ДОБРЫЙ ЮМОРИСТ
Гарик МАРТИРОСЯН: «Когда говорят — у тебя большой нос, ходишь в очочках, и вообще ты уже лысеющий, стареющий, — мне обидно»
Я тоже умею шутить. Ну вот, например, такую кричалку прид у мал: «Самый лучший из армян — Гарик наш Март и р о с я н » . С мешно, не правда ли, смешно… Смешно? Только такой юмор мы сплошь и рядом видим и слышим по телевизору. А у Гарика — юмор свой, особенный, ни на кого не похожий. Я же просто попытался понять природу этого юмора. Кстати, вот еще одна шутка, не хуже первой: «В 45 Гарик — ягодка опять». Опять не смешно? Да, теперь очень серьезно. Ведь жизнь только начинается. Правда, Гарик? «Я в политике — ноль» — Гарик, что такое армянский юмор? Какова его природа?
— Природа веселая, в основном жизнерадостная — в ракурсе тех событий, которые происходили с армянским народом. Среди этих событий — не всегда самые приятные, а временами очень трагичные. Но в этом свете армянский юмор — это еще и такой способ выжить, способ доказать свое существование в качестве цивилизации и поддерживать бодрость духа. Потому что армяне — жизнерадостный народ в любом случае; это основная черта и армян, и армянского юмора.
— Если бы я тебя сравнил с юмористом Владимиром Зеленским, кандидатом в украинские президенты, что бы ты мне ответил?
— Меня с Зеленским? В смысле, я тоже кандидат в президенты Украины?.. Как минимум это мне льстит, но только мне. Всем остальным людям на планете это будет очень смешно, потому что я — «никакой» кандидат и не могу управлять никакой страной, даже самой маленькой на свете. Если б мне доверили крошечный необитаемый остров, я бы даже им не смог управлять. Я в политике — ноль. — А если бы тебя выдвинули в президенты Армении?..
— Если меня выдвинут в президенты Армении, я с удовольствием рассмотрю это предложение и тоже посмеюсь, потому что у нас прекрасный президент, которого зовут Армен Саркисян. Он очень хорошо справляется со своей работой, это прекрасный образованный человек, так что пока Армении лучшего президента не найти. Моя кандидатура автоматически отменена в связи с неконкурентоспособностью. Я беру самоотвод.
— Но ты на самом деле сторонишься политики? Мне-то кажется, что современный юмор без политики, без насмешки над российской политикой, раз уж ты живешь здесь, выглядит просто лубочным.
— У каждого юмориста, конечно, есть свое амплуа — надо исходить из этого. Ты прав, и время диктует эти корректировки. Было время в России, когда политический юмор приелся, если ты помнишь. Тогда было столько нападок на власть… — Ты имеешь в виду те самые «лихие 90-е»?
— Даже, я бы сказал, с конца 80-х это началось, когда Советский Союз бился в агонии. Тогда и КВН, который являлся острием отечественного юмора, и писатели-сатирики, которые выступали с монологами, — все постепенно начали позволять себе в отношении политических процессов и политиков все больше смелости. Это длилось очень долгие годы, но в какой-то момент все закончилось. Я помню, когда мы начали писать сценарии команде «Утомленные солнцем» или сборной Пятигорска (а это начало 2000-х), политика тогда просто надоела людям. Но в какой-то момент общество снова стало политизированным — это я говорю о последних трех-четырех годах нашей жизни. Особенно молодежь, которая по своей природе про-
тестна, им надо выступать против окружающей действительности в любом случае. И сейчас, если юморист не затрагивает политические темы, он, получается, идет чуть-чуть в стороне от процесса. Но я считаю себя юмористом более широкого профиля, чем человек, который говорит какие-то манифесты и сыплет политическими шутками. «Отпишись от меня, если ты настолько тупой!»
— Лия Ахеджакова обиделась на Максима Галкина за пародию. В принципе на пародию стоит обижаться? Хотя это дело каждого человека...
— Нет, не каждого человека. Вообще, юмор предполагает, что кто-то должен быть упомянут. Юмористы могут шутить о касатках и китах в Тихом океане, не упоминая никаких людей, ни фамилий, ни имен. Но юмор, который нас окружает, — это про людей в частности. Как бы ты ни шутил, ты кого-то заденешь в своем спиче, в своих пародиях или шутках. Вопрос только в том, насколько это талантливо, органично сделано. Я ничего не знаю по поводу пародии Галкина, но если Лия Ахеджакова обиделась — значит, там что-то было не то. Я стараюсь в своих выступлениях никого не обижать. Но у юмористов удел такой: говорить о людях не в очень приятных красках. Ну что делать! — Да, ты же не отвечаешь за того человека, у которого нет чувства юмора.
— Тут дело вот в чем: если ты не касаешься личности человека, его физического состояния, болезни, фобий, жизненной драмы, если ты говоришь о творчестве артиста, о его поступках, о продуктах его профессиональной деятельности, то обижается тот человек или нет — мне уже плевать в этом случае. Если я говорю, что вот такая-то певица сняла бездарнейший клип, и вообще у нее нет голоса, и она поет отвратительно, — пусть обижается сколько хочет. Потому что
я обижаю не ее как девушку, как женщину, как гражданина. Я просто анализирую. Ты будь добра — выслушай критику, раз ты начала петь. А если я говорю, что вышла такая-то певица, у нее ноги кривые, глаза косые, и вообще она выглядит очень плохо, — в этом случае она имеет право не то что обидеться: она еще вправе потребовать извинений, потому что это не совсем мужской поступок и не имеет никакого отношения ни к творчеству, ни к юмору. Но когда мне начинают говорить: «У тебя нос большой и второй подбородок, ты старый, ходишь в очочках, и вообще ты уже лысеющий, стареющий юморист», — мне обидно, потому что это очень тупое комментирование того, чего не надо комментировать. — Неужели ты обижаешься на такое?
— Мне становится обидно, что такие люди меня знают. Я-то думаю, что меня знают, слушают и смотрят люди, которые чуть-чуть потоньше, поизящнее в своих мыслях. Вот у меня есть Инстаграм, и там мне постоянно пишут: «Ну, дядя, ты постарел». Мне обидно, что этот человек на меня подписан. Отпишись от меня, если ты настолько тупой!
— Гарик, ведь это ты психотерапевт по первой профессии, а не я, но я тебе отвечу: у тебя тонкая душевная организация.
— Я же чувствую раньше, чем мне скажут. К зрителям прислушиваться необходимо — иначе уезжай в Шаолиньский монастырь и там шути, в этих стенах. Ты же шутишь для зрителей. Но и на поводу идти у них не надо.
— Если ты так реагируешь, когда говорят про нос, национальность или второй подбородок, я тебе могу сказать, как Маргарита Павловна Хоботова из «Покровских ворот»: «Ну, призови свой юмор!» — и все будет хорошо.
— Нет, я ровно так и делаю — я на это смотрю с юмором. Только забудьте про меня, люди, которые так говорят…
— Это нереально. Но скажи, были ли действительно люди, которые на самом деле на тебя всерьез обижались? — Нет, такого не было. Может, кто-то и обиделся, но всерьез никто не говорит. А по- смотрев мое творчество творче и осознав, что я всетаки добрый юморист, юмори он или она сделает вывод, что это все было был сказано не со зла. «Шарли Эбдо» Эб — это просто бездарно»
— Хочу дать тебе небольшой тест. Сейчас я буду наз называть людей, которые мне лично дороги в твоем жанре, а ты скажешь, что о них думаешь. д Итак, Аркадий Райкин. — О-о-о, в двух словах об этом не скажешь. Райкин Рай — это первый в ряду людей, которому которо надо поставить памятник прежде всего. все По-моему, нет памятника Аркадию Райкину, Р я не ошибаюсь? — Да, ДЖ Жванецкому есть, а Райкину — я что-то не припомню. — Жванецкому есть в Одессе, при жизни. Надо еще Жванецкому при жизни поставить памятник в Москве, и еще Райкину. Потому что такое влияние на мысль, на настроение, на литературу, на сцену, на юмор, которое было продемонстрировано этими двумя великими юмористами и артистами, — не забывается. Все-таки тогда в СССР был золотой век русского юмора; я бы еще сказал, телевизионного юмора, ведь тогда появилось ТВ. — Геннадий Хазанов. — Ну, это вообще был мой кумир. В детстве я имел единственную юмористическую кассету, на которой были записаны все монологи Геннадия Викторовича — в частности, «заход в стриптиз-бар советской делегации за границей». Я тогда был маленький мальчик, многого, конечно, не понимал, но мне нравилось дико все, что он говорил. Артистизм, который привнес на советскую и российскую эстраду Геннадий Хазанов, уникален. Как он умел подавать юмористический материал! Дай этот монолог любому другому — восемьдесят процентов ничего бы не сделали. А Хазанов — просто гений воплощения юмора. — Это как Никулин, который мог рассказывать скабрезные анекдоты. У любого другого это выглядело похабно, а для Никулина так органично! — Кстати, Никулин тоже гений. Но назови мне хотя бы тех, кого я могу критиковать… — Но я же не спрашиваю тебя про Евгения Вагановича.
— Кстати, Евгения Вагановича я тоже слушал, и тогда это тоже было классно. Но когда мы начали играть в КВН, наш юмор стал уходить в другую сторону, и я перестал вообще слушать Евгения Вагановича. — Ну ладно. Фрунзик Мкртчян.
— Это гений. Ты вначале сам спрашивал, что такое армянский юмор. Вот квинтэссенция армянского юмора — это Фрунзик Мкртчян. Он просто стоял в кадре, эти безумно грустные, но вместе с тем азартные и веселые глаза — трагикомедия, в которой каждый человек может увидеть себя. Фрунзик был уникальный артист и уникальный человек. Я бы тут применил к нему впервые в истории выражение «трагикомик», в самом прекрасном и возвышенном понимании этого слова.
— Вот здесь мы с тобой опять сошлись — и замечательно. А в конце вот что хочу тебя спросить. Мы вспомнили Никулина и то, что для него было не пошлым. В твоем понимании есть ли какие-то вещи, темы, над которыми в принципе смеяться и шутить нельзя?
— Это очень индивидуальный вопрос. Я не люблю шуток, которые оскорбляют религиозные чувства людей. Смеяться над больными, над безвыходным положением, в котором оказался человек, абсолютно неприемлемо, сколь бы это ни забавляло автора самой шутки. Это очень подло и пошло. Я такого никогда себе не позволяю. А если так получилось, что кого-то задену случайно, то очень сожалею об этом. Ну а пошлостью в юморе называется все то, что не смешно. — Я понял, что «Шарли Эбдо» — это не твой случай?
— Я резко отрицательно отношусь к этой истории. Нечего было рисовать такие картинки. Я не говорю, что террористы сделали правильно, убив журналистов. Я просто хочу сказать, что для меня это не имеет ничего общего ни со свободой слова, ни со свободой самовыражения. Это абсолютная чушь, которой прикрывается бездарное, неприемлемое поведение.