и АКТРИСА бизнес-леди
Сегодня она снимается в сериалах, но для многих остается прежде всего Ритой Осяниной из экранизации повести Бориса Васильева «…А зори здесь тихие» и Дашей из «Белого Бима Черного Уха» Станислава Ростоцкого. Уже 30 лет Ирина Борисовна руководит фестивалем «Киношок», поддерживающим национальные кинематографии бывших советских республик.
— Ваш личный юбилей совпал с юбилеем фестиваля «Киношок», который вы когда-то вместе с коллегами придумали. Не жаль времени и тех усилий, которые потрачены на него, возможно, в ущерб актерской карьере?
— Периодически такая мысль меня посещала, особенно в первые годы, когда стало возрождаться кино и у меня появился театр. Но когда подумаешь, что это твое дитя, то сомнения отступают. Мы же его сами придумали. Столько лет ему отдали. Жалко оставлять. Я мечтаю, что выращу себе смену. Приглядываюсь к ребятам, которые у нас работают. Умный руководитель всегда готовит себе смену. Да, юбилеи совпали. Но я не хочу, чтобы этот юбилей кто-то замечал. Никаких вечеров проводить не собираюсь и своим домашним сказала: «Забудьте эту цифру». Недавно была смешная история. Я пришла голосовать. Симпатичный мужчина берет мой паспорт, смотрит на меня и опять в паспорт, потом спрашивает: «У вас в паспорте ошибка?» Сразу и не поняла, что это комплимент.
— У Олега Янковского, как и у многих ваших коллег, в 90-е был сложный момент, и «Кинотавр», который он возглавил как президент, во многом его спас. У вас было подобное?
— Поначалу, в 90-е. Сначала родилась Гильдия актеров кино, потом фестиваль «Созвездие», где я набиралась опыта. Мы тогда придумывали гастроли для артистов и для себя, чтобы спасти свою профессию. Ездили по стране, на Дальний Восток. У нас был целый поезд с чудесными артистами: Светой Немоляевой, Сашей Лазаревым, Лидией Николаевной Смирновой. Поначалу фестиваль был спасением своей профессии, а потом он стал мешать. Меня окрестили бизнес-леди ближе к 2000-м и перестали смотреть как на артистку, хотя не было года, чтобы я хоть какую-то роль не сыграла. Абсолютной пустоты не было.
— Бойцовские качества выработались?
— Если бы не выработались, наверное, ничего бы у меня не получалось. Все на тебе. Ты не можешь быть мямлей. Но, наверное, во мне это было просто скрыто, а когда появилась необходимость, то все проявилось.
— Многим казалось, что вы были на первых позициях, а муж у вас за спиной, но после вечера памяти Александра Афанасьева показалось, что, может быть, все наоборот?
— Он скромный очень. Никогда не выпячивался, не фотографировался. Он этого не любил. Если говорить об организаторских способностях, то они у меня, конечно. И в семье я была организатором всех начинаний. В последние годы, когда Саша болел, он вообще для меня был как ребенок. Но как важно, когда ты чувствуешь рядом человека, который всегда подставит плечо. У Саши, помимо того, что он настоящий мужчина и талантливый музыкант, было потрясающее качество — он умел дружить. И наши с ним взаимоотношения — это тоже дружба. Никогда не забуду, как мы поссорились и я летела по Дому кино и расшибла колено, упав на мраморный пол. Адская боль! Я позвонила Саше — мы были в ссоре, — и через 15 минут он умудрился приехать.
— У вас богатая жизненная география. Родились в Мурманске, выросли на Украине, работаете на южном побережье, постоянно ездите в Анапу. У вас северный характер и южный темперамент?
— Ну, я боевой девчонкой оказалась. У меня по папиной линии запорожское казачество. Николаев, Запорожье, село Братское — там вся его родня. По маминой линии бабушка и дедушка русские люди, жили в Киеве. Бабушка — Каширина, дедушка — Бочаров. Старшая сестра родилась в Николаеве, а я и моя младшая сестра — на севере, потому что отец там служил. Он военный моряк. В 16 лет папа окончил педагогическое училище, придя из села с котомочкой. А когда война началась, его забрали во флот. Он продолжил военную карьеру, а демобилизовался он из-за нас. Мы сильно болели: бесконечные ангины, воспаление легких. Надо было нас вывозить с севера. Тогда при демобилизации военнослужащим разрешали выбирать место жительства, особенно северянам. И многие уезжали в южные города: Севастополь, Одессу… Мы выбрали Киев, где жили мамины родители. Мы были школьницами. Людочка, моя младшая сестра, по-моему, еще и в школу не ходила. Я была застенчивым ребенком — до такой степени, что, когда нас посылали в магазин, я подсаживала младшую сестру, чтобы она могла расплатиться в кассе, и говорила ей на ушко, что надо сказать. Как меня понесло в артистки, сама не понимаю. Это мои фантазии, мечты. Я очень любила сказки, собирала их, читала. При всей своей застенчивости ставила спектакли в школе. Мои фантазии вытаскивали меня из застенчивости. В 9–10-м классах я играла в молодежном самодеятельном театре с профессиональными режиссерами и решила поступать в театральный, хотя папа сказал: «Надо в педагогический идти».
Когда я сообщила, что иду в театральный, папа ответил: «Хорошо, поступай. Это в июнеиюле, а в августе поступишь в нормальный институт. А не поступишь — пойдешь токаремревольверщиком на завод». Он преподавал тогда на гражданке математику в вечерней школе при заводе. Но так случилось, что приехал к нам ВГИК, и я поступила на курс к Владимиру Белокурову (знаменитый мхатовский актер, Чичиков в «Мертвых душах», Валерий Чкалов в одноименном фильме 1941 года. — С.Х.). То есть у меня не вгиковская, а мхатовская школа. Во ВГИКе все время шла война между шептанием актеров у Сергея Герасимова и поставленными голосами у Белокурова. Мы пересмотрели все спектакли во МХАТе, сидя на ступеньках. Я до сих пор так люблю свою профессию, что, выходя на сцену, готова
летать.
— Может быть, вашу карьеру притормозила внешность, несоветская красота?
— Первый раз такое слышу. Все может быть. В 90-е начали снимать сериалы, а я была их противницей, отказывалась сниматься. Мне казалось, что это стыдно. Моя дочь Саша окончила продюсерский факультет ВГИКа, и ее позвали сниматься. Режиссер Али Хамраев утвердил ее на роль. Она жутко нервничала, тем более что ее бабушку играла Ия Саввина. А следом пошел сериал, и меня позвали на съемки в Киев. Сашку позвали на главную роль. Мне предложили большую роль, хотя и не главную. Мы с Валей Талызиной играли подружек. Когда сериал вышел, я ехала из Краснодара в Анапу. Мы остановились по дороге что-то купить, и вдруг женщины, повернувшись ко мне, начали кричать: «Анфиса! Анфиса!». Я не могу понять, что происходит. Только потом дошло, что сериал сделал свое дело. И я теперь не Рита Осянина, а Анфиса. Иногда актеров осуждают, называют сериальными. А что им делать? Надо же работать. И я тоже стала соглашаться. Меня раздражают самопробы. Однажды я их специально провалила.
— Зачем?
— Невозможно играть, не видя режиссера, не понимая, что ты делаешь. Порочная практика! Такого нет в Голливуде. Знаю об этом благодаря дочке моей однокурсницы Гали Логиновой — Милочке Йовович. Когда у нее пошли первые картины и она становилась известной, я как раз у них была. Там это проходит так. Идет собеседование. Актеру присылают сценарий, дают сцены для проб. Мила приезжала и без партнера читала роль с арт-директором или режиссером, точно не знаю, как у них это называется. Ее снимают. Рядом живой человек, ты общаешься, тебе объясняют. Все же по-разному видят персонажа, и я должна понимать, что от меня хотят. Иначе мне неинтересно. Просто прочитать текст — пожалуйста, прочитаю, но не будет ни характера, ни образа. Снять саму себя на телефон, говорящую неизвестно с кем, — этого я не понимаю. Я люблю кино, но больше театр, и жалею, что в свое время не посвятила ему больше времени. Все время говорю своей Сашке, что, как только войдешь в нужную форму — а у нее маленькая дочка, год и семь месяцев, — ты должна пойти в театр.
— Когда Саша определялась с профессией, вы ее не предостерегали?
— У нее же продюсерское образование. Она окончила ВГИК. Потом ее стали приглашать как актрису, и она пошла на второе образование, окончила курс у Всеволода Шиловского. Все было по-честному. Она сама зарабатывала и оплачивала образование.
— Были у вас судьбоносные встречи, изменившие жизнь?
— Меня трудно сбить с толку. Могу прислушаться и согласиться, но свернуть меня с пути не может никто. Святослав Николаевич Рерих когда-то мне нагадал в Бангалоре, подарил ожерелье, которое сам собрал. Положил его мне в руку и сказал: «Это актерский камень. Носи. Это твое предназначение. Но ты займешься и другой профессией, ты потом будешь писать». Стихи я пишу. А то, что буду заниматься организационной деятельностью, в тот момент я и подумать не могла.
— Книгу вы точно можете написать. Сколько удивительных у вас историй…
— Это Сашке надо было сделать. Он был близок с легендарными актерами. А у меня пока нет на это времени.
— Смешная история связана у вас с Кикабидзе.
— На вечере Саши я еще рассказала не все, а было очень смешно, и связано это с моим первым выходом перед большой аудиторией. До этого мы с Володей Ивашовым, который готовил свой номер, а я свой, из «…А зори здесь тихие», пришли к Саше Афанасьеву, чтобы отрепетировать. Первые наши гастроли были в Молдавии. Я только вернулась со съемок в Чехословакии. У меня было красивое белое платье, мы его с дочкой храним до сих пор. Жили мы в гостинице ЦК партии. А у нас с Сашкой уже искра пробежала. В гостинице был хороший буфет, и я купила там маме конфет, молдавского вина. Афанасьев спрашивает: «Как вы это собираетесь нести?» — и провожает меня до номера, пытается поцеловать. Я строго сказала: «Что это такое?!»
На следующий день он пригласил меня к себе в номер отметить день рождения (потом выяснилось, что никакого дня рождения у него нет), и я привела к нему наших девчонок из разных республик, занятых в концерте. Огромной компанией мы заходим в номер, а там сидит Вахтанг Кикабидзе. Мы весело провели время. Гости разошлись. Мы остались втроем: Буба, я и Афанасьев. Ситуация критическая: кто кого пересидит. Кикабидзе спрашивает: «Если ты собираешься в номер, то я тебя провожу». Я отвечаю: «Нет-нет-нет, никуда я не спешу». В конечном итоге Буба ушел, а мы с Афанасьевым остались, и, как оказалось, на 41 год. А с Бубой у меня до этого уже была забавная история. Он любил ухаживать, обаятельный был. Мы жили в одной гостинице, «Москва», и он поинтересовался: «Ты в каком номере, Шевчук, живешь?» Я честно ответила, понимая, что все равно он меня никогда там не застанет. В гостинице «Москва» было два крыла с одинаковыми номерами. Едем мы в автобусе, я в лакированном пальто. Буба, увидев меня, говорит: «Комиссарша, ты какой мне номер назвала? Я весь вечер стучал. Там другой человек живет. Я вообще с тобой больше не разговариваю». И он со мной действительно не разговаривал. Стал разговаривать только после того, как узнал, что мы с Сашкой поженились. А он с ним дружил, так что ему ничего не оставалось.
Ирина Шевчук: «Симпатичный мужчина берет мой паспорт, смотрит на меня и опять в паспорт, потом спрашивает: «У вас в паспорте ошибка?»