Я видела, как мама хватала Милу за волосы и выталкивала за дверь. Однажды Мила выбежала в коридор, держалась за живот: «Меня папа пнул по животу и по спине». Я вызвала полицию. На следующее утро ребенка изъяли из семьи и поместили в приют. Мы к девочке привыкли, она мне как дочь. Хочу удочерить ее. Я подарю ей любовь и заботу». Отец Милены, Владимир: «То, что я два раза шлепнул дочь по заднице, — это разве повод поднимать шумиху? Соседи мешают нам жить, а не пить. Мы с женой понимаем свою проблему. Осознали, что надо зашиться».
Сосед Андрей: «Когда отец Милки по пузу напинал дочь, я ему по соплям дал. Я его контужу, если он еще раз поднимет руку на девочку».
Милена: «Родители постоянно пьют, пропивают все деньги. Случалось, я много времени не могла поесть, меня подкармливали соседи. В холодильнике, кроме хлеба и кабачков, ничего не было. Но я скучаю по дому. Хочу, чтобы мама с папой бросили пить и перестали драться. Я им говорила об этом, но они меня не слушались».
По завершении ток-шоу родители Милены на коленях молили дочь о прощении. Девочка плакала: «Я хочу поскорее вернуться к ним». Казалось, это был самый счастливый момент в жизни ребенка.
Органы опеки дали шанс этой семье. Девочку вернули родителям.
«Соседи били моих родителей»
Мы разыскали Милену по соцсетям. Девушка выдумала себе новую, более звучную фамилию — Высоцкая. Объяснила, что своя ей не нравилась, а эта казалась более мелодичной.
В хрупкой длинноногой красавице уже не узнать угловатого подростка с испуганными глазами, какой она предстала на токшоу. Но и счастья в этих глазах я не заметила.
Я ей написала. На ответ не рассчитывала: такие дикие истории люди стараются выбросить из памяти, не вспоминать. Но Милена ответила: «А что вы хотите узнать? Как я жила после программы? Плохо жила».
И пауза. Через пару дней от девушки пришел ответ. Несколько страшных строчек: «Мама умерла зимой. Папа в реабилитационном центре. Я живу в детском доме».
На следующий день мы пообщались с Миленой. Показалось, что ей давно хотелось выговориться. Но некому было.
— Я часто вспоминаю, нашу поездку на телевидение и как мама с папой стояли передо мной на коленях, плакали, обещали все исправить, — начала Милена. — Я ведь тогда поверила, что у нас все наладится. Родители после эфира действительно бросили пить. Забрали меня из приюта. Мама закодировалась, устроилась на работу уборщицей — больше никуда ее не брали. Папа тоже не пил, работал в курьерской службе. Я продолжала заниматься музыкой, училась в школе, думала поступать в Москве в Гнесинку. Верила, что у нас снова будет счастливая семья. Хорошо нам было вместе. До мая 2016 года.
Подобные истории имеют счастливый конец только в фильмах, где можно заранее прописать сценарий. В жизни из бытовой ловушки выбираются редко.
— Родители решили выпить на 9 мая, в честь праздника, — продолжает собеседница. — Я испугалась, просила их не начинать. Они обещали, что примут чуть-чуть, к прежней жизни не вернутся. Действительно, тогда выпили немного. На следующий день еще немного. И все началось по новой. Будто не было счастливых двух лет. Мама пила каждый день, без остановки. Пропила весь май. Однажды мы с ней поругались, она выбежала из комнаты. Я за ней. В коридоре общежития она распылила перцовый баллончик мне в лицо. Я почувствовала жжение, думала, ослепну. Закричала. Выбежали соседи, те самые, которые когда-то якобы хотели меня удочерить. Они вызвали полицию, и меня снова поместили в приют.
Больше Милена не вернулась домой. Она так и осталась в приюте с жизнеутверждающим названием «Улыбка».
— Я прожила там больше года. В 2017 году на одни «четверки» окончила школу, поступила в техникум. Родители пытались меня забрать обратно, но у них не получалось. Они то пили, то не пили. Кто же им вернет дочь? А в декабре мама умерла. Наверное, вам не важно, почему она умерла, но можно я расскажу? — робко поинтересовалась Милена.
И продолжила. Спокойно. Без истерики.
— Родители выпивали все чаще, соседи по общежитию это знали, поэтому все грехи, такие как кражи, нарушения общественного порядка, приписывали маме и папе. Однаж- ды Азиза, та самая, которая была на передаче и хотела меня удочерить, обвинила моих родителей в краже 30 тысяч рублей. Хотя на самом деле кражу совершил совсем другой человек. А помните ее супруга, Андрея, который избивал моего папу за то, что он меня наказывал? Так вот этот Андрей и дальше продолжал колотить моих родителей. Он их бил каждый день, пока мама с папой не ушли жить на улицу. Родители поселились на заброшенной автомойке. Если лето-осень они как-то пережили, то зимой им пришлось тяжко. В помещении не было отопления, отсутствовало электричество. Прошлой зимой соседи, Азиза и Андрей, нашли жилище родителей, пришли к ним, снова избили их до полусмерти: душили, пинали по лицу, по телу. Азиза забрала у мамы документы и карту, куда перечислялась ее пенсия. Каким-то образом она сняла все мамины накопления. А у матери от побоев отказали ноги. Она не могла ходить. Потом переста-
ла есть, говорить. 23 декабря она умерла от пневмонии — диагноз озвучили уже в морге. В больницу ее не повезли, «скорая» отказывалась забирать женщину без документов. О том, что мамы не стало, я узнала от своей тетки. Папа в это время пил. Вот и вся моя история. «На домре я не играю» — Тебя уже не называют нижегородским вундеркиндом?
— Нет, конечно. Все давно забыли обо мне. Да и в то время я не считала себя вундеркиндом. Я хорошо играла на домре, потому что занималась по многу часов каждый день. Были конкурсы, награды, но разве это что-то значит? Надо было дальше развивать свои способности. Музыкальную школу я окончила. Правда, на домре больше не играю. Сейчас учусь в техникуме на конструкторамодельера. — Где ты сейчас живешь?
— Из приюта меня перевели в детский дом, там и живу. В сентябре мне исполнится 18 лет, могу уйти оттуда, но мне разрешили до 23 лет остаться. Возвращаться мне особо некуда, если только обратно в общежитие, где прошло мое детство. Я ведь прописана в той самой комнате, откуда соседи выгнали моих родителей. Но туда меня совсем не тянет. — У тебя есть родственники, к которым можешь пойти жить? — Родственники есть, но я почти ни с кем не общаюсь, кроме маминой сестры. — Ты чувствуешь себя одинокой?
— Не чувствую. Сейчас у меня есть два близких мне человека, которые всегда меня поддержат и помогут. Большего мне и не надо.
— Твои соседи, Азиза и Андрей, которые мечтали тебя удочерить, не звали тебя жить к себе?
— Они не собирались меня удочерить. Не знаю, зачем им понадобилось на всю страну говорить о любви ко мне, не было ничего подобного. И жить к себе они меня никогда не звали. Да я бы и не пошла. Думаю, они просто хотели «прославить» моих родителей. — Ты считаешь, они виноваты, что твоей мамы больше нет?
— Страшно, что сами себя они ни в чем не винят. Но я понимаю, если бы не они, мои родители не ушли бы из дома — и мама была бы жива. Я никогда не спрашивала соседей, почему они невзлюбили моих родителей. А сейчас уже нет смысла о чем-то с ними говорить. — Где твой отец сейчас?
— В реабилитационном центре. После смерти мамы он никого не хотел видеть, пил еще неделю, а потом сам пошел в центр. Он уже вылечился, об этом мне сказала заведующая клиникой. Устроился на работу. Но до декабря папа все равно останется в центре. Ему некуда идти. Не в общежитие же ему возвращаться. — Вы часто общаетесь? — С папой созваниваемся раз-два в неделю. — О чем говорите? — Он спрашивает, как прошел мой день, что нового. — Тебе страшно, если он опять начнет пить?
— Нет, уже не страшно. Мне и в детстве не было страшно. Человек ко всему привыкает. — Ты винишь родителей за загубленное детство?
— Не виню. Просто осталась небольшая детская обида. Мы ведь иногда хорошо жили. Помню, на день рождения родители мне подарили золотые сережки и мобильный телефон. Я чувствовала их любовь. — Ты любила их? — Да, я очень сильно любила и люблю своих родителей. — На могилу к маме ходишь? — Редко ходим вместе с папой. — Можешь вспомнить самый страшный день в своей жизни? — Самый страшный день, когда я узнала о смерти мамы. — А самый счастливый? — Насчет самого счастливого даже не знаю. — О чем ты мечтаешь?
— Я хочу покинуть детский дом, найти хорошую работу, мечтаю о счастливой семье и о детях, которые будут обязательно играть на домре. Ирина БОБРОВА.