«Хочу ловить кажды Й день!»

Александр Мясников – один из самых знаменитых телевизионных докторов. Свою программу на ТВ он называет авторским проектом, где он может хулиганить, как хочет: «Такой кайф!»

Доктор Мясников – о том, как жить, чтобы ни о чем впоследствии не жалеть: советы телеведущего и просто мудрого человека

– Доктор, вы вообще любите хулиганить?

– Не могу без этого. Вот я сегодня решил полетать на вертолете. И как раз погода удалась. Слетал с другом в супермаркет, купил хлебушка. Это как реплика к фильму «Бриллиантовая рука»: «Наши люди в булочную на вертолете не летают!» Я летаю уже года четыре.

– То есть вы не только врач, но и пилот?

– Да. Всю жизнь мечтал об этом и вот только в 65 лет получил удостоверение. Раньше просто не думал, что это реально. А потом мне друг, чей вертолет я брал сегодня, показал, как он летает, и я пошел учиться.

– Потрясающе. Меня, конечно, поражает, с какой жадностью вы исследуете жизнь, ищете что-то новое, какие-то ощущения, впечатления, точки на земле, в воздухе, в океане. Вы ведь и в горы ходите, и на дно океана погружаетесь.

– Меня подстегивает осознание, что жизнь конечна. Смотришь в паспорт, и первая мысль: «Дедушка, вы тут паспорт забыли». Потом понимаешь, что это твой… А ты еще на ту гору не поднялся, туда не съездил. Оскар Уайльд сказал, что трагедия старости не в том, что ты чувствуешь себя старым, а в том, что ты чувствуешь себя молодым. Когда-то меня угнетала цифра 50, у меня близкий друг умер в день рождения в 50 лет, и я очень беспокоился, думал, что после пятидесяти жизни уже нет.А когда мне самому исполнилось пятьдесят, я как-то сразу успокоился и начал жить. Никогда не был так физически силен, как сейчас, хотя всегда занимался спортом. Но вот я делаю вещи, которые не мог делать в 30–40 лет. Какое-то время расцвета! У меня же есть такой постулат, что больной человек – это тот, кто считает себя больным, а здоровый – тот, кто считает себя здоровым. Притом понятно, что тот, кто считает себя здоровым, далеко не всегда здоров с медицинской точки зрения, у него могут быть какие-то болячки. И у меня достаточно много хронических болезней – гипертония, подагра, сахар повышается периодически, – ну а что делать? Я пью таблетки и живу дальше. Сейчас и возможностей появилось больше, к счастью. После шестидесяти я стал без акваланга нырять, фридайвингом заниматься.

Альпинизмом

увлекаюсь. Уже побывал на трех вершинах более 6 тысяч метров – на Тибете, на Эльбрусе, на Килиманджаро. В июне хотел подняться на семитысячник, на пик Ленина, но у меня просто не складывается, надо на Камчатку лететь. Но на следующий год пойду.

– А что вам дает телевидение? Тоже своеобразный адреналин? Или это, скорее, карьера?

– На карьеру мне вообще наплевать давно. Но у меня есть дело – больница, за которую я отвечаю. Там пациенты и тысяча триста сотрудников. А телевидение – больше для души. Оно дает возможность общаться с очень многими людьми. Сейчас ко мне один мужик подошел и говорит: «А я из-за вас прочитал «Графа Монте-Кристо». Приятно! Или мне написали: «Я благодаря вам Достоевского стал читать». Дети подходят: «Я из-за вас турник в комнате прибил». То есть это не просто программы про медицину, они об образе жизни. Меня спрашивают: «Ты не устал, что с тобой фотографируются?» А мне очень нравится, я с людьми общаюсь, у меня появился кружок последователей по спорту. Я публикую, что делаю, и они публикуют, что делают, потом мы встречаемся, я даже на передачу позвал одного. Я ведь живу за городом, в ста километрах от Москвы, у меня жизнь простая: дом, работа, студия и потом снова дом. В ресторане не помню, когда был. У меня мангал, три собаки, кошка, мы

все вместе едим…

О предках

– Василий Ливанов, артист в третьем поколении, рассказывал, что в Японии потомственные актеры считаются чуть ли не особой высшей кастой, медиумами. Вы – медик в четвертом поколении, что это дает?

– Кто-то сказал, что у каждого интеллигентного человека должно быть три высших образования. Первое – у его дедушки, второе – у его отца, третье – у него самого. Очень важно, в какой семье ты растешь, в каких условиях. При этом продолжать династию крайне неудобно, особенно в молодости, когда на тебя смотрят и сравнивают с родителями, а ты не такой…

Я долго не ездил в Красный Холм, место моих предков. А потом выкупил дом, где родился мой прадед Леонид Александрович Мясников, земский врач, который стал городским головой и избирался на эту должность трижды. Он открыл в городе больницу, летний театр и женскую прогимназию. Там же родился мой дед Александр Леонидович Мясников, академик и выдающийся кардиолог. Вообще, он на филологический хотел поступать и даже отнес туда документы, но забрал. Дед у меня был артистической натурой, подвижный, умный, любил все красивое: живопись, музыку, женщин.

– Говорят, что у него были самые красивые ординаторши…

– Да. Даже в солидном возрасте они выглядели роскошно, можно представить, какими были в молодости. И когда они вспоминали деда, у них загорались глаза. Про него рассказывали, что окончательное решение, принять кого-то в ординаторы или нет, он принимал после того, как говорил: «Ну все, идите». Ему нужно было посмотреть девушке вслед.

– Ваш дед лечил Сталина…

– Да. Но у нас на Кавказе лечатся красным вином и буркой. У Сталина не было лечащих врачей, которые его регулярно наблюдали. Его никто не лечил до тех пор, пока он не упал. Ну а когда это случилось, уже все последние бюллетени о его здоровье были подписаны дедом.

– Что вы знаете о своих предках с маминой стороны?

– Мама у меня крымская татарка. Дед турок. Там все очень интересно, даже книжка есть, в которой описана его судьба: «Загадки Стамбула». Мой дед приехал из Турции осваивать Крым, создавал что-то вроде мусульманских колхозов. Бабушка, красавица неописуемая, в него влюбилась, забеременела. Деда арестовали и должны были расстрелять, и тут родилась моя мама. Бабушка просила солдат, чтобы дед перед расстрелом увидел дочку. К нему проявили милосердие. А хитрая бабушка до этого подготовилась – разобрала стенку дома, занавесила ее ковром, и он сбежал. А ее чуть не расстреляли, но благодаря маленькой девочке на руках сжалились и сохранили жизнь. Дед бегал по лесам Ай-Петри, скрывался, бабушка носила ему еду. Их выследили, но они снова сбежали, добрались до Батуми, пытались пересечь границу с Турцией, но нарвались на пограничников. Под огнем бабушка с мамой на руках просидела в болоте сутки, а деда тяжело ранили, он упал в реку. Все решили, что он погиб. Но он выбрался на турецкий берег, его там подобрали, вылечили. И впоследствии он женился на дочери людей, которые его спасли. А бабушка с моей мамой вернулась на родину. Там на бабушке женился чекист, который упустил моего деда. Мама мне рассказывала: «Я, маленькая, помню: сидит твоя бабушка, перед ней на коленях стоит начальник из ЧК с револьвером у виска и говорит: «Не полюбишь – я застрелюсь». Конечно, не застрелился». Этот чекист погиб в первые дни войны. А моя мама в 1965 году встретилась со своим отцом-турком. Такая бурная история.

О работе

– Ваша жизнь тоже полна необычными событиями. Вы работали не только в Америке и Франции, но и в Африке, куда вы уехали сразу после окончания института. С 1981 по 1989 год в «

Живите спокойно. Никто не знает своего часа. Вы ничего не можете изменить, а ваши нервы играют только против вас в плане здоровья, да и вообще раскачивают ситуацию в целом. Поэтому не дергайтесь.

вашем послужном списке Ангола, Мозамбик…

– Знаете, в детстве мне не давали много читать из-за близорукости, но я забирался в кладовку под лестницей с фонариком и читал все тома «Жизни животных» Альфреда Брема. Ходил в кружок юных биологов зоопарка, в 5-м классе наблюдал там тигров и написал работу про них. Когда мой дед увидел и прочитал эту работу в палец толщиной, сказал: «У меня аспиранты таких полных и логичных диссертаций не пишут, как ты написал». Я всегда мечтал о путешествиях, об экзотических странах. И об Африке в том числе. Раз пятнадцать смотрел фильм «Барабаны судьбы». Когда появилось предложение поехать в Мозамбик врачом с группой геологов, я с радостью согласился. Но я не знал, что там настоящая война. А война – она и в Африке война. Тут уж не до экзотики. Мы рисковали постоянно. Помню, убегали от обстрела, а перед нами на тропинке встала кобра, раскрыв капюшон. Я в испуге остановился, а меня в спину товарищ тычет: мол, ты чего встал. Я говорю: «Там змея». Он орет: «Да какая, на хрен, змея!»

– По соседству с вами жили пять врачей из Красного Креста, а потом им всем отрезали головы. Как вы это все вообще пережили?

– У молодых выше стрессоустойчивость, и к тому же, если ты постоянно в ужасе живешь, притупляется восприятие. Вот сейчас рядом со мной люди, которые смогли вырваться из Мариуполя. Они просидели в подвале 20 дней. А теперь нормально общаются, шутят. Видно, что у них притуплено восприятие. Они что-то рассказывают и совершенно буднично, безо всяких эмоций уточняют: «А умерших мы хоронили рядом с детской площадкой». Это шок военный, защитная реакция, чтобы не сойти с ума.

Об испытаниях

– Кстати, о критических моментах в жизни. Вы писали в одном из своих постов в соцсетях, что пять раз оставались «голым человеком на голой земле».

– Так и было. А потом выходишь на следующий этап жизни, который обычно только лучше. И я уже давно вывел формулу, что успех невозможен, если ты плавно продвигаешься по ровной дороге. Серьезный успех – это только взлеты и падения, крутые зигзаги. И падения закаляют. Сейчас сложная ситуация, и вы увидите, сколько новых людей скоро проявится. В периоды испытаний становится видно, кто есть кто.

– И все-таки, что это за испытания, через которые вы прошли?

– Африка, о которой мы уже говорили. Приезд в Америку. И возвращение оттуда – тоже… В Америке нужно было сдать экзамены, и я обнаружил, что по базовым наукам я вообще ноль, пришлось по новой проходить первые курсы института, учить… А потом я единственный из группы вернулся в Москву – не устраивала американская жизнь. Помню, меня спрашивали: «Почему? Ты же можешь прекрасно устроиться в госпитале Монтана, туда берут даже без грин-карты, потому что не хватает врачей». А я отвечал: «Вы знаете, вы здесь сидите в этом подвале, где нет окон, с шести утра до двенадцати ночи, плюс час на дорогу на работу, час обратно. И это – вся ваша жизнь, вы даже в отпуск не можете пойти, это для вас проблема, в год отдыхаете три-четыре дня максимум. А дни в этом подвале не отличаются один от другого. И не важно, сколько пройдет: пять лет, десять или двадцать. Вы, кроме подвала, ничего не увидите. А я еще подергаюсь». Но, когда я уехал из Америки в Россию, у меня было 50 тысяч долларов долга. Я уезжал в никуда.

О чудесах

– А как часто в вашей жизни происходили чудеса? Мне кажется, вы человек, который с этим сталкивался.

– Конечно. Любой врач, который долго работает, видит чудеса. Безнадежные больные встают. Я видел много чудесных исцелений и очень интересных вещей, которых не объяснишь. Например, НЛО. В Хакасии их вообще много. Я наблюдал, как они двигаются, останавливаются, уходят. Помню, над баней сделали два круга и мерцают. Я долго стоял и смотрел. Вышел голый без телефона, вернулся в избушку, а ребята спрашивают: «Ты видел?» – «Видел. Что это?» – «Да у нас довольно часто такие вещи бывают». Уфологи считают, что в Хакасии какое-то особенное место, центр чего-то там.

– Александр Леонидович, а любовь – это чудо? Совершали ли вы безумные поступки ради любви?

– О, сколько раз! Я вообще по натуре очень влюбчивый, у меня и мать такая, и дед – это у нас семейное. Ну а лучший способ завоевать девушку, в которую ты влюбился, – сделать что-то невероятное. То, чего она никогда не видела. Допустим, свою жену я встретил в гостях и поразил ее тем, что сначала на мелкие части разломал хозяйский стул, потом разгрыз стакан – я в молодости умел это делать, – а затем побил ее мужа. И вот мы уже 40 лет или даже больше женаты… Долго, люди столько не живут. Вот такой эффект возымели мои хитрые хулиганские действия.

О женщинах

– Вы нравитесь огромному количеству зрительниц, для многих вы эталон мужчины. А кто эталон женщины для вас?

– Дело в том, что у меня проблема: я люблю всех женщин.

– Это же не проблема.

– Знаете, у меня это точно по Булгакову: создал Бог игрушку – женские глаза. Вот для меня женские глаза – это все. Не грудь, не ноги. А зеркало души! Я идеализирую, конечно, женщин. При более близком знакомстве в большинстве случаев оказывается, что все не так, как я себе навоображал. Ну и хорошо, мне нравится обманываться.

Эталона женщины нет совершенно. Любая женщина красива, любая может быть обворожительной… Когда ты с умной женщиной, через секунду перестаешь замечать недостатки внешности. Ум – это великое дело. Но любая женщина умнее, сильнее, здоровее и хитрее любого мужчины – это биологический факт, тут не о чем говорить. Все эти хи-хи, хо-хо – это только для обмана мужчин. Работает, кстати! Вот уже сколько тысяч лет!

– Можно предположить, что жене Наталье пришлось с вами непросто…

– Начать с того, что она со мной поехала в воюющую страну и там подвергалась ненужному риску, лишь бы, как ей казалось, мне помочь… У нас отношения разные бывали в силу моих влюбленностей, но, я уверен, если, не дай бог, что случится, она всегда будет рядом, будет помогать.

О маме

– Вы как-то сказали, что человек – ребенок, пока есть родители. Вашей мамы уже нет. Скажите, как изменилась ваша жизнь после ее ухода? У вас же была особая связь.

– Связь есть по сей день, а может, даже стала сильнее. Потому что, решая какие-то задачи, я всегда ее спрашиваю: «Мам, как?» И я очень хорошо представляю, что она ответила бы. Вот, допустим, смотрю на девушку и думаю: маме она понравилась бы или не понравилась? Спрашиваю: «Мам, как?» Она говорит: «Класс!» Серьезно. Пока мама была жива, я меньше с ней разговаривал. Она никогда не любила телефон, отвечала коротко: «Живая! Все, живая, не мешай!»

Говорят, когда умирает мама, в спину начинает дуть – это я почувствовал. Родителей нет, и ты следующий на очереди, так что живешь уже с другим ощущением. Но я знаю, кого увижу, когда перейду эту речку. Так что связь есть…

– Мама была уникальным человеком?

– Абсолютно. Таких нет. Она была умна, красива, подвижна. А самое главное, до смерти оставалась ребенком – взбалмошным, легким, щедрым – она всегда отдавала последние деньги нищим. Я говорил: «Мам, но они же обманывают». Она отвечала: «Это их проблемы, что обманывают.Не мои. Они просят, я даю». Она всегда заступалась за слабых, причем физически заступалась! Помню, ей было уже 90 лет, я пришел, она кипит, рассказывает: «Я в очереди стояла за бараниной для чебуреков тебе, а меня толстая тетка с сумками оттолкнула. Я говорю ей: «Что вы делаете?» – а она в ответ: «Ой, молчи, как мне ваша нация надоела!» – «Какая нация?!» Она маму за еврейку приняла, как потом оказалось. И мама взяла перочинный ножик, приставила ей к горлу и говорит: «Я тебя сейчас зарежу». А рядом мужчина был лет шестидесяти, он взял маму за руку, отвел в сторону, говорит: «Тихо, тихо, мы же должны быть спокойными». Он как раз оказался евреем. Маму он до дома довел, боялся отпустить, потому что она все порывалась вернуться. Мама могла, да. Она была вспыльчивая.

– Вы никогда не страдали от ее вспыльчивости?

– Все время страдал. Я тоже вспыльчивый, но с мамой не сравнюсь. Если она бросалась в бой, то готова была умереть в ту же секунду, ей жизни не жалко было. А кто побеждает? Тот, кому не жалко своей жизни. Она была вообще безбашенная, с молодости и до старости, всегда. Говорила: «Я разве что-то не могу? Я могу!» Мама делала невероятные вещи. Допустим, мне лет двадцать, мы едем на «Жигулях» по городу. На набережной меня останавливает гаишник, начинает вымогать деньги, а ей просто надоело в машине сидеть, она подошла к гаишнику и документы у него вырвала. Тот ошалел, смотрит на нее, а мама говорит: «Мальчик, ты лови других, а мы поехали». Повернулась и ушла. Гаишник остолбенел и не мог даже слова сказать…

С мамой жить было – как с атомной бомбой. Я как-то сильно напился, она пришла и увидела меня пьяного, взяла бутылку и разбила вдребезги о мою голову. С тех пор, кстати, я и не напивался, такое кардинальное лечение.

Период испытания

– Вы говорите, что сейчас период испытаний. Как себя сберечь? Как помочь себе и тем, кто рядом?

– Ситуация не просто тяжелая, а крайне тяжелая психологически, люди находятся на грани срыва, я и сам еще недавно был в этом состоянии. Рухнул привычный мир, не всем понятно, почему. Не ясны перспективы. И не завтра, и не послезавтра все кончится. Многие, конечно, находятся в тревоге: что будет? Мне тоже трудно было взять себя в руки. Но эта чашка разбилась – все, диагноз поставлен, теперь надо с этим жить и думать, что дальше. Прежде всего – оценить, насколько все плохо. Боишься инфляции? Она и так была. Безработицы? Знаете, мне правильно один друг сказал: для того, чтобы начать строить карьеру, первое, что надо сделать, – уволиться с работы. Рассматривайте это как возможность. Живите сегодня. Вот, допустим, вы боитесь и из-за этого не делаете того, что хотите. А если посмотреть книгу судеб, может оказаться, что, например, через 64 дня вы должны умереть. Ну вот у вас тромб оторвется через 64 дня. И потом на том свете вы будете думать: дурак я дурак, у меня было целых 64 дня, я мог развлекаться, любить женщин, путешествовать, нырнуть с аквалангом, а я сидел и трясся, что будет завтра, и копил три евро последние. Надо из этого исходить. Живите спокойно. Никто не знает своего часа. Вы ничего не можете изменить, а ваши нервы играют только против вас в плане здоровья, да и вообще раскачивают ситуацию в целом. Поэтому не дергайтесь. Я вообще абсолютный фаталист.

На карьеру мне вообще наплевать давно. Но у меня есть дело – больница, за которую я отвечаю. Там пациенты и тысяча триста сотрудников. А телевидение – больше для души.

– И все же в своих программах вы учите не фатализму, а наоборот: как самому определять свою судьбу, как следить за здоровьем, чтобы дольше и качественней прожить. У вас ведь есть какие-то ежедневные правила, которые вы не нарушаете?

– Есть. Я стараюсь высыпаться, это для меня самое важное. Полноценный сон дороже всего. Еще стараюсь всегда плотно завтракать и не переедать, и обязательно ежедневно двигаться. Двигаться, двигаться, двигаться – хочешь не хочешь, боль не боль! Вот сейчас я уже в аэропорту, а с утра сделал сто подтягиваний на кольцах за десять минут, отжался 50 раз, штангу поподнимал, искупался в своем пруду. Зимой нырнул бы в прорубь. И так каждый день.

– Что является самым мощным двигателем в вашей жизни?

– Сегодня это желание все успеть. У меня нет «потом», «после», «вот когда закончится». Мне говорят: «У тебя травмировано плечо, перестань бороться на ковре». А я отвечаю: «Понимаете, ребята, это вы, если возьмете паузу, то сможете вернуться, у вас все впереди. А если я перестану, может быть, уже никогда и не буду». У меня нет возможности ждать, пока у меня заживет плечо. Я хочу ловить каждый день.