ЗАЖИВО САМОИЗОЛИРОВАВШИЕСЯ
Представляем топ-3 самых удивительных историй й из жизни дезертиров
Одна из главных примет 2020 года — массовая самоизоляция, спущенная нам «сверху» в связи с эпидемией. Но ведь были случаи, когда люди жили в самоизоляции годами и даже десятками лет. Причем по доброй воле — движимые чувством панического страха.
Рекордсменами по продолжительности «экстремальной» самоизоляции являются отнюдь не эталонные литературные герои вроде Робинзона Крузо или графа Монте-Кристо, а напрочь позабытые всеми изгои — солдатыдезертиры Великой Отечественной войны.
«Игра в прятки» длиной полвека
Первую строчку в этом рейтинге занимает латыш Янис Пинупс. Прибалт таился от людей на протяжении почти 51 года!
Эта удивительная эпопея началась летом 1944-го. 20-летний паренек из Латвии был призван в ряды Красной армии. Ему даже довелось на фронте принять участие в двух боях с немцами. К концу второго из них Яниса сильно контузило близким взрывом, он потерял сознание. Когда очнулся — бой уже ушел вперед, вокруг остались только погибшие. Пинупс понял, что санитары, собиравшие раненых, видимо, приняли и его за убитого, а потому оставили здесь. Между тем травмы оказались на самом деле несерьезными, так что молодой солдат вполне способен был самостоятельно двигаться. И он пошел…
Но не в свою пехотную часть. И не в медсанбат. Пинупса так испугали только что пережитые опасные моменты боя, что он решил уйти подальше от тех мест, где рвутся снаряды и летают пули. Вернуться назад, в свою деревню.
Скрываясь от патрулей, избегая оживленных дорог, Янис добирался до цели 2 месяца и оказался в окрестностях родной деревушки Котлери уже в октябре. Он встретился здесь с родными, однако поселиться в доме поначалу не рискнул: опасался, что «запеленгуют» соседи. До наступления холодов Пинупс коекак коротал дни в лесу неподалеку от деревни. Мать приносила ему время от времени еду, одежду…
Однако с наступлением зимы лесное житье-бытье стало уже невозможным. Пришлось Янису все-таки перебраться в родительский дом. Члены семьи снабжали затворника всем необходимым, поэтому Янис нечасто покидал свою землянку, лишь изредка рискуя по ночам выходить на прогулку по двору. Потом осмелел. Стал (соблюдая тщательную маскировку от соседей) помогать своим по хозяйству, даже иногда выбирался в лес за грибами и ягодами — таясь, уходил до рассвета, а возвращался уже в сумерках. Пять лет спустя жилищные условия Пинупса заметно улучшились. Семья построила на участке новый дом, а старый оставили в полное распоряжение Яниса.
В середине 1980-х у дезертира возникла серьезная проблема со здоровьем. К тому времени из всех его близких в живых оставалась лишь сестра, которой все труднее было содержать брата-нахлебника, не имеющего возможности полноценно помогать по хозяйству. А тут — беда: отшельник неудачно подвернул ногу, ходить с каждым днем становилось все труднее. Без квалифицированной медпомощи не обойтись, а как объявиться перед доктором? Пришлось организовывать целую «партизанскую» операцию: спрятанного в повозке с сеном Яниса отвезли в соседнее село — и там он пошел на прием в амбулаторию под чужой фамилией.
Казалось, эпопея Пинупса должна была закончиться в 1991 году, после официального выхода прибалтийских республик из состава СССР. Теперь-то, при новой власти, его давнее бегство из советской армии уже не являлось криминалом, даже наоборот, выглядело как героический поступок. И все-таки Янис далеко не сразу прекратил «игру в прятки» — в этом человеке за долгие годы такой жизни укоренился прямо-таки животный страх перед возможным возмездием. В итоге он отважился явиться в полицию и сдаться лишь весной 1995-го.
Ночной муж «вдовы»
Уроженец села Яблоново в Липецкой области Яков Томозов провел «под спудом» почти полжизни. Вскоре после начала войны 37-летнего заведующего сельским магазином призвали в армию, и в том же 1941 году, дезертировав с фронта, он сумел добраться до своего дома, где оставалась семья — жена с ребятишками. Там и скрывался вплоть до 1985 года, хотя уже вскоре после побега чекисты проверяли, не появился ли в родных краях беглый солдат Томозов.
Запутать следствие Якову помог благоприятный случай. Однажды за околицей села в поле сгорел стог сена, а на пепелище обнаружили обугленные останки какого-то мужчины. Следователь особо заморачиваться не стал и решил, что никто другой здесь прятаться не мог, как только дезертир Томозов. В итоге Варвара Томозова получила документально подкрепленный статус вдовы, а сам Яков отныне преспокойно жил при «вдове» как этакий «домовой». В сарае он оборудовал потайной бункер, где и отсиживался в светлое время суток, чтобы не попасться на глаза селянам. Зато по ночам «заступал на ударную вахту» — старался как мог помогать по хозяйству.
И все-таки к концу 1970-х — началу 1980-х у односельчан накопились факты, заставляющие подозревать, что Яков «воскрес из мертвых». Одна из улик — давняя: чересчур ухоженное хозяйство вдовы. А другая — покупки Варвары в местном магазине: вроде бы одинокая, немолодая уже женщина, хахалей к себе не водит, а сумки в сельпо набивает продуктами так, будто дома ее обжора-мужик ждет. Потом как-то вечером случайно заметили непонятный и явно не женский силуэт, нарисовавшийся тенью на оконной занавеске. В другой раз сосед, глубокой ночью проходя мимо томозовского двора, прислушался: вроде бы топором кто-то дрова колет.
Слухи дошли до председателя местного сельсовета и участкового милиционера. Страж порядка напрямую идти и обшаривать хозяйство вдовы отказался: нет, мол, убедительных оснований. Тогда решили замаскировать визит, изобразив проверку противопожарных мер. Под этим предлогом импровизированной комиссии удалось обследовать не только дом, но и надворные постройки.
Нигде никаких следов присутствия Якова. Так и пошла бы прахом вся спецоперация, но у дезертира, следившего за происходящим из своего бункера, подкачала нервная система. Не выдержав напряжения, он решил понадежнее спрятаться в другом месте, выскочил из схрона и угодил в руки милиционера.
Сельские старожилы с трудом узнали в задержанном довоенного завмага. Теперь, в 1985-м, это был старик довольно жалкого вида, с длинными редкими прядями седых волос.
То, из-за чего Яков Томозов более 43 лет прожил, не выходя со двора и пугаясь собственной тени, в итоге не случилось. Пойманного нелегала не стали привлекать к суду.
Третий из-под печки
Первые два с половиной года войны украинский парнишка Коля Халимовский вместе с родителями провел под немцем — в оккупированной гитлеровцами деревне Онишполе. На исходе 1943-го советские войска, тесня врага, освободили селение, и вскоре после этого Мыколу, которому только-только исполнилось 18, призвали в Красную армию. До околицы провожала его любимая девушка — жительница той же деревни Ганна.
Новобранца отправили служить в зенитную часть. Его батарея была поставлена прикрывать важную переправу, наведенную на реке Припяти под Мозырем. Буквально через день-два необстрелянный паренек попал в самое пекло: немецкие бомбардировщики предприняли массированный налет на понтонный мост и охранявших его зенитчиков. Позиции батареи оказались буквально перепаханы взрывами бомб, многие артиллеристы погибли.
В этом аду Халимовскому повезло уцелеть. Однако пережитое так подействовало на Николая, что он смалодушничал: вместо того чтобы вернуться в расположение части, бросил винтовку и зашагал в противоположную от передовой сторону. Три недели плутал по дорогам-лесам-проселкам — и наконец вот оно, родное Онишполе.
За время его блужданий о бегстве Николая стало известно командованию его подразделения. Информацию передали в соответствующие инстанции, и в дом Халимовских нагрянули с обыском сотрудники НКВД. Не найдя дезертира, они предупредили родителей, чтобы в случае, если беглый сын объявится, тут же сообщили об этом. Однако отец и мать, когда Коля действительно вскоре постучался в дверь, конечно же, никуда не побежали с доносом на него, а решили спрятать сына понадежнее.
Сперва скрывали сыночка в погребе. А некоторое время спустя Халимовскийстарший оборудовал для него укромный закуток, лаз в который замаскировал рядом с фундаментом огромной печи.
И потянулись для молодого парня бесконечные недели и месяцы такой потаенной самоизоляции. Опасаясь зорких соседей, Мыкола днем вообще не выходил из избы. На небольшие прогулки по заднему двору решался лишь в темное время суток, а спал всегда в своем подполе-закутке, тщательно замаскировав лаз туда — на случай внезапного прихода кого-нибудь постороннего в дом.
Единственным развлечением Николая оставалось, притаившись в сенях дома, разглядывать через щели между бревнами, что творится за пределами родительского двора. Наибольший сектор обзора приходился на соседское подворье. А там — ну прямо по канонам драматического жанра! — жила та самая Ганна, которая когда-то, провожая его в армию, обещала ждать. После войны, так и не дождавшись сгинувшего жениха, девушка вышла замуж за другого, и поселились они как раз в соседнем с Халимовскими доме. Так что день за днем Николай наблюдал жизнь своей бывшей невесты: как общалась она с мужем, как нянчила народившихся детишек… Время шло, и эти повзрослевшие дети привели под опеку Ганны своих отпрысков — ее внуков… А Николай все отсиживался в своем убежище.
Его самоизоляционная эпопея завершилась лишь по прошествии четверти века — в конце 1960-х. Завершилась внезапно, по воле случая.
Однажды днем к Халимовским приехал их дальний родственник — работник партийных органов. Оказавшись в этих местах в командировке, нагрянул без предупреждения. И хотя осторожный Николай все-таки успел среагировать и юркнуть в свой подпол, но вот старики-родители сплоховали. Они не успели убрать со стола уличающие следы недавнего семейного обеда: на столе вокруг чугунка с кашей красовались не две миски-ложки, а три. Зоркий гость это не оставил без внимания и оперативно провел расследование. Поднаторевшему в энергичном нажиме на людей партийцу не составило труда расколоть растерявшихся сельских родственников. Они рассказали о своей многолетней тайне. В ответ гость дал строгую директиву: мол, пускай ваш Николай явится в областной отдел КГБ, а если не захочет сдаться добровольно, я сам о нем сообщу в органы.
Пришлось Халимовскому-младшему выбираться из своего добровольного заточения. Провожаемый горькими причитаниями матери, он отправился на станцию, чтобы поездом доехать до Житомира. А там… Там ничего страшного не произошло. Сотрудники КГБ, выслушав покаянную речь Николая и проверив что-то по своим картотекам, объявили, что он может идти на все четыре стороны: таких дезертиров времен войны государство простило, уже давным-давно вышел указ об амнистии.