Кошмар в детской больнице
Кричащего от страха мальчика насильно увезли от матери на операцию: «Это было как в фильме ужасов»
Врач-отоларинголог Таллиннской детской больницы настолько неподобающе вел себя по отношению к малышу и его матери, что медсестра и сиделка, ставшие свидетелями инцидента, порекомендовали подать жалобу руководству больницы.
Плановая операция пятилетнего Кристофера прошла хорошо. Под общим наркозом мальчику удалили аденоиды. Обычно пациента отпускают домой в тот же день, но у Кристофера открылось кровотечение, и его оставили в больнице на ночь. Тем не менее, к лечению у мамы ребенка претензий нет.
Полностью неприемлемым мама мальчика Кристель считает то, как с ними обращались. В Европейскую хартию прав госпитализированных детей. утвержденную в 1988 году, в числе прочих были внесены следующие пункты: «Дети и родители имеют право на получение информации способом, соответствующим их возрасту и уровню понимания. Должны быть приняты меры для смягчения физического и эмоционального шока».
В случае с Кристель и маленьким Кристофером все получилось ровно наоборот.
«Вне зависимости от того, насколько хорош хирург в плане профессиональных навыков, не менее важно то, как он общается с пациентами», – говорит Кристель, которая хочет призвать врачей следовать как европейской хартии, так и принципам доброжелательного отношения к ребенку в медицинских учреждениях. Эти принципы изложены в мнении канцлера права. В одном из пунктов говорится: «Ваши родители, врачи и другие медицинские работники должны объяснить вам назначенное лечение и серьезно относиться к вашим вопросам и опасениям».
Успокоительное не помогло
Кристофер должен был прибыть в детскую больницу утром 13апреля. Кристель дали инфолисток, в котором было написано, что ребенка повезут на операцию, предварительно дав ему успокоительное, чтобы он не плакал при расставании с мамой.
С хирургом Кристель уже встречалась накануне, доктор тогда посмотрела снимки и назначила время операции. На портале удовлетворенности пациентов Tervisetrend у этого врача две негативные и две позитивные оценки. Есть те, кто советует ей выучить эстонский язык и поменять профессию, удивляясь, что такой врач вообще работает в детской больнице, а есть те, кто хвалит ее за основательный подход.
Примерно за 20 минут до начала операции Кристоферу дали успокоительное. Поскольку мальчик все равно плакал и не хотел никуда идти без мамы, сестры пообещали Кристель, что она сможет проводить ребенка до лифта, на котором его повезут в операционную. Это уже вызвало вопросы. Подруге Кристель, ребенку которой тоже удаляли аденоиды в частной клинике, позволили быть в операционной до момента введения малышу наркоза. Такую возможность, к примеру, предлагает медицинский центр Confido.
Спустя час мальчика привезли обратно в палату. Мама надеялась, что в этот же день они вернутся домой, но в какой-то момент у ребенка пошла носом кровь. Хирург, осмотрев малыша, сказала, что аденоиды были очень большие, поэтому осталась крупная рана после их удаления, и ребенок должен остаться на ночь в больнице.
Кристофер, все еще сонный после наркоза, захныкал. Врачу это не понравилось.
«Врач приказала ему перестать плакать, потому что это спровоцирует кровотечение. Когда ребенок заплакал снова, врач пригрозила, что если он сейчас же не прекратит, то мама уйдет и оставит его в больнице одного.
Но мальчик заплакал еще сильнее, на что доктор упрекнула ребенка: «Посмотри, что ты делаешь с мамой. Ты заставляешь ее волноваться, она ждет малыша, а ты так поступаешь. Если что-то случится, виноват будешь ты!»
Кристель не понимала, почему мальчика нужно было запугивать. Ей казалось, что правильнее было бы подбодрить ребенка и все ему объяснить. Перед выходом из палаты врач сказала, что если у ребенка начнется кровотечение из носа, то нужно позвать медсестру.
Еще одна операция?
У мальчика снова пошла кровь из носа, и мама позвала медсестру. Через час в палату влетела врач и без слов подошла к ребенку, чтобы его осмотреть. «Она что-то засунула ребенку в горло, ничего не сказав, даже: «Открой рот». Потом объявила, что ребенка нужно везти в операционную, и поспешно вышла. Я ничего не поняла: зачем операционная? После этого сын снова заплакал и сказал, что без мамы никуда не пойдет. Я успокоила его, сказав, что я рядом и все хорошо».
Кристель выглянула из палаты, чтобы спросить доктора, почему ребенка собираются снова отправить в операционную. Врача видно не было. Одна медсестра предположила, что ребенка, вероятно, отвезут в операционную потому, что там хорошее освещение и получится более тщательно провести осмотр. В какойто момент Кристель услышала слова санитарки, что «ребенка с аденоидами» снова будут оперировать.
«Я тут же вышла из палаты и переспросила: «Что, простите?» Санитарка испугалась и прикрыла рот рукой. Было видно, что эти слова не предназначались для посторонних ушей.
Кристель забеспокоилась – зачем снова на операцию? Может, что-то серьезное?
«Я спросила у санитарки, нормально ли то, что доктор так ведет себя с ребенком и не общается со мной. Та ответила, что это ненормально, но успокоила, сказав, что врач скоро придет».
В какой-то момент пришла одна из сестер и сказала, что анестезиолог уехал в Пярну и нужно подождать. Спустя два часа, уже поздним вечером, в палату зашли санитарка и сестра, чтобы отвезти Кристофера в операционную.
Маме не разрешили остаться с ребенком.
«Я не хотела идти в операционную, я просто хотела узнать, почему его туда везут. Я хотела, чтобы мне объяснили и рассказали, что его ждет. У ребенка была истерика, он стоял на кровати, отказывался куда-либо идти без меня».
Медсестра предложила Кристель
подождать около операционной, мол, врач подойдет к лифту и все объяснит.
«Из дверей операционной вышла врач в маске и крикнула мне: «Мама, заходите в палату». Я не согласилась. Я просто хотела узнать, что происходит. Почему ребенка снова везут на операцию? Как можно увезти от матери ребенка в истерике без какихлибо объяснений? Тогда врач начала кричать на меня, чтобы я шла в палату, все объяснения – потом. Я ответила, что хочу получить объяснения здесь и сейчас. Но они просто повезли в операционную кровать с ребенком, который вцепился в меня и в прямом смысле слова рычал – потому что врач запретила ему плакать».
Кристель вспоминает, что санитарка, которая все это видела, говорила врачу, что ребенка нельзя разлучать с матерью подобным образом.
«Но это не помогло. Кроватку сына вкатили через большие двери, он стоял на ней и звал: «Мама, мама!» Я ничего не могла сделать, я была в полном шоке. Это было как в фильме ужасов».
После операции врач пришла в палату, но из всего сказанного ей Кристель поняла только одно слово – «хорошо». Когда Кристель спросила, что значит «хорошо», врач пообещала «все разъяснить завтра».
На следующее утро врач пришла, осмотрела ребенка, дала ему шоколадку, пожелала «счастливой Пасхи» и ушла.
Что делает этот случай из ряда вон выходящим, так это то, что, когда Кристель выписывалась с Кристофером из больницы, медсестры и санитарки посоветовали сообщить о поведении врача руководству больницы.
«Даже медсестра посоветовала мне написать жалобу. Они меня поддержали, подтвердив, что такое поведение со стороны врача неприемлемо».
Больница приносит извинения
Кристель отправила подробную жалобу руководству Таллиннской детской больницы. Руководитель по контролю за качеством лечения Лагле Суурорг отнеслась к жалобе с полной серьезностью, обсудив обстоятельства произошедшего с врачом, руководителем отделения и руководством больницы.
«Мы отправили маме подробный ответ и извинились от имени больницы», – заверила «Экспресс» Суурорг.
«Врач находилась в больнице с 16.00 до 20.00, уже по окончании своего рабочего времени, поскольку дежурный анестезиолог в здании только один», – объясняет Суурорг и добавляет, что больница много внимания уделяет коммуникации с пациентами. В 2020 году даже был разработан документ «Практика хорошей коммуникации», с которым подробно ознакомились все работники больницы.
«Если обратить внимание на общение в нашем обществе в целом, оно тоже не самое образцовое. Весь мир говорит о том, какими тяжелыми стали два года пандемии, во время которых уровень стресса у медиков резко вырос, плюс начавшаяся в феврале война также всколыхнула общество», – говорит Суурорг о важных сопутствующих обстоятельствах.
Детская больница провела опрос среди родителей по поводу удовлетворенности обслуживанием, согласно результатам которого люди в целом были довольны полученным лечением. С января по май прошлого года было роздано 540 анкет, возвращено 267. Согласно отзывам, наибольшее недовольство вызывает именно коммуникация. Например, врачи не дают достаточных объяснений и инструкций перед госпитализацией, не делятся информацией о лекарствах и их побочных эффектах, не проясняют нюансы проведения процедур.
Врач не считается с пациентами
Член правления детской больницы и создатель комиссии по этике Адик Левин относится к данному случаю критически.
«Все медицинские аспекты учтены, ребенок получил лечение и выздоровел, результат положительный. Но есть большая оплошность со стороны врача – у нее не нашлось времени объяснить матери, что происходит. Если ребенку пять лет, мать несет за него полную ответственность. Когда ребенку, к примеру, 12 лет и он уже может решать что-то сам, врачу нужно это учитывать».
По словам Левина, эта врач – хороший хирург, забывшая, к сожалению, самое главное – что у пациента есть душа и нервная система.
«У каждой врачебной специализации есть особенности, касающиеся общения с пациентом. Хирург работает руками и головой, остальное вторично. Но для пациента это «остальное» – самое важное. Врач должен выполнять свою работу так, чтобы в критической ситуации не забывать, что все-таки человек номер один – это пациент. Врач должен уметь смотреть на ситуацию со стороны матери и ребенка. Известно же, что 90% всех конфликтов в больницах – проблема коммуникации между врачом и пациентом.
Как можно было бы разрешить эту ситуацию?
Кроватку сына вкатили через большие двери, он стоял на ней и звал: «Мама, мама!» Я ничего не могла сделать, я была в полном шоке. Это было как в фильме ужасов»
«Если бы я как врач поступил некрасиво или ошибся – а здесь была ошибка, хотя и не врачебная, я бы потом подошел к маме ребенка и извинился, объяснил, что я нервничал, боролся за жизнь и здоровье ребенка и вышел из себя. На 99% уверен, что это бы сработало, и мама ребенка приняла бы мои извинения», – считает Адик Левин.
Сама Кристель в этом не уверена. Ее ребенок появился на свет прежде срока, на 29-й неделе, и она хорошо знает, что означает «бороться за жизнь».
«Если бы возникла чрезвычайная ситуация, когда ребенка нужно было бы срочно отправить на операцию из-за сильного кровотечения из носа, то и вопросов не было бы. Но мы два часа ждали в палате, пока придет врач и расскажет, что и как. Если бы сказали, что нужна повторная операция, все стало бы понятно. Зачем это скрывать? Я просто хотела, чтобы со мной поговорили. И, естественно, чтобы операция прошла хорошо».
Должен ли хирург вообще говорить с пациентами?
«Разумеется, хирург всегда должен разговаривать с пациентом! Вопрос в том, насколько подробно и как. Но это уже врачебное искусство», – говорит Адик Левин.
«Детский врач любой специализации должен разговаривать с пациентами и их родителями, потому что проведение операций у детей – всегда особый случай, это тяжелая тема для родителей, – считает Лагле Суурорг. – И после операции врач всегда осматривает своего пациента, прежде чем дать добро на выписку».