«Можно ли верить Елене Прокловой?»
Ирина Понаровская написала автобиографию, получившую красноречивое название «Честно говоря». Певица предельно откровенно рассказывает о себе, личной жизни, отношениях с коллегами по шоу-бизнесу. Мы публикуем отрывок из книги Ирины Понаровской, в котором она вспоминает сложные и неприятные ситуации, которые случались с ней за время карьеры.
Прервав многолетнее молчание, Ирина не так давно вернулась на сцену и поделилась в автобиографической книге «Честно говоря» самыми сокровенными переживаниями. Певица рассказала об отношениях с Сосо Павлиашвили, озвучила свое мнение о «королях» и «королевах» современного шоу-бизнеса, привела примеры из серии selfmade woman – как женщины «делают самих себя».
«Мне пришлось много чего пережить, и настало время обнародовать правду, чтобы больше вам не рассказывали про меня всякие байки и невероятные глупости», – так пояснила Понаровская издание своей книги.
Публикуем фрагмент, в котором Ирина вспоминает о самых крупных разочарованиях в своей жизни и озвучивает мнение о правдивости рассказа Елены Прокловой о домогательствах к ней на съемках.
– Вы целых 10 лет были вне шоубизнеса. Но я никогда не слышала и нигде не читала о причинах. Можете рассказать, как так произошло, почему?
– Это не секрет: в свое время я убежала из шоу-бизнеса, потому что все, что происходит там сейчас, предвидела еще тогда. А там творится бешенство – бешенство достатка и показухи. Одни, как Волочкова, собственный Большой театр себе строят в своем загородном доме. Другие тоннами скупают ценные меха. Я вот не понимаю, сколько можно на себя шуб надеть – 10, 20, 100? Да, я одеваться люблю, обожаю, мне это нравится, я экспериментирую. Я вообще могу весь свой гардероб раздать и потихонечку собрать новый, потому что пришло время, не хочу ничего того, а хочу все другое. Да, я это люблю, но у меня есть берега. Я не пойду брать кредит для того, чтобы построить себе замок. Я не буду играть с государством в займы, чтобы понты гонять. Потому что мне все равно, на какой машине ездить. У меня был период – как раз в момент разгула – когда все начали дружно покупать себе все эти Bentley-шментли, а у меня автомобиль сожгли. Денег на новую машину не было, но я могла взять какую-нибудь фиговенькую машинку напрокат. И я ездила на
крошечной Hyundai Getz – в том числе и на работу, на концерты. Выходила из нее, встречали поклонники, садилась в нее, поклонники провожали. И никакого дискомфорта я в связи с этим не испытывала. Все: «Ой, это у вас такая смешная машинка…» Я: «Да, это прокатная машина, я пока не купила свою». И все! Даже не думала ни перед кем оправдываться. Для меня никогда не было трагедией подойти пешком, а не подъехать на лимузине. Мне вообще наплевать на это.
Это такая боль жуткая, когда ты не свободно живешь в профессии, а должен все вычислять. Прогнозировать свой успех или неуспех, подсчитывать количество эфиров с тобой… Приходится делать не то, что должно естественно сопровождать твой путь, а придумывать предлоги и причины, чтобы навязать себя. И плюс к этому вся эта грязь, это логово «целующихся змей», террариум. Вот смотрю на все дни рождения и празднества коллег и недоумеваю: неужели это все, чем люди могут жить. Причем я хорошо понимаю, что эти вечеринки изо дня в день перетекают из семьи в семью, как переходящая эстафета от одной звезды к другой. Все эти примадонны, короли, императрицы… Вот скажите, откуда это нищебродское стремление зваться королями? Кто все эти люди, откуда такое желание сесть на трон? Нельзя стать королем без династии! Это липовое звание, какая-то псевдожизнь. И вот все это вранье, притворство, мерзость так отвращают меня от моей любимой профессии.
– Расскажите о разочарованиях – их было много в жизни? Какое самое большое?
– Разочарования были, и их было больше, чем хотелось бы. Насколько они велики, по прошествии времени трудно сказать, потому что я человек, не живущий прошлым. Вспоминаю это как какие-то факты из моей жизни, помню, что было очень больно и обидно и что я плакала. Как правило, все было связано с работой – с обманом и несправедливостью. А обманывали меня очень подло. Особенно запомнился случай с Татьяной Коршиловой, она была одной из основательниц программы «Песня года» и одно время вела ее. Но сейчас ее уже давно нет в живых, в молодом возрасте она разбилась в аварии.
Вот она мне очень много боли принесла.
И вроде бы такой правдолюбкой сначала казалась, а потом выяснилось, что способна на подлые чудовищные вещи. Кого-то, наверное, нельзя было бы обвести вокруг пальца, а меня можно, потому что я всегда была честной и верила людям. Даже представить себе не могла, что такое бывает. Уж не знаю, самое ли большое это было разочарование, но видите, я не забыла о нем до сих пор. Произошла вот такая история… Коршилова пригласила меня на «Песню года» – то ли 83, то ли 85, сейчас уже не помню – и у меня в репертуаре была песня Жени Мартынова, которая называлась «Заклятье».
Это был очень удачный перевод стихотворения индийского поэта, и Женя написал песню, которую отдал мне петь. Просто взял и подарил. Тогда никто не продавал и не покупал песни, все это было по-иному: композиторы получали авторские от исполнения, и все были довольны. Я, конечно, схватилась за нее, потому что песня была мощнейшая, и она у меня получилась по нутру, по накалу, по всему… А Коршилова меня приглашает с песней Фельцмана – я ее просто записала для его пластинки, она даже не входила в мой репертуар – но поскольку он член Союза композиторов, была гарантия, что на «Песне года» ее точно не вырежут.
Тогда на этой программе все пели по две песни, и я ей говорю: «Тань, давай сделаем так – я спою «Заклятье» (потому что, ну это песня) и Фельцмана до кучи. Ему нужно просто дань уважения отдать, так что и ее исполню». Она соглашается. Начинается вся эта катавасия, и случилось так, что я немножко раньше времени прихожу на репетицию и вдруг слышу, как мою песню «Заклятье» поет какая-то девочка. Никому не известная ни тогда, ни сейчас литовская певица.
– Я к Коршиловой: «Тань, что это, почему она мою песню поет? Причем даже фонограмма записана?»
А она: «Да нет, она пробует просто. Мы ее прослушиваем». Короче говоря, пою две песни на записи программы, а когда вижу эфир, «Заклятье» поет эта литовка. Более того, поскольку на съемке в концертной студии «Останкино» пела я, а девочку сняли вообще без зрителей, мою публику Коршилова решила подмонтировать к ее выступлению. Я звоню и говорю: «Таня, ты подлая тварь, как же ты
Конечно, я, наверное, тоже не всегда вела себя красиво по отношению к людям, тоже кому-то делала больно, но, во всяком случае, это было не подло, не исподтишка, а может быть, вообще даже неосознанно. Я никому не хочу делать зла, но и не желаю, чтобы мне чинили гадости.
так могла?» Это не просто разочарование и я не испытывала бешенство – меня убили, раздавили. Обманом оставили с этой, в общем-то, очень средненькой песенкой Фельцмана, а «Заклятье» отдали литовке, которая спела ее просто никакосово.
Видимо, ее специально привезли и предложили эту песню, потому что иначе я взорвала бы эфир, а этого кто-то никак не хотел допустить. Руководство дало Коршиловой указание, чтобы я не выходила с этой песней, но, поскольку она была обещана Жене Мартынову как финалистка «Песни года», ее все равно должен был кто-то исполнить. На примете оказалась вот эта литовка. Коршилова дала ей возможность записать песню на студии и все спродюсировала. А меня выпустили с говенной песней Фельцмана, которую никто ни до, ни после этого никогда не слышал и не пел, потому что она вообще никакая. Очередная дурная советская песня, которую я постаралась спеть прилично.
Короче, это была трагедия, я так плакала… И вот вскоре, буквально через два месяца, узнаю, что Таня Коршилова разбилась в автокатастрофе. Она сделала мне очень больно и вскоре погибла – вот что об этом думать?
И это не первый похожий случай. У меня такое ощущение, что судьба мстит всем этим людям, которые меня обижают. Вот еще один пример… Из-за собеседования в ректорате – такой был экзамен при поступлении в консерваторию – ректор Серебряков зарубил меня. И это несмотря на то, что вступительные экзамены, а я поступала по классу фортепиано, были на 5 с плюсом, таких оценок вообще не бывает. На этом коллоквиуме он меня запарывает, и я не поступаю в консерваторию.
А мой папа когда-то учился с его сыном. И вот он звонит ему и говорит: «Слушай, ты там никак не можешь на отца своего чуть-чуть надавить? Дочь не проходит с оценками 5+ в консерваторию из-за этого сраного собеседования в ректорате, потому что она не знала, кто там президент Зимбабве и какая правящая партия в КуалаЛумпуре». Ну и, спасибо папе, меня допустили до второго коллоквиума. Но я хочу сказать, что столько, сколько я проплакала, прорыдала в голос и прокричала вместе со своей мамой, – представить себе невозможно.
И что же – через полтора месяца Серебряков умирает. Среди полного здоровья, ни на что не жалуясь, не болея. Просто ложится и не просыпается. Понимаю, что в жизни бывает очень много совпадений, но не таких же. Меня реально нельзя обижать так, чтобы по-крупному. На мелкие обиды вообще не обращаю внимания, а вот на такие не реагировать невозможно. Лучше не доводить меня до истерик, до обливания слезами и до дикого безумного разочарования, не ставить в положение, когда задаю вопрос: «Ну как же можно так поступать?»
В общем, больше всего меня разочаровывают только человеческий фактор и непорядочность.
Конечно, я, наверное, тоже не всегда вела себя красиво по отношению к людям, тоже кому-то делала больно, но, во всяком случае, это было не подло, не исподтишка, а может быть, вообще даже неосознанно. Я никому не хочу делать зла, но и не желаю, чтобы мне чинили гадости. Из неприятной ситуации просто выхожу, то есть дистанцируюсь. Предположим, вот с мужчинами, с мужьями своими… Я понимаю, что человек меня разочаровывает, и я не хочу этого видеть. Тогда я прекращаю отношения, развожусь.
Терплю до какого-то определенного момента, до того, когда терпение лопнет, а оно у меня ангельское – я даю один, второй, пятый, двадцать пятый шанс, говорю тихо и спокойно, никогда не скандалю, но когда доходит уже просто до горла, говорю: «Собирай вещи и уходи!» «Розовая кофточка, встала и ушла!» – как сказал бы Киркоров. Поскольку мужчины в основном жили на моей территории, мне приходилось всем делать такие вот предложения. И с каждым разом – а было три официальных брака и один случай долгих отношений с совместным проживанием – разочаровываться все труднее и труднее.
Именно потому, что это так тяжело, о каждом своем спутнике жизни я думала, что это последний, и нас похоронят в одну могилу. Разрыв переживала очень сложно, но понимала, что чем дальше, тем будет только хуже, человек не изменится. И заставляла себя выйти из этой ситуации. А потом долгие годы могла быть одна, не быть ни с кем, и для меня это было нормой. Я ведь рассталась с одним не для того, чтобы лечь в постель к другому, нет – я ушла потому, что я больше не могла быть в постели с этим. У меня все идет от головы, от отношений. Мне ничего не нужно, если отношения барахло, неуважительные.
– Насколько для вас важны звания, регалии и награды?
– Ох, чего мне только не предлагали за эти годы… Например, должность профессора на вокальном отделении в ГИТИСе, чтобы я там преподавала. Я сказала: «Ребята, вы что, с ума сошли, какой я профессор? Для начала я должна была стать доцентом, по крайней мере, а потом уже в профессора идти. Это же профанация». Но не все такие щепетильные: Лариса Долина, например, с образованием три с половиной курса Гнесинского заочного – причем не высшего учебного заведения, а училища! – сейчас профессор, завкафедрой вокала в Институте культуры. Но не позор разве? Теперь она берет себе в ученики уже известных состоявшихся артистов, таких как Александр Панайотов, у которого многим певцам есть чему поучиться.
А год назад мне предлагали стать великой русской княгиней. По роду своему я могу претендовать на звание немецкой баронессы, это да. У меня немецкая, польская, еврейская и итальянская кровь, но вот русской нет ни капли. Какая может быть русская княгиня – как великий русский князь Иосиф Давидович Кобзон? Говорю им: «Вы чего вообще творите, вы хоть соображаете, что делаете? У вас совесть какая-то есть?» Сказала, что в эти игры не играю и не смогу носить этот титул.
У меня есть «Общественная культурная премия» от Министерства культуры.
И я, между прочим, «Сокровищница Родины». Получала этот титул вместе с Людмилой Зыкиной – где она, а где «Сокровищница Родины» я, которая топила всю жизнь про любовь и меняла мужей. Мне вручали камергерский ключ, который в последний раз вручали Пушкину. Понимаете, в каком бедламе и в каком сумасшедшем доме мы находимся? Подробностей я не знала, мне просто позвонили и пригласили спеть песню. У меня есть приятельница, а у нее – подружка в Министерстве культуры, которой надо было провести мероприятие. В это время все были на гастролях, и приятельница посоветовала ей позвать меня.
Все это должно было происходить в концертном зале храма Христа Спасителя, и я очень долго думала, что это розыгрыш. 20 раз им перезванивала и предупреждала, что со мной лучше так не шутить. Но меня заверили в том, что все серьезно: я спою песню, а мне вручат какой-то приз от Министерства культуры. Ни о какой «Сокровищнице Родины» меня, естественно, никто не предупреждал. Ключ из меди, выглядит как золотой ключик из «Приключений Буратино». Я даже не могу понять, при чем здесь «Сокровищница Родины» и этот ключ и почему он камергерский. Еще вручили огромную картину, которая сделана почти как икона, и грамоту в обрамлении. Разве не паноптикум? Ну что сказать, я пришла домой, складировала это за буфетом, и так все это там и лежит.
– Раньше грязи и цинизма в шоубизнесе было меньше?
– Не могу сказать, что было лучше или было хуже. Потому что слишком много работала, чтобы отслеживать, что творится вокруг. Если бы бузовы, моргенштерны и прочие работали столько, сколько я тогда – именно работали, а не тусовались в клубах и не на вечеринки ходили – у них просто бы не хватало сил вытворять то, что сейчас. У нас, у всех артистов, времени было крайне мало, мы все были на разрыв, нарасхват. Городов было много, страна огромная, республики, которые входили в нее, большие – я не в каждом, даже крупном городе СССР побывала.
Вот то, что недавно Елена Проклова рассказывала, – все правда, со мной то же самое бывало.
Находились и такие люди, которые предлагали к ним в номер зайти, и те, которые стучались в мой номер, подсовывали под дверь цветы и умоляли открыть. Я не хочу эти имена называть, потому что они старше меня лет на 20, и многих из них уже нет на этом свете. Но такие случаи были, они абсолютно реальные, и я это подтверждаю. Но… этого всего было все-таки не так много, опять же, потому что мы чуть ли не сутками работали. Я была самодостаточной, всегда собирала залы и зависела только от самой себя, сама себе хозяйка.
Но, конечно, я лишалась чегото, потому что не давала согласия на предложения. Поэтому и заслуженной-то стала так поздно, а народной, скорее всего, не буду уже никогда. Да я и не хочу, чтобы на подушечках за моим гробом несли вот эти все паноптикумные награды из сумасшедшего дома. Меня это оскорбляет, а не радует.