ЗА РОССИЮ НЕ — ЧОКАЯСЬанонимных

Из-за замученного похмельного вида невозможно понять, сколько ей лет — то ли 30, то ли 40. Таня работает в магазине уже больше пяти лет, и с самого первого дня ее работы Надя была тут. По словам продавщицы, женщина живет где-то рядом, поэтому и ходит сюда ежедневно. Садится и ждет, пока с ней заговорит ктото из мужчин и угостит ее пивом. И этот план срабатывает.

— Ей 24 года, — шепчет Таня.

АЛКОГОЛЬ. АКЦИИ ВВЕРХ

За два последних года лицензионные продажи алкоголя в России увеличились. По данным NielsenIQ, в 2020 году они поднялись на 6,1% по сравнению с 2019 годом. Общий доход от продажи пива составил $674,7 миллиона, пивных напитков — до $77,4 млн.

Сидр и медовуха стали популярней на 10,7%, хотя в 2019 году их продажи падали. Продажи джина увеличились на 57%, рома — на 21,6%, фруктовых вин — на 17%.

Производители алкоголя сообщили об увеличении продаж и в первом полугодии текущего года. Так, Beluga Group увеличила отгрузки на 1,3% — до $6,5 млн, Алкогольная сибирская группа (АСГ; выпускает водку под брендами «Хаски», «Белая березка» и др.) — на 2% — до 3,4 миллиона.

По данным аналитиков NielsenIQ, объем нелегальных продаж алкоголя в 2020 году составил 2,5 миллиарда рублей. Глава Центра исследований федерального и регионального рынка алкоголя Вадим Дробиз уверен, что в существовании рынка суррогатного алкоголя виноват низкий уровень жизни россиян.

— Бутылка самой дешевой легальной водки у нас стоит 220 рублей, бутылка нелегальной водки — 100 рублей, — отмечает Дробиз. — Люди, которые получают зарплату 20000 рублей, и составляют рынок потребителей суррогатной продукции.

По мнению Дробиза, нелегальный рынок в стране работает сейчас иначе, чем это было десять лет назад. Если в 2010 году вся нелегальная продукция продавалась в обычных магазинах, то сейчас она легально не продается. Ею торгуют с рук в киосках и павильонах. Отравление людей в Екатеринбурге и Орске — красноречивое тому свидетельство.

— Эти места есть на каждом шагу, — продолжает Дробиз. — Человек с нормальной зарплатой не знает, где купить нелегальный алкоголь, а люди с низкой зарплатой знают это прекрасно. И они осознано идут его покупать. Никакой ошибочной покупки быть не может. Никто никому не подсовывает нелегальную продукцию. Каждый покупатель суррогатной водки, даже суррогатного виски, осознанно выбирает эту продукцию.

При этом только 10% отравлений — это отравление именно суррогатным алкоголем. Остальные 90% — отравление обычным заводским алкоголем от избыточного потребления.

— Да, лицензионным, сертифицированным алкоголем отравляются чаще, — констатирует психиатр-нарколог Николай Унгурян. — Но последствия отравления напитками, произведенными кустарным способом, гораздо тяжелее. Сюда относится не только нелегальная продукция химического производства, но и домашнее производство: самогон, бражка. У суррогатного алкоголя и концентрация другая, и форма агрессивнее. Поэтому и галлюцинации в случае с ним наступают быстрее. Суррогатный алкоголь может все негативные последствия развернуть скорее, чем лицензионный.

При этом эксперты подчеркивают, что нелегальный алкогольный рынок все же меньше легального.

— Нелегальный бизнес возникает не потому, что предприниматель боится конкуренции и идет работать на нелегальном рынке, — акцентирует Вадим Дробиз. — Нет. Он существует из-за низких зарплат населения, из-за потребителя, который не может пойти в магазин и купить себе легальную продукцию. Нелегальный рынок не притягивает к себе потребителя, он не забирает к себе покупателей легального. Люди с нормальной зарплатой никогда не пойдут покупать нелегальную продукцию. Причина существования нелегального рынка одна — это как минимум 20 миллионов потребителей, которые могут позволить себе продукцию только по очень низким ценам.

Глава 4. Как проявляется зависимость

Юле немного за сорок, но ее вкус остался на уровне маленькой девочки: она обожает заколочки, розовый цвет, бантики и вообще все яркое и воздушное. А еще Юля педантично относится к уборке: в доме ни пылинки, а все вещи расставлены строго на свои места. Но так бывает, когда Юля трезвая. Сейчас она видит себя такую все реже и реже.

— По юности одна компания, другая, третья, всегда было весело и интересно, — вспоминает она. — А потом я как-то не смогла встать на работу с похмелья, не понимаю, как вообще можно идти туда после пьянки. И так постоянно теряю работу. Вот недавно устроилась медсестрой, у меня и корочки есть, все хорошо. На Новый год выпили на работе, и опять загуляла.

Мама насильно отправляла Юлю в реабилитационный центр, там она пробыла год, но вышла — и запила так, как никогда не пила до этого.

СТАДИИ

Психиатр-нарколог Николай Унгурян выделяет несколько фаз пьянства.

Первая — бытовой алкоголизм, когда человек начинает употреблять каждый день, даже если это всего лишь бокал пива или стакан вина.

— Дальше растет только доза, — уверен врач. — Не одна бутылка, а две. Когда эти признаки появились и вместо бокала идет бутылка — значит, проблема с алкоголем уже есть. Первая фаза — когда присутствует рвотный рефлекс, человек еще чувствует расслабление, легкую стадию опьянения. И когда человек в этой стадии останавливается, ему больше не надо — это и есть первая стадия алкоголизма.

Унгурян подчеркивает, что это не считается нормой, но многие с этой фазой живут, потому что, как правильно выпивать — никто не знает. По мнению нарколога, один раз в месяц выпить немного алкоголя в честь праздника — не предосудительно. Но когда человек себя привязывает к каждой пятнице-субботе — это тоже первая стадия алкоголизма.

— Потому что человек уже испытывает психологический комфорт и ждет эти дни, чтобы употребить алкоголь, — рассуждает Унгурян. — Если для человека это единственный способ расслабиться в выходной, то можно говорить о психологической зависимости от алкоголя.

Дальше зависимый начинает увеличивать дозу и приводит все к тому, что выпивать даже один бокал вина уже нельзя: невозможно остановиться, и из раза в раз один бокал превращается в запой, появляются проблемы в семье и на работе.

— Наркологические заболевания хуже онкологических, — считает врач. — Любое наркотическое заболевание неизлечимо. Человеку придется жить с этим всю оставшуюся жизнь и бороться с самим собой. Насколько ты силен, это уже другой вопрос.

Лечится это все обычно так: сначала пациента выводят из состояния постинтоксикации и детоксикации в стационарах, а потом с ним занимаются психотерапией. Поддерживающая терапия должна длиться всю жизнь.

Психолог по проблемам зависимости Ульяна Зейбильт также считает, что когда речь идет о систематическом употреблении любого алкоголя — это уже зависимость. По ее мнению, человеку достаточно задать вопрос, может ли он по-другому проводить время, может ли он обойтись без пятницы с пивом. Если нет — значит, зависимость выработалась.

— В зависимости и зависимом поведении у человека все больше проявляются дефекты характера, появляется эгоцентризм, лень, — рассказывает Ульяна Зейбильт. — Человек становится социально неудобной единицей и для семьи, и для социума. У зависимого человека постепенно все жизненные сферы начинают разрушаться.

Если вам трудно отказаться от кружки пива в пятницу — это уже зависимость. И тут самое главное — признать в себе это. Если человек не видит проблему — терапия бесполезна.

— Люди пьют по разным причинам, — рассуждает Ульяна. — Но заболевание одно: зависимость — это болезнь подавленных чувств. Есть генетическая предрасположенность и то, что обусловлено средой. Если ребенок вырос в семье с пьющим отцом, то он будет либо проигрывать этот же сценарий в своей жизни, либо уходить в другую крайность. Но счастья там, скорее всего, не будет.

Глава 5. Помощь зависимым: реабилитационные центры

Первое, что всплывает в поисковике по запросу «помощь алкозависимым», — это реабилитационные центры. Лечение в них редко стоит дешевле 30 000 рублей, в ВИП-домах — от 120 000 рублей. Многие руководители таких центров заявляют о «гарантированном излечении» от пагубной привычки, но на деле они помогают лишь единицам.

По мнению психиатра-нарколога Николая Унгуряна, существующая в стране система реабилитационных центров устроена, мягко говоря, плохо. Эту сферу никто не регулирует, нет общего стандарта

работы и даже единой базы реабилитационных центров.

— В большинстве случаев они не помогают, а лишь калечат людей, — уверен врач. — Я считаю, что это очень коррумпированный бизнес, который приносит больше вреда зависимым и очерняет работу наркологов. Да, есть и хорошие центры, которые работают по западным образцам. А есть те, где удерживают силой… Система насильного лечения — деструктивна, если человек не хочет побороть зависимость: вы его хоть пять лет удерживайте, он все равно продолжит употреблять. Потому что у него не было истинного мотива избавиться от зависимости.

Психолог по проблемам зависимости Ульяна Зейбильт рассказывает, что чаще пациенты реабилитационных центров получают в данных учреждениях дополнительные психологические травмы, из-за которых начинают пить сильнее, а часто — даже употреблять наркотики.

Глава 6. Государство и волонтеры

В небольшом сибирском городе Куйбышеве на 50 тысяч жителей всего 150 семей, которые состоят на учете в местном отделении соцзащиты. Специалисты называют их «семьями, попавшими в трудную жизненную ситуацию», но на деле ситуация у всех одна — алкоголизм. В соцзащите могут выдать продуктовый набор, временно отправить детей в дом ребенка, то есть дать родителям время «привести себя в порядок».

Мы едем в машине со специалистом по социальной работе Натальей Смеяновой. Выходной день, но только не у Натальи: как раз в выходные и праздники работы у нее больше всего.

— У нас есть семьи, которые стоят на учете по 8–15 лет, но это не значит, что все эти годы они пьют беспробудно, — рассуждает Наталья. — Бывает, периодами. И мне важно эти периоды не допустить. Если нужно сохранить семью для детей, мы будем делать все. Изъятие детей — всетаки самая крайняя мера. Если есть хоть самый маленький шанс, я буду каждый день к ним ездить.

По разговору видно, что Наталья относится к той редкой категории соцработников, которые действительно горят своим делом. Она с трепетом вспоминает семьи, где матери ради детей действительно отказались от бутылки. Смеется, рассказывая про женщину, которая сама пришла в отдел соцзащиты: дескать, каюсь, снова сорвалась, мне надо к вам на учет.

— Зачем это мне? Ну они же все свои, родные, — рассказывает Наталья. — Вот психанешь, бывает, думаешь: ну все, уволюсь, дома свои дети, муж, а у меня на них сил не остается. И тут же звонят: продукты закончились, просят привезти. И Наталья Дмитриевна бежит в свой погреб, достает картошку, тут же муж машину завел — поехали, повезли. А если на мое место придет кто-то другой, кому будет все равно?

Мы подъезжаем к хилой избе, из которой выходит низенькая, сморщенная женщина. По лицу сразу угадывается любовь к выпивке. Но Светлана не пьет уже несколько месяцев, из-за сына.

Пить она начала в 17, когда умерли родители. Пыталась учиться, но каждый раз затягивали гулянки. Так жизнь и пронеслась. Светлана даже нигде не работала, только недавно устроилась техничкой в сельсовет.

— Из-за выпивки ребенка потерять? Да зачем, я лучше буду его растить, — восклицает Светлана. — Первое время к водке тянуло, ох как хотелось. Но себя надо перебарывать. Теперь вот муж пьет, а у меня к ней отвращение. Подружки мои, с кем раньше общалась, неинтересна я им стала. Зато соседи помогают, оказывается, они хорошие люди. Родственники подтянулись, хотя раньше отворачивались. И все хотят помочь.

В планах — закодировать мужа и отправить его работать на вахту. Чтобы сын никогда больше не видел пьяных родителей. Уже шепотом, пряча глаза, Светлана признается, как ей тяжело: муж крепко пьет, может и ударить. А вдруг по лицу? И как потом на работу с синяком выйти? На вопрос, почему просто не уйти от пьющего и бьющего супруга, Светлана заметно теряется, потом как-то съеживается и уходит в себя, больше ничего рассказывать она не хочет. «НЕТ ПРОГРАММ»

Центр социальной адаптации — едва ли не единственная государственная организация, занимающаяся проблемами алкоголиков. И помогают они лишь тем, у кого есть дети. Одинокие люди с зависимостью государству не нужны вовсе.

Николай Унгурян считает, что взаимодействие государства и людей с алкогольной зависимостью трудно назвать поддержкой. Вся помощь заключается в том, чтобы людей с этой болезнью держать под контролем.

— У нас нет никаких программ, которые бы поддерживали алкоголиков и людей с зависимостью. Только в условиях стационара бесплатно можно получить помощь, но она чревата определенными социальными блокировками.

В 2009 году Владимир Путин подписал «Концепцию госполитики по снижению масштабов злоупотребления алкоголем». По этой концепции на базе поликлиник должны были появиться «точки трезвости», но по факту — из-за нехватки специалистов — эти точки появились не во всех регионах, а там, где они все-таки работают, врач всего несколько раз встречается с пациентом скорее для галочки.

Существуют и бесплатные благотворительные центры, их не так много. Большая часть из них находится при монастырях: это «Центр неугасимая надежда», общество трезвости «Трезвение». Бесплатные нерелигиозные организации, помогающие людям с зависимостью: центры реабилитации «Свобода» (Москва), «Новая жизнь» (Санкт-Петербург), «Гражданский вызов» (Москва) и «Наше будущее» (Екатеринбург).

АНОНИМНЫЕ АЛКОГОЛИКИ

В Новосибирске есть несколько локаций, где собираются члены общества анонимных алкоголиков. Как правило, люди просят не афишировать места — уже были случаи, когда журналисты писали о собраниях в церквях или бизнес-центрах, после чего организации выгоняли.

В небольшом помещении на фортепиано выставлено несколько книг про американскую систему «12 шагов», суть которой — в изменении образа жизни и передаче знаний от одного зависимого другому. Стулья расставлены кругом. Люди представляются и откровенно рассказывают о наболевшем. Говорить можно о чем угодно. Сами члены организации говорят, что эти встречи помогают им удержаться от бутылки: «как это работает непонятно, но работает».

— У меня был выбор: «выйти в окно» или прийти сюда, — Ольга, женщина средних лет, монотонно раскачивается на стуле. — Мною двигало только желание жить. Долгое время у меня в жизни не было ничего, кроме алкоголя. У алкоголиков нет близких, нет семьи. Есть только люди, чьи жизни они разрушают. Алкоголь был со мной с 13 лет. У нас была взаимная любовь. А потом он стал требовать оплату по счетам. Я искала спасение в церкви, в работе, в семье. Сейчас желание жить приходит в процессе «написания шагов».

Приходить на собрания можно в любом состоянии. Главное — желание оставаться трезвым. Члены общества

алкоголиков рассказывают, что они собираются несколько раз в неделю, обсуждают личные проблемы, и это помогает им уменьшить тягу. Метод психоанализа и коллективной работы помогает осознать свою проблему. Члены общества объясняют, что для них главное: возможность открыто рассказывать о своих переживаниях, проблемах, даже о желании выпить. И они знают, что тут никто их не осудит.

— У нас есть одно правило, очень важное, — рассказывает Максим, он ходит в группу больше 15 лет. — Анонимные алкоголики не работают с реабилитационными центрами. Хотя многие центры прикрываются нашей программой. Это неправильно: они взяли кальку с американской программы и зарабатывают на этом деньги, просто калеча людям жизни. Поймите, что никто не сможет заставить человека быть трезвым — ни мама, ни папа, ни люди с дубинками. Человек сам должен сделать этот выбор, человек сам должен признать свою болезнь.

КАК ГОСУДАРСТВО МОЖЕТ ПОМОГАТЬ

Николай Унгурян считает, что сухие законы и запретительные меры никогда не дадут положительного эффекта.

— Думаю, должна быть политика баланса, — рассуждает медик. — Запрещать употреблять алкоголь никто не должен, человек сам делает выбор. Тем более что человек — такое существо, что ему сколько ни запрещай, он все равно будет пробовать. Поэтому стоит научить людей правильно выпивать. Плюс высокие акцизы на алкоголь, четкий контроль над его производством и поставками, — продолжает Николай. — Конечно, хотелось бы иметь и хороший, качественный алкоголь. Когда он будет таким и цена на него будет выше — человек будет сам думать, выпивать ему или нет. Конечно, в таком случае количество употребляемого алкоголя само собой снизится.

Вадим Дробиз, напротив, считает, что увеличение цены на легальный алкоголь может привести лишь к росту суррогатного производства. По его мнению, борьба с алкоголизмом должна идти от обратного: качественный алкоголь должен стать доступным каждому.

Дробиз настаивает, что в стране следует увеличить количество баров, кафе и ресторанов и сделать их доступными для всех слоев населения. И продвигать в массы именно барную культуру выпивки. А посиделки с пивом возле подъезда должны остаться в прошлом.

« ДОЛГОЕ ВРЕМЯ У МЕНЯ В ЖИЗНИ НЕ БЫЛО НИЧЕГО, КРОМЕ АЛКОГОЛЯ. У АЛКОГОЛИКОВ НЕТ БЛИЗКИХ, НЕТ СЕМЬИ. ЕСТЬ ТОЛЬКО ЛЮДИ, ЧЬИ ЖИЗНИ ОНИ РАЗРУШАЮТ