«Я не жестокий убийца. Если бы я обратился к психиатру, этого бы не случилось»
Кевин и его мать рассказали журналисту Eesti Ekspress о том, с какими трудностями сталкиваются молодые люди с психическими расстройствами, а также о том, что со своими проблемами они остаются один на один.
Кевин, закончивший десятый класс с отличием, рассказал, что после того, как в декабре 2020 года он расстался с любимой, с которой их связывали длительные отношения, он впал в глубокую депрессию.
«Я и до этого отличался от других, но теперь мне хотелось убить себя. Но я не решился наложить на себя руки. И тогда мне пришла в голову мысль убить другого человека. Мне бы следовало пойти к психиатру, но я не обратился к нему. Немногие знакомые, которым я говорил, что у меня депрессия, советовали обратиться к врачу, но я полагал, что это состояние само пройдет. Вскоре меня стали одолевать навязчивые идеи. Я не психиатр и не могу утверждать, что они были вызваны депрессией. Но я уверен, если бы обратился к психиатру, я бы никогда не совершил это преступление», – уверен Кевин.
Напились в хлам
«14 февраля мы с приятелем напились. Один бездомный купил нам пива, и я здорово опьянел. Но я прекрасно все помню. Взяв биту, я просто шлялся по улице, думая о том, что изобью первого встречного. Убивать я не собирался, просто хотел врезать как следует. Мне навстречу шла женщина, и я стал бить ее по голове. Нанес не менее шести ударов. С трудом верится, что это я сломал тело трубчатой локтевой кости, наверное, женщина сама упала. Но я не оправдываю себя. Не спорю, то, что я сделал – ужасно. Но даже если бы я хотел убить, пострадавшая получила столь незначительные повреждения, что с юридической точки зрения это могло бы быть классифицировано как ненадлежащее физическое обращение. Покушение на убийство сопровождается опасным для жизни состоянием, а женщина не находилась в таком состоянии. На голове у нее были только шишки и синяки. Но, повторю, то, что случилось, это ужасно», – признает Кевин.
«Действительно, полицейским я заявил, что хочу стать серийным убийцей. В то время я как раз интересовался психикой серийных убийц, но таким, как Рамирес, я становиться не хотел. Хотя да, у меня была такая же прическа, как у него.
В полиции мне сразу объяснили, что я не могу оставаться на свободе, и что у меня нет на это ни малейших шансов. Прокурор сомневался в том, здоров ли я психически. В психиатрической больнице у меня диагностировали расстройство аутистического спектра и отправили в приют на улице Нымме. Тем самым прокуратура и полиция расписались в собственном бессилии, этот приют не для таких, как я», – считает Кевин.
«Я должен был получать психиатрическое лечение»
«Меня должны были признать невменяемым и немедленно отправить на принудительное лечение на любой срок. Но вместо этого я попал в приют с его провоцирующей атмосферой. Если бы меня туда не упекли, я бы ни на кого еще раз не напал, и мое душевное состояние не было бы таким плохим.
Все ребята, которые там находятся, страдают какой-нибудь зависимостью, они пьют, дерутся. В приюте содержатся грабители и наркодилеры, люди, избивавшие других до полусмерти. Тот случай со мной в приюте объясняется тем, что никто не мог нормально решить ни одну из моих проблем. Там тебя в любой момент могут избить. Я продолжаю общаться с некоторыми из тех, кто был в приюте, и все они разделяют мое мнение. Это очень печальное место», – говорит Кевин.
«Тот месяц, что я провел в Вируской тюрьме, лучше всего сказался
на моем душевном состоянии. Я бы не поверил, если бы мне раньше сказали, что в тюрьме лучше, чем в Ныммеском приюте. В Вируской тюрьме молодежь не ведет себя, как задиристые петухи, там я себя чувствовал в большей безопасности. Конечно, мне не нравилось, что я нахожусь за решеткой, но в тюрьме я смог наконец учиться в 11-м классе. В приюте мне почему-то не разрешали посещать школу. Признаю, я вел себя в приюте не лучшим образом, но они могли бы отводить меня в школу под охраной. В тюремной школе я смог нормально учиться. Там очень хорошая школа, я мог бы и дальше заниматься.
Как человек с синдромом Аспергера, находясь под стражей, я наслаждался одиночеством, мне претит непотребное общество. Я вовсе не холодный убийца. Да, у меня снижено чувство эмпатии и низкий эмоциональный порог, но я вовсе не плохой до мозга костей человек и не социопат.
Когда месяц спустя меня выпустили из тюрьмы, то вновь отправили в Ныммеский приют, но, как я уже сказал, это место не для меня! Могли бы отпустить меня домой под электронный надзор. Я бы лучше отправился в Тапаскую спецшколу, мои новые приятели хорошо о ней отзываются. Прежде мне не доводилось общаться с хулиганами, а теперь я знаком с некоторыми, и они хвалят спецшколу. Я очень хотел продолжить учебу! В приюте дни проходили один за другим, учиться я не мог, к тому же меня угнетала мысль, что меня посадят на три года.
В январе суд вынес решение. Я очень благодарен судьям за справедливое решение, они поняли, что меня надо лечить, а не сажать. В апреле меня отпустили из приюта.
Сегодня я живу не той жизнью, какой жил до совершения преступления, и не той, какой жил в приюте. Я не отказываюсь от лечения, не хочу «впадать в психоз», лечу депрессию. Осенью снова пойду в 11-й класс. Хочу выучиться на юриста. Мне дали три года испытательного срока. Конечно, это немалый срок, но я не собираюсь совершать ничего криминального. Ничего, переживу. Буду вести себя хорошо».
Мама Кевина: «Это печально прежде всего потому, что мой сын не получил своевременного лечения»
Мама Кевина не оправдывает поступок сына, она искренне сочувствует пострадавшей женщине. Но считает, что ее сын тоже является жертвой.
«Вся эта история пронизана чиновничьим бездушием, некомпетентностью, нарушением профессиональной этики и стремлением форсировать события. Служба охраны детства, прокуратура шли по пути наименьшего сопротивления. Рыба гниет с головы. К сожалению, в этой истории пострадавшей стороной является и мой сын. Надеюсь, что этот случай поможет бороться родителям, чьи дети страдают психическими расстройствами.
Сейчас козлами отпущения оказываются приюты и спецшколы. Но как подростки туда попадают? Усилиями служб по охране детства, полиции, прокуратуры. Я считаю, что деятельность этих институтов грешит недостатками. Они выбирают простейший путь. И да, у нас слишком мало учреждений, предназначенных для подростков, поведение которых отличается от общепринятого. Проще отправить их в тюрьму, спецшколу. Словом, куда подальше. По отношению к моему сыну могли бы применить электронный надзор. Но прокурор ответил категорическим отказом! Лучше посадить. А если посадить не получится, отправить в закрытое учреждение. Главное – убрать с глаз долой. И можно браться за следующего.
К счастью, мой сын, хотя из его жизни выпал целый год, вышел из этой ситуации. Хочу сказать всем родителям: если вы чувствуете, что на вас давят со всех сторон, доверяйте своей интуиции и боритесь. Я очень благодарна практикующей семейную многомерную терапию (англ. MDFT) Марью Киртле, которая всегда выслушивала нас, поощряла не опускать руки и продолжать бороться».
У меня снижено чувство эмпатии и низкий эмоциональный порог, но я вовсе не плохой до мозга костей человек и не социопат.