Первая леди России Наине Ельциной исполнилось 90 лет
14 марта Наина Ельцина отметила свой 90-й день рождения. Понятно, что далеко не все соотечественники встретят известие об этом юбилее с восторгом. Такова уж она, долюшка женская, доля всех первых леди – разделять с мужем и радость побед, и горечь поражений. А последних у Бориса Ельцина было, мягко скажем, не меньше, чем первых. Впрочем, справедливости ради, Наина Иосифовна несет намного меньшую ответственность за политику своего супруга, чем многие другие вторые половины первых лиц.
Она не была женой-политиком. Она была просто женой. В отличие, например, от последней первой леди СССР. Кстати, раздражение, которое Раиса Горбачева вызывала у широких масс советских трудящихся своим чересчур самостоятельным, вызывающим, по мнению масс, поведением, было не чуждо и первому президенту новой России. Хотя, возможно, на Раису Максимовну просто распространялись не вполне добрые чувства, которые Борис Ельцин питал к ее мужу, своему «закадычному» политическому врагу. Муж да жена ведь, как известно, одна сатана.
«Мне совсем не хочется быть злорадным, говорить какие-то обидные слова ей «вслед», – писал Борис Ельцин о Раисе Горбачевой в своей книге «Записки президента» (1994) . – Но я прекрасно знаю, что именно с горбачевской поры отношение у наших женщин к «первой леди» особое, раздраженное. И теперь их с Наиной волей-неволей сравнивают… Когда Горбачев приезжал с работы на дачу – мне об этом рассказывали охранники, – Раиса Максимовна встречала его у дома и водила вокруг – один, второй, третий круг: она снимала напряжение у мужа. Это очень важная деталь. Во время этих прогулок он рассказывал ей весь свой день, буквально по минутам. Таким образом, жена Горбачева не просто была в курсе, она была в курсе всего. И рано или поздно это не могло не сказаться – и сказывалось – на его отношении к людям, к назначениям, к политике в целом».
По большому счету такая характеристика – пересказ слухов и сплетен об отношениях внутри семьи поверженного лидера СССР – куда больше разоблачают самого Ельцина, нежели чету Горбачевых. Выдает, говоря словами героя известной комедии, «такую неприязнь к потерпевшему, что кушать не могу». Но к этому «святому» чувству явственно примешивалось и недоумение человека, у которого в семье устроено все совершенно по-другому. У которого жена знает свое место и никогда не «заплывает за буйки». И который искренне не понимает, что может быть как-то иначе.
«Наина не изображает из себя политического деятеля, никогда не вмешивается в политику и никогда не дает мне политических советов, – писал далее первый президент России. – Когда я прихожу домой, жена и дочери порой тоже, заведенные телевизором, газетами, новостями, слухами, кидаются с вопросами и восклицаниями: папа, как же так, да как же он, а что же ты… Приходится довольно резко их останавливать: отстаньте, дома мне политики не надо».
Правда, Ельцин все-таки признавал наличие «просителей, которые передают Наине Иосифовне просьбы, записки, проекты разные». Податливость супруги он объяснял тем, что она просто не может незнакомым людям объяснить: это бессмысленно, муж ее слушать не станет. Дальше эту тему Борис Николаевич не развивал, посчитав, видимо, что и так очевидно: переданные супруге «просьбы, записки, проекты разные» дальнейшего хода не имели.
Но есть и другое мнение на сей счет. По словам, например, бывшего главы Службы безопасности президента Александра Коржакова, в политику Наина Иосифовна вмешивалась достаточно регулярно. Вот, например, эпизод из его мемуаров, посвященный знаменитому делу о «коробке из-под ксерокса» 1996 года (два сотрудника предвыборного штаба Ельцина, Сергей Лисовский и Аркадий Евстафьев, были задержаны на выходе из Дома правительства с более чем полумиллионом долларов США): «Барсукову же не дали прилечь. Наина Иосифовна, жена президента, названивала беспрерывно и требовала выпустить задержанных. В половине второго ночи Миша взорвался: «Наина Иосифовна! Я же сейчас ничего не могу сделать! Я даже никому позвонить не могу, потому что вы постоянно занимаете телефон».
И это далеко не единственное свидетельство такого рода. Хотя, надо признать, все эти свидетельства исходят от людей, которые находились в конфликтных отношениях с Ельциным и беспристрастными свидетелями таким образом считаться не могут. Однако же в ту же категорию никак нельзя отнести и самого Бориса Николаевича.
Где же истина? Скорее всего, какие-то советы и рекомендации политико-административного свойства первая леди и своему супругу, и его подчиненным всетаки давала. Все-таки живой человек. И к тому же человек с очень тонкой, как говорится, кожей. Очень эмоциональный, с очень большой эмпатией, очень остро реагирующий на любую, как ей казалось, несправедливость. Об этих чертах характера Наины Иосифовны достаточно подробно пишет сам Ельцин.
«Когда я был первым секретарем обкома, она приезжала домой после работы в совершенно расстроенных
чувствах, – вспоминал Ельцин. – Выходит в обеденный перерыв в коридор, и сразу вокруг начинаются нарочито громкие разговоры: нет, вы смотрите, какое безобразие творится, жилье вовремя не сдают, масло в магазине пропало! Ивсе в таком духе. Боря, говорит, я действительно хожу в гастрономы – этого нет, того нет. И это в центре. А на окраинах?.. Жена вообще все воспринимает очень обостренно. Помню, когда стало ясно, что Гайдара сняли, не могла успокоиться, позвонила ему домой, а услышав его спокойный голос, заплакала…»
Но очевидно также, что никакой самостоятельной политической роли Наина Ельцина в ельцинской России не играла. Вся ее «политическая деятельность» – это либо эмоциональные всплески, либо попытки помочь «просителям» – тем из обивающих пороги высоких кабинетов, кто, по ее мнению, в этой помощи нуждался. Последнее, наверное, не есть хорошо: не факт, что все такие случаи посредничества и заступничества шли на пользу государству. Но, во-первых, решение все-таки принимала не она. А во-вторых: кто без греха?
К тому же, этот грех – ну, если вообще считать это грехом – вполне компенсировался другими ее качествами. Тот же Коржаков при всем своем негативном отношении к Наине Ельцине восхищался тем, как она держала себя в зарубежных поездках: «Она своим обаянием располагала жен других президентов. Наина умела вести себя безукоризненно. Я поражался ее способности находить общий язык с совершенно незнакомыми людьми. Жены высокопоставленных людей, как правило, достаточно простые милые женщины. И если они видят, что к ним относятся по-доброму, без зазнайства, протокольная чопорность исчезает мгновенно».
О том же, разумеется, писал и муж – в еще более превосходных тонах: «Я, честно говоря, прежде даже не ожидал, насколько естественно способна она вести себя в самых сложных обстоятельствах. Попав в музей, она спокойно признается: вот этого художника я вижу в первый раз, этого знаю, он мне нравится, об этом только слышала, а вот это моя любимая картина. И те комплименты, которые мне говорили в ее адрес, прежде всего и сводились к тому, что она удивительно естественный человек, который не боится быть самим собой. Искренне она восхищается тем, что ее восхищает, искренне негодует, если речь зашла о каком-то неприглядном поступке. И эта искренность приятна людям, которые ее принимают, она помогает легко находить общий язык».
Вот этим свидетельствам вполне можно верить. И не только потому, что в данном пункте сходятся оба лагеря – и Ельцин, и его враги. Главное: эта часть жизни президентской четы проходила под телекамерами – за нею могла наблюдать вся страна. Впрочем, вряд ли можно сомневаться в следующих признаниях Бориса Николаевича, пусть речь здесь уже идет о сфере, закрытой от посторонних глаз: «Наина отдала мне столько душевных и физических сил, что говорить об этом – у меня не хватает слов. Без нее я никогда бы не выдержал стольких политических бурь. Не выстоял. Ни тогда, в 87-м, ни в 91-м, ни позже».
Главной ее жизненной миссией было быть хорошей, заботливой, любящей женой своего мужа – и она с ней блестяще справилась. Плохо или хорошо, что миссия ограничилась этим? Вопрос спорный. С учетом нашей истории и особенностей нашей национальной политики, пожалуй, все-таки плохо. «Если бы политику делали такие люди, как Наина, другая была бы у нас политика», – писал Ельцин. Явно намекая на то, что эта политика была бы намного лучше той, которую культивировал он сам. Более человечной, гуманной.
Но дело тут не только и не столько в превосходных личных душевных качествах Наины Иосифовны. Просто в исторически сложившейся у нас системе власти, неизбалованной, мягко говоря, сдержками и противовесами, жена первого лица становится по факту последним барьером, защищающим страну от необдуманных, опрометчивых решений. От политического авантюризма. Наина Ельцина такой защитой никогда не была. Ни в 1991-м, ни в 1993-м, ни позже…
Если бы политику делали такие люди, как Наина, другая была бы у нас политика».