cкользкая Д О Р О Г А
Семья отправляется проведать пожилую родственницу, но машина глохнет посреди заброшенной дороги. Такие истории никогда не заканчиваются хорошо. Специально для американского Esquire король ужасов Стивен Кинг написал новый рассказ, а русская редакция его перевела.
едушкин «бьюик» – динозавр, а не машина – ползет по проселочной дороге со скоростью двадцать миль в час. Фрэнк Браун за рулем – глаза прищурены, губы сжаты в тонкую линию. Рядом, на переднем сиденье, его жена Корин – на коленях у нее айпад, и когда Фрэнк спрашивает, далеко ли еще, Корин уверяет его, что еще миль шесть или восемь, и они выедут на шоссе, а там раз – и уже на месте. Корин не хочет говорить, что мигающая синяя точка геолокации уже пять минут как пропала, а айпад завис намертво. Они женаты четырнадцать лет. Корин отлично знает это выражение лица своего мужа – скоро Фрэнк начнет орать.
На широком заднем сиденье Билли Браун и Мэри Браун. Между ними – старомодные черные ботинки по обеим сторонам от горба трансмиссии – сидит дедушка. Билли – одиннадцать, Мэри – девять. Дедушке – семьдесят пять, и он, по мнению сына, всех давно достал. Дедушка слишком старый, внуки слишком маленькие. Но куда деваться.
С тех пор как они выехали из Фалмута – повидаться с дедушкиной сестрой, которая умирает от рака в больнице в Дерри, – дедушка говорил без умолку, в основном о спортивной сумке, которую тащил с собой. Сумка набита бейсбольной коллекцией его сестры. «Сестра, – объясняет дедушка, – с ума сходила по бейсболу». В сумке коллекционные карточки с бейсболистами, которые стоят кучу денег («Да как же», – думает про это Фрэнк), перчатка с автографом Дома Ди Маджио и самое главное сокровище – бита, которую подписал сам Тэд Уильямс. Сестра выиграла ее в благотворительной лотерее за год до того, как лучший отбивающий в истории навсегда покончил с бейсболом. «Тэдди-то, между прочим, воевал в Корее, был летчиком, – говорит дедушка внукам. – Разбомбил там всех гуков».
«Детям такие слова знать не обязательно», – замечает с переднего сиденья Корин, но без особенной надежды на успех. В дедушкины времена политкорректность еще не изобрели. Корин хочет спросить, что умирающая восьмидесятилетняя старуха будет делать с бейсбольной битой, но сдерживается. Дональд Браун никогда не говорил о своей сестре – ни хорошего, ни плохого – но, наверное, любит ее, иначе не заставил бы их тащиться так далеко. На «бьюике» настоял он же: во-первых, много места, во-вторых, можно в случае чего срезать по плохой дороге. Он был прав – места много и дорога просто отвратительная.
В ту же сумку дедушка положил свои старые комиксы: «Пусть молодежь в дороге почитает». Билли на комиксы наплевать, он уткнулся в телефон, но Мэри забралась в багажник универсала и достала из дедушкиной сумки целую стопку. Комиксы в основном дурацкие, но есть и ничего: например, в одном Бетти Буп и Вероника дерутся за Арчи – таскают друг друга за волосы и все такое.
«Вот раньше на бензин до Фэнвея уходило три бакса, – говорит дедушка. – А там берешь банку пива, хот-дог и билет на стадион...» «...И еще оставалась сдача с пятерки», – бормочет Фрэнк, не отрывая взгляда от дороги. «Вот-вот! – каркает дедушка. – И я об этом! Помню первый матч, который мы с сестрой смотрели, – Эллис Киндер был питчером, Хут Эверс центровым защитником. Ну и удар был у того парня! Один мяч у него вообще улетел с поля. Сестра так прыгала, что рассыпала весь попкорн».
Билли Брауну глубоко наплевать на бейсбол. «Дедушка, почему ты посередине сидишь? Ты же ноги не можешь сдвинуть». «Шары проветриваю», – отвечает дедушка. «Какие шары?» – пытается выяснить Мэри и хмурится, когда Билли начинает хихикать.
Корин поворачивается назад. «Дедушка, хватит уже. Мы согласились отвезти вас к сестре, даже взяли вашу машину, как вы просили...»
«А между прочим, бензина она жрет немерено», – включается Фрэнк.
Корин не обращает на него внимания. Она идет к цели. «Я хочу сказать, мы пошли вам навстречу. Сделайте нам одолжение, ведите себя прилично».
Дедушка заверяет ее, что да, конечно, больше не повторится, а потом ухмыляется. Ухмылка явно означает «что хочу, то и буду делать».
«Какие шары?» – продолжает настаивать Мэри.
«Бейсбольные мячи, – объясняет Билли. – Дедушка только о бейсболе и думает. Читай свои комиксы и не отвлекай меня, я до пятого уровня дошел».
«Если бы у моей сестры были такие шары, – говорит дедушка, – она могла бы профессиональным бейсболистом стать. Хорошо играла, сука драная».
«Дональд, хватит!» – Корин почти кричит.
«Да я правду говорю, – мрачно оправдывается дедушка. – В университетской команде играла. Даже один раз ездила с ними на чемпионат мира. В Оклахому. Ее там чуть смерчем не унесло».
Фрэнк не принимает участия в беседе. Он не отрываясь смотрит на дорогу и благодарит Бога за то, что не стал спорить с отцом и взял «бьюик», а не свой «вольво». Кажется, дорога становится уже. И хуже – это совершенно точно. Даже название у нее какое-то мрачное. «Скользкая дорога» – кто вообще придумывает такие названия? Дедушка сказал,
что по ней можно срезать до трассы 169, Корин проверила в айпаде и согласилась. Фрэнк не любит срезать (он банковский служащий, он знает, что от самодеятельности одни проблемы), но даже он поначалу соблазнился гладким черным асфальтом. Скоро, однако, асфальт сменился грунтовкой, а потом и обычным проселком, по обеим сторонам окруженным сорняками и подсолнухами. Рытвин и выбоин столько, что «бьюик» трясется, как собака после купания. Фрэнк был бы счастлив, если бы этот гигантский потрепанный жизнью рыдван, памятник детройтскому автомобильному идиотизму, развалился окончательно, но не хочет остаться без машины посреди какого-то поля.
А вот – только этого не хватало – полдороги размыло каким-то ручьем, и приходится объезжать, стараясь не угодить в канаву. Было бы где развернуться – он бы послал все к чертям и поехал обратно, но развернуться негде. Яму получается объехать только чудом.
«Далеко еще?» – спрашивает Фрэнк жену.
«Пять миль», – отвечает Корин. На самом деле Корин понятия не имеет, далеко ли, потому что айпад завис, но она, как обычно, надеется на лучшее. Это полезное умение. Лет десять назад она осознала, что быть женой Фрэнка и матерью Билли и Мэри – не совсем то, чего она ждала от жизни, а теперь, в качестве бонуса, приходится терпеть этого неприятного старика, потому что у них нет денег, чтобы сдать его в дом престарелых. Но Корин не теряет надежды.
Например, сейчас они едут в гости к старухе, умирающей от рака, но Корин надеется однажды отправиться в круиз и пить там коктейли с бумажными зонтиками. Она надеется пожить ярко и интересно хотя бы после того, как дети вырастут и уедут. Еще она хотела бы, чтобы ее отодрал загорелый качок – упругие мускулы, обворожительная белозубая улыбка, – но Корин не только умеет надеяться, но и хорошо понимает разницу между надеждой и несбыточной мечтой.
«Дедушка, а почему дорога так называется? – интересуется Мэри. – Она правда скользкая?»
«Тут бар был, назывался так – «Скользкая дорога», – объясняет дедушка. – Вроде как при гостинице. Отличная гостиница, даже поле для гольфа было, но однажды сгорела аж до фундамента. Дорога, конечно, с тех пор похуже стала. В последний раз, когда я тут проезжал, была гладкая, как стекло».
«Это когда? – осведомляется Фрэнк. – Когда твой Тэд Уильямс еще за «Ред Сокс» играл? С тех пор да, стала чуть похуже».
Колесо попадает в выбоину. «Бьюик» трясет. Фрэнк стискивает зубы.
«Оюшки!» – кричит дедушка, и когда Билли спрашивает, о чем это он, объясняет, что так надо говорить, когда попадаешь на ухаб. «Ты всегда так говорил, да, Фрэнк?» Мистер Браун молчит.
«Да, Фрэнк?»
Фрэнк молчит, но так вцепляется в руль, что костяшки у него белеют. «Да, Фрэнк?»
«Да, папа. Оюшки, б***».
«Фрэнк, ну что такое», – осуждающе говорит Корин.
Мэри смеется, Билли гнусаво хихикает. Дедушка обнажает вставную челюсть в очередной ухмылке.
«Как же нам всем весело! – думает Фрэнк. – Какая у нас веселая семейная поездка! Вот бы подольше продолжалась! Вот бы не заканчивалась никогда!»
«Проблема со стариком, – думает Корин. – В том, что он любит жить. Люди, которые любят жить, поздно отбрасывают коньки. Коньки им очень нравятся».
Билли возвращается к игре. Он на шестом уровне и приближается к седьмому.
«Билли, у тебя телефон ловит?» – спрашивает его отец.
Билли ставит игру на паузу и проверяет: «Одна полоска мигает». «Прекрасно. Замечательно».
Такое ощущение, что машина едет по стиральной доске. Фрэнк еще сбрасывает скорость. Больше всего ему хочется сбежать от семьи, сменить имя и устроиться в какой-нибудь маленький банк в Австралии. Он бы быстро привык. Начал бы говорить с австралийским акцентом.
«Дети, смотрите-ка!» – ревет у него над ухом дедушка, наклонившись вперед и оглушая одновременно сына и невестку. Фрэнк и Корин синхронно морщатся – от громкости и от дедушкиного дыхания. Воняет так, как будто у него во рту умерло мелкое животное. По утрам его тошнит желчью, а потом он облизывает губы с таким выражением, как будто это вкусно. Что бы ни происходило у него внутри, ничем хорошим это не закончится, но он все равно полон жизни.
«Порой хочется его убить, – думает Корин. – Я бы смогла. Но дети его любят. Бог его знает почему, но любят».
«Смотрите-ка, вон там! – искривленный артритом палец показывает вперед. Крючковатый ноготь чуть не задевает щеку миссис Браун. – Вот что осталось от гостиницы! Я тут был однажды, между прочим, с сестрой и родителями. Завтрак прямо в номер принесли, представляете!»
Дети покорно смотрят на руины: несколько обугленных столбов довольно далеко от дороги, яма там, где раньше был подвал. Миссис Браун видит, что рядом с развалинами, среди подсолнухов
и сорняков, припаркован старый белый пикап. Он выглядит даже старше дедушкиного «бьюика» – борта изъедены ржавчиной.
«Круто, дедушка», – Билли продолжает играть. «Круто, дедушка», – Мэри утыкается в комикс.
Они проезжают мимо. Фрэнк прикидывает – может, владельцы устроили пожар специально, чтобы получить страховку? Потому что ну кто захочет отдыхать в этом богом забытом углу, не говоря уже о том, чтобы провести здесь медовый месяц. В штате Мэн много красивых мест, но это точно не одно из них. В такие места не приезжают, если можно этого избежать. А они могли. И это бесит Фрэнка больше всего.
«А что если бабушка умрет до того, как мы приедем?» – спрашивает Мэри. Она дочитала комикс. Следующий про Лулу – неинтересный. Лулу похожа на картофелину в платье.
«Ну, тогда поедем обратно, – говорит дедушка. – После похорон, само собой».
Похороны. О Господи, похороны. Фрэнк об этом не подумал – а ведь она правда могла уже умереть. Может, даже умереть прямо при них, и тогда придется остаться на старухины похороны. А он не взял никакой одежды, и...
«Стой! – кричит Корин. – Тормози!»
Он едва успевает затормозить. Еще одна промоина – только на этот раз дорогу размыло полностью, от края до края. Яма фута три в ширину, и страшно представить, насколько глубокая.
«Что такое, пап?» – Билли ставит игру на паузу. «Что такое, пап?» – Мэри перестает перебирать комиксы в поисках еще одного выпуска про Арчи.
Несколько мгновений Фрэнк Браун сидит неподвижно, держится за большой руль «бьюика», как учили в автошколе, и смотрит на его длинный капот. «Умели тогда машины делать», – любит повторять его отец. Тогда – это в те времена, когда ни одна уважающая себя женщина не могла показаться на улице без завивки и чулков, когда геи боялись за свою жизнь, а в кондитерских по пенни за штуку продавали конфеты под названием «Малыши ниггеры». Старые добрые времена!
«Вот она, твоя б **** короткая дорога, – говорит Фрэнк. – Вот и приехали».
«Фрэнк!» – начинает было Корин, но он уже вылез из машины и мрачно смотрит на яму.
Билли перелезает черед дедушкины колени и шепчет сестре на ухо: «Вот она, твоя б **** короткая дорога!» Мэри закрывает рот обеими руками и хихикает. Дедушка тоже смеется, что еще приятнее. У внуков есть причины его любить.
Корин тоже выходит и вместе с Фрэнком стоит у оскаленной решетки «бьюика». Она заглядывает в яму – и не видит там ничего обнадеживающего. «И что нам делать?»
Подходят дети. Билли – к папе, Мэри – к маме. Ковыляет в своих старомодных штиблетах дедушка – с самым жизнерадостным выражением лица.
«Поехали обратно, – говорит он. – Доедем до гостиницы, а там развернешься на подъездной. Там же нет ворот».
«Господи, – говорит Фрэнк и пытается пригладить редеющие волосы. – Ладно. Выберемся на шоссе и там решим, ехать в Дерри или плюнуть и вернуться домой».
Дедушка явно возмущен таким пораженческим настроением, но видит выражение лица сына – у того на щеках уже красные пятна – и решает помолчать.
«Давайте обратно в машину, – командует Фрэнк. – Но ты, пап, садись у окна. Мне твоя голова мешает».
«Надо было на «вольво» ехать, – думает он. – Там камера заднего вида. Но нет же, поехали в этом гробу». «Я так дойду, – говорит дедушка. – Тут ярдов двести». «И я!» – прыгает Мэри. Билли с ней согласен.
«Ну хорошо, – соглашается Фрэнк. – Пап, постарайся, пожалуйста, не упасть и не сломать ногу – это было бы отличное завершение отличного дня».
Мэри, Билли и Дональд Браун идут обратно к повороту на гостиницу. Дедушка ведет детей за руки. Фрэнку приходит в голову, что это похоже на картину Нормана Рокуэлла. «Старый хрен ведет детей в светлое будущее».
Он снова садится за руль, Корин – на переднее сиденье. Она гладит его по руке и говорит со своей самой нежной улыбкой: «Люблю тебя, мой сильный, брутальный мужчина». Ни брутальности, ни силы во Фрэнке нет ни капли, да и роза их любви уже отцветает, но Корин сейчас важно успокоить мужа – за четырнадцать лет она хорошо научилась это делать.
Фрэнк вздыхает и включает заднюю передачу.
«Не сбей их только», – предупреждает его Корин, оглядываясь назад. «Не соблазняй меня», – говорит Фрэнк. «Бьюик» ползет назад. Дорога узкая, по обеим сторонам глубокие колеи – если в одну из них попадет колесо, домой придется идти пешком.
Дети и дедушка уже дошли до поворота, а Фрэнк успел проехать только полпути. Старик видит, что трава примята – от дороги к развалинам ведет едва заметная колея. Пикап выглядит так, будто простоял на своем месте лет пять, но, видимо, приехал совсем недавно. «Может, туристы?» – думает дедушка. Воровать здесь нечего – это любому дураку ясно.
Дональд Браун любит своего сына и считает, что у Фрэнки многое получается хорошо (хотя он не смог бы с ходу сказать, что именно). Но вести задним ходом «Бьюик Эстейт» Фрэнк Браун категорически не способен. Машина виляет задом, как старый пес. Фрэнк чуть не попадает в левую колею, пугается, чуть не въезжает в правую и повторяет этот маневр раз за разом.
«Так себе из него водитель», – говорит Билли. «Тихо, – останавливает его дедушка. – Нормальный водитель».
«А можно мы сбегаем посмотреть на гостиницу?» «Бегите, – разрешает дедушка. – Только недолго. Одна нога здесь, другая там. Ваш папа и так сердится».
Дети бегут по заросшей подъездной дороге.
«И в подвал не упадите! – кричит им вслед
дедушка и собирается предупредить, чтобы они держались на виду, но в этот момент раздаются грохот, хруст, протяжный гудок и затейливая брань Фрэнка. Вот оно – Фрэнки отлично умеет ругаться.
Дедушка поворачивается и обнаруживает, что, с грехом пополам доехав до места, Фрэнк умудрился-таки попасть в канаву, когда разворачивался.
«Не матерись! – кричит дедушка. – И мотор выключи, пока не заглох!» «Бьюику» наверняка оторвало выхлопную трубу, но это Фрэнку объяснять бесполезно.
Тот глушит мотор и вылезает из машины. За ним, с трудом продираясь через заросли сорняков, на землю выбирается Корин. Задний бампер ушел в канаву. Переднее левое колесо висит в воздухе.
Фрэнк идет к отцу. «Там земля была мягкая».
«Нет, ты слишком сильно вправо взял, – говорит старик. – Иначе бы оба задних колеса провалились». «Я тебе говорю, земля мягкая была!»
«Слишком сильно вправо взял».
«Да в земле дело – я что, вру, по-твоему?»
Корин смотрит, как они стоят лицом к лицу, и вдруг понимает, насколько они похожи. Она и раньше об этом думала, но этим летним утром до нее наконец доходит, и это как откровение. Она понимает, что ее муж тоже движется по конвейеру времени и что, прежде чем конвейер доставит его на кладбище, Фрэнк превратится в своего отца – только без чувства юмора. Корин чувствует страшную усталость. И от Фрэнка, и от себя. Чем она лучше? Ничем.
Она ищет взглядом детей. «Дональд? Где дети?»
Дети рассматривают пикап рядом с руинами. Правое переднее колесо спущено. Мэри обходит машину спереди, чтобы рассмотреть номер (она всегда рассматривает номера – это такая игра, дедушка придумал), а Билли идет к яме, которая когда-то была подвалом гостиницы, и смотрит вниз. Там темная вода, из которой торчат обугленные деревяшки – и нога. Женская нога в яркосинем кроссовке. Билли стоит как завороженный, а потом отшатывается.
«Билли! – зовет его сестра. – Тут делавэрские номера! Здорово, я такие первый раз вижу!»
«Умная девочка, – отвечает чей-то голос. – Все правильно, делавэрские».
Билли поднимает голову и видит, что от развалин к ним направляются двое мужчин. Оба молодые, один длинный, прыщавый, с копной немытых рыжих волос. Второй невысокий и толстый. В руке у него сумка, похожая на старую дедушкину сумку для боулинга – только на той написано «Гром и молния», а на этой ничего. Мужчины улыбаются.
Билли пытается улыбнуться в ответ. Он не может понять, какое у него получается выражение лица – нормальное или как у ребенка, который пытается не кричать, – но молится, чтобы это была улыбка. Он не хочет, чтобы эти двое поняли, что он успел заглянуть в подвал.
Мэри подходит ближе. Она улыбается абсолютно естественно. А почему бы нет? Она маленькая девочка – насколько ей известно, маленькие девочки всем нравятся.
«Привет! – говорит она. – Я Мэри, а это мой брат Билли. Наша машина в канаве застряла», – и показывает на дорогу, где ее папа и дедушка рассматривают задние колеса «бьюика», а ее мама рассматривает их двоих.
«Ну привет, Мэри, – улыбается рыжий. – Рад знакомству».
«И тебе привет, Билли», – толстяк кладет руку ему на плечо. Билли вздрогнул бы, если бы не был так напуган. Он изо всех сил изображает улыбку.
«Да, проблемка у вас, – говорит толстяк, глядя в сторону дороги. Корин машет им, и он машет в ответ. – Что, Гален, решим проблемку?»
«А что, мы можем, – соглашается рыжий. – У нас вот тоже не все благополучно, – он показывает на спущенное колесо. – Запаски нет». Потом наклоняется к Билли. Глаза у рыжего ярко-голубые и абсолютно пустые: «А видел подвал, Билли? Ну и здоровая же яма!»
«Нет! – говорит Билли. Он старается отвечать спокойно, как на обычный вопрос, но не знает, получается у него или нет. Кажется, он сейчас упадет в обморок. Больше всего он мечтает вернуться на пять минут назад и никогда не заглядывать в эту темную воду. Синий кроссовок. – Я боюсь туда упасть».
«Умный мальчик, – говорит Гален. – Скажи, Пит?»
«Ага, умный», – соглашается толстяк и еще раз машет Корин. Дедушка поднял голову и тоже смотрит на них. Фрэнк все еще беспомощно рассматривает задний бампер «бьюика».
«Вот тот худой – твой папа?» – спрашивает у Мэри рыжий Гален.
«Да, а вон мой дедушка. Он старый». «Мы заметили», – говорит Пит. Он попрежнему держит Билли за плечо. Билли смотрит на его пальцы и видит под ногтем что-то похожее на кровь.
«Вот как мы поступим, – говорит Гален, наклонившись к Мэри – та радостно улыбается. – Для начала вытащим из канавы ваше железное чудовище. А дальше твой папа мог бы довезти нас до гаража. Добыли бы запаску для пикапа».
«А вы из Делавэра?» – спрашивает Мэри. «Были там проездом», – говорит Пит. Они с Галеном переглядываются и смеются.
«Ну что, глянем на вашу машину, – говорит Гален. – Хочешь, отнесу тебя на руках?»
«Нет, я сама, – отказывается Мэри. Ее улыбка становится чуть более натянутой. – Я сама дойду».
«А братан твой, я смотрю, не говорливый», – замечает Пит. В одной руке у него сумка-не-для-боулинга, другая рука на плече у Билли.
«Обычно он не замолкает, – признается Мэри. – Дедушка говорит, что у него язык без костей».
«А может, он испугался? – говорит Гален. – Лису, там, увидел, или сурка. Или еще что-нибудь».
«Я ничего не видел!» – протестует Билли. Ему хочется плакать, но он запрещает себе.
«Ладно, пойдем», – говорит Гален. Он берет Мэри за руку – это она позволяет – и ведет ее к дороге. Пит идет рядом с Билли. Руку он не убрал – прикосновение легкое, но Билли понимает, что не успеет вырваться. Билли уверен, что мужчины видели, как он заглядывает в подвал. Он понимает, насколько все плохо.
«Привет-привет! Добрый день, мэм! – Гален излучает радушие. – Вижу, у вас неприятности. Помощь нужна?» «О, это было бы прекрасно!» – говорит Корин. «Было бы великолепно, – вторит ей Фрэнк. – Земля провалилась, когда мы разворачивались».
«Ты слишком вправо взял», – говорит дедушка. Фрэнк зло смотрит на него, а потом поворачивается к мужчинам и надевает самую дружелюбную из своих улыбок: «Готов поспорить, что с вами двумя мы вытолкнем машину за минуту».
«О чем речь!» – соглашается Пит.
Фрэнк протягивает незнакомцам руку. «Фрэнк Браун. Это моя жена Корин и мой отец Дональд».
«Пит Смит», – представляется толстяк.
«Гален Прентис», – говорит рыжий.
Мужчины жмут друг другу руки. Дедушка бормочет: «Рад познакомиться», но почти не смотрит на Пита и Галена. Он смотрит на Билли.
«Мэм, – предлагает Гален, – не сесть ли вам за руль? Мы с Питом и вашим прекрасным мужем будем толкать, а вы рулить.
«Даже не знаю!» – Корин сомневается.
«Я могу, – предлагает дедушка. – Это моя машина. Со старых времен осталась, тогда их еще делать умели». Голос у него раздраженный. У Билли внутри умирает последняя надежда – он поначалу решил, что дедушка все понял про этих людей. Но дедушка, похоже, ни о чем не догадывается.
«Дедуля, у тебя другое поручение – смотреть в оба. Уверен, что очаровательная супруга Фрэнка справится. Правда ведь?» «Ну, наверное...» – мямлит Корин.
Гален показывает ей большой палец: «Наверняка! Дети, отойдите в сторонку вместе с дедулей».
«Он дедушка, – заявляет Мэри. – А не дедуля». Гален ухмыляется: «Как скажешь. Рыжий, рыжий, конопатый, убил дедушку лопатой».
Корин садится за руль «бьюика» – для этого ей приходится подвинуть сиденье вперед. Билли не может
не думать о ноге, торчащей из черной воды. Синий кроссовок.
Гален и Пит встают справа и слева от багажника «бьюика», Фрэнк посередине.
«Заводи, подруга!» – командует Гален. Корин заводит мотор. Трое мужчин наклоняются вперед, упираются в землю и толкают машину. – Газуй! Только нежно!»
Мотор завывает. Дедушка наклоняется к Билли. Изо рта у него воняет, но это дедушка, и Билли не обращает внимания: «Малыш, что такое?»
«Мертвая женщина, – шепчет ему Билли. – Там, в подвале».
«Давай-давай, – кричит толстый. – Давай, втопи чуток!»
Корин жмет на газ, мужчины толкают. Задние колеса «бьюика» сначала крутятся вхолостую, потом находят твердую землю, и машина вылетает на дорогу.
«Эй, эй, стой!» – кричит Гален.
Билли хочется, чтобы мама просто уехала – бросила их и спаслась. Но она останавливается, ставит машину на ручник и вылезает, придерживая подол платья.
«Как два пальца! – радуется Гален. – Раз, два – и готово! Только проблемкуто нашу мы не решили, да, Пит?»
«Не-а, не решили, – говорит Пит. – У нас колесо спустило, а запаски нет. На гвоздь, наверное, напоролись, когда к развалинам подъезжали». Он надувает потные небритые щеки и с шумом выпускает воздух. Когда он толкал машину, то положил сумку на землю, но теперь поднимает ее и расстегивает молнию.
«Плохо, – говорит Фрэнк. – И нет запаски?»
«Попали, да?» – вторит ему Гален. «А чем вы там занимались?» – спрашивает Корин. Она не выключила мотор «бьюика», водительскую дверь оставила открытой. Корин смотрит на мужа – на лице у него дежурная широкая улыбка банковского служащего – а потом на своих детей. С девочкой все в порядке, а Билли белый как мел.
«Туризмом занимались», – говорит Пит. Он что-то ищет в сумке-не-для боулинга.
«Да... – говорит Фрэнк. – Не повезло, конечно, но...»
Он не закачивает фразу – не знает, как закончить. Все молчат. Слышно, как на деревьях щебечут птицы.
«Есть еще», – говорит дедушка.
«Что ты там бормочешь?» – спрашивает Гален. Гален много болтает. Его напарник-толстяк – другой типаж, он больше молчит.
«Еще деньги. Много. Отдам, если оставите нас в покое. Берите машину, все берите, просто оставьте нас тут». «И сколько?» – спрашивает Гален.
«Точно не скажу, – говорит дедушка. – Но там тысячи три с половиной. У меня в сумке».
«И зачем ты, старый хрен, разъезжаешь по проселочным дорогам с пачкой бабла?»
«Это для моей сестры. Мы к ней ехали, в Дерри, повидаться перед смертью. Недолго осталось – может, уже и умерла. У нее рак. Насквозь ее проел».
Пит ставит на землю свою сумку и трет большим пальцем об указательный: «Это самая маленькая скрипка в мире и исполняет для тебя печальную мелодию из оперы «Мне совершенно пох **** ».
Дедушка на него не смотрит. «Я снял все деньги с карточки, на похороны. У сестры ни копейки, а на кладбище скидку дают, если наличкой платишь, – он хлопает Билли по плечу. – Внук нашел в интернете».
Билли ничего такого не делал, но он молчит и хлюпает носом. Если бы они с Мэри не пошли в эти проклятые развалины! Если бы он не заглянул в подвал! Он смотрит на отца и чувствует обжигающую ненависть. «Все из-за тебя, – думает он. – Из-за тебя машина застряла, и эти люди забрали все наши деньги, и теперь они нас убьют. Дедушка понимает. Я вижу, что понимает. А ты нет».
«И где твоя сумка?» – спрашивает Гален. «В багажнике, c остальными вещами».
«Достань».
Дедушка идет к «бьюику» – мотор по-прежнему работает – и с видимым усилием поднимает заднюю дверь. Спину, что ли, сорвал? Первой сдает спина, а **** да последней – была такая присказка у его отца.
Сумка почти такая же, как у Пита, только больше похожа на армейскую. Дедушка расстегивает молнию. «Дед, у тебя там часом не ружье?» – спрашивает Гален. «Да какое ружье. Вот посмотри-ка, – дедушка достает потрепанную бейсбольную перчатку. – Я про сестру говорил – это ее. Везу ей полюбоваться, пока не умерла или в кому не впала. Играла в ней на мировом турнире в Оклахоме. До Второй мировой, представляешь?» Дедушка переворачивает перчатку, чтобы показать автограф.
«Дед, – говорит Гален. – Со всем уважением тебе говорю, мне насрать».
«Да, но ты глянь – это же автограф Дома Ди Маджио! Брата самого Джо Ди Маджио, мужа Мэрилин Монро!»
Дедушка отбрасывает перчатку в сторону и снова зарывается в сумку. «Есть бейсбольные карточки, сотни две, некоторые с автографами – можно неплохие деньги выручить...»
Пит заламывает Билли руку. Билли кричит.
«Не трогай мальчика!» – орет Корин.
«Из-за мальчика твоего весь этот блудняк, – говорит Пит. – Нос свой, засранец, совал куда не надо». Потом смотрит на дедушку: «А б **** е твои карточки нам не сдались».
Мэри плачет, Корин плачет, Фрэнк – это понятно даже Билли – сейчас хлопнется в обморок. Для дедушки всего этого как будто не существует. Дедушка в своем мире. «Ладно, – говорит он, – как насчет веселых комиксов? За Арчи и Каспера много не надут, но есть пара старых про Супермена. И про Бэтмена один или два, он там еще с Джокером дерется...»
«Если будешь тянуть время, – предупреждает его Гален, – я скажу Питу выстрелить в твоего сына. Деньги там?»
«Да, на дне, – говорит дедушка. – Но есть еще кое-что интересное».
«Мне неинтересно, – Гален делает шаг вперед. – Лучше я сам деньги достану, если они там вообще есть. Отойди-ка».
«Да что ты понимаешь, – говорит дедушка. – Эта штука раза в два ценнее, чем вся моя наличка». Он достает из сумки биту. «Ее Тэд Уильямс подписал. Лучший отбивающий в истории! На ebay выручишь за нее тысяч семь как минимум».
«И как же твоя сестра ее добыла?» – Гален наконец заинтересовался. Он видит автограф – выцветший, но еще читаемый.
«Мило улыбнулась, подмигнула, да и все», – говорит дедушка – и бьет Галена битой в голову. Кожа лопается, как кожура перезревшей сливы. Брызжет кровь. От боли и неожиданности Гален зажмуривается. Он потерял равновесие и взмахивает рукой, чтобы удержаться на ногах.
«Давай, Фрэнки! – кричит дедушка. – Давай, вали второго!»
Фрэнк не двигается – стоит как вкопанный, с открытым ртом.
Пит ошеломленно смотрит на Галена и целую благословенную секунду не может опомниться. Но эта секунда проходит. Пит поднимает пистолет. Билли бросается на него.
«Нет! – кричит Корин. – Билли, не надо!»
Билли повисает у Пита на руке, и первая пуля попадает в землю у его ног. Гален пытается выпрямиться, одной рукой хватается за багажник машины. Дедушка замахивается, не обращая внимания на боль в сорванной спине,
и килограмм твердого кентуккийского ясеня ломает рыжему ребра. Ноги у Галена подкашиваются, он падает на колени, пытается крикнуть: «Пит, стреляй!», но получается только хриплый шепот. Дедушка поднимает биту. Выстрел, опять мимо. Третьим ударом дедушка пробивает Галену голову. Гален падает лицом в колею.
Пит пытается стряхнуть Билли, но Билли вцепился в него, как хорек – глаза выпучены, зубы стиснуты. Ствол пляшет из стороны в сторону, третья пуля улетает в небо.
«Теперь ты, мудила», – рычит дедушка.
Питу в конце концов удается стряхнуть с себя мальчишку, но он уже не успевает прицелиться – дедушка ударом биты ломает ему запястье. Пистолет падает на землю. Пит поворачивается и бежит. Его сумка остается на дороге.
Внуки бросаются к дедушке и едва не сбивают его с ног. Он мягко отталкивает их в сторону. Старое сердце стучит как отбойный молоток – еще чуть-чуть, и остановится.
«Билли, тащи сумку этого жирного. Там наше добро, а я не могу наклониться».
Мальчик не двигается – выстрелами, что ли, его оглушило? – но сумку подбирает девочка. Она забрасывает ее в багажник и аккуратно вытирает руки о свою футболку с единорогом.
«Фрэнк, – командует дедушка, – проверь, рыжий мертв?» Фрэнк стоит неподвижно. Вместо него к Галену наклоняется Корин, ждет несколько секунд, потом поднимает взгляд – голубые глаза на очень бледном лице: «Не дышит».
«Небольшая потеря для человечества, – говорит дедушка. – Билли, возьми пистолет. Спуск только не трогай».
Билли подбирает упавший револьвер. Он протягивает его отцу, но тот только бессмысленно смотрит на оружие. В конце концов его забирает дедушка и сует в тот карман, где раньше был кошелек. Фрэнк как завороженный стоит над трупом Галена и таращится на его пробитый череп.
«Дедушка, дедушка! – Билли дергает дедушку за рукав. По щекам у мальчика текут слезы, под носом сопли. – Что если у толстого в машине другой пистолет?»
«А мы возьмем и уедем, – успокаивает его дедушка. – Корин, ты поведешь. Я не могу. Дети, садитесь назад». Он не уверен, что вообще может сидеть – сорванная спина болит мучительно. Но придется. Выхода нет. Корин захлопывает багажник. Дети в последний раз оборачиваются посмотреть, не приближается ли вооруженный Пит, и бегут к машине.
Дедушка подходит к сыну. «Был шанс, а ты стоял и смотрел. Из-за тебя всех нас могли убить – и меня, и всю твою семью!» Дедушка наотмашь бьет Фрэнка по лицу – так же, как его самого бил человек, который сейчас лежит перед ним мертвый. «Садись в машину, сын. Поздно тебя воспитывать, ничего в тебе уже не поправишь».
Фрэнк идет к машине как сомнамбула, залезает на переднее сиденье. Дедушка открывает заднюю пассажирскую дверь и понимает, что не может согнуться. Так что он падает на сиденье спиной, а потом подтягивает ноги, кряхтя от боли. Мэри лезет через него, чтобы закрыть дверь, и это тоже больно. Кажется, желудку тоже конец.
«Дедушка, вы в порядке?» – спрашивает Корин. Она оборачивается. Фрэнк – руки на коленях, как у школьника, – смотрит прямо вперед.
«В полном, – отвечает дедушка. Это неправда. Он бы с удовольствием проглотил штук шесть тех обезболивающих, которые его сестре выписывает онколог. Но сестра далеко, в сотнях миль отсюда, и вряд ли они ее сегодня увидят. Нет, не сегодня, это точно. – Поехали».
«Дедушка, а у тебя правда есть эти деньги?» – спрашивает Билли. Корин ведет машину – гораздо быстрее, чем осмеливался Фрэнк. Ей хочется оставить эту дорогу позади – как можно скорее.
«Да нет, конечно», – говорит дедушка. Он вытирает слезы внучке и прижимает ее к себе. Это больно, но он терпит.
«Дедушка, – вспоминает она, – мы биту забыли».
«Ну ничего, – говорит он и гладит ее по голове, по растрепанным волосам. – Ничего, потом заберем».
Наконец Фрэнк подает голос. «На шоссе перед поворотом был супермаркет. Я позвоню в полицию оттуда».
Он поворачивается и смотрит на старика. На щеке у него красное пятно от пощечины. «Это ты виноват, папа. Это твоя вина. Ты заставил нас ехать на этой машине. «Вольво»...»
«Фрэнк, заткнись, – говорит Корин. – Пожалуйста, заткнись хотя бы раз в жизни».
И Фрэнк затыкается. ≠