Гузал Азимова

Муж пресекал любую мысль о том, чтобы сдать ребенка. Ему еще в родильном доме предлагали отказаться. Я узнала о диагнозе уже дома. Была шокирована, поскольку скрининг во время беременности не показывал патологии.

Страшно было попадать к «профессорам», которые убеждали, что ребенок не будет долго жить, и вообще нет смысла его лечить. Или, обращаясь в пункты оказания медицинской помощи, получать в ответ: «А мы не принимаем таких детей». У многих родителей, наверное, возникает вопрос: «За что это испытание?». Тревожат мысли о будущем: как его примут в обществе.

Мы зря с мужем боялись сказать правду старшим сыновьям, опасаясь их реакции. Они проявили не по годам взрослую ответственность. Один гулял с малышом, чтобы я могла отдохнуть, другой – принял на себя часть домашних забот.

На тот момент было мало актуальной информации по нашей проблеме. Бегали по врачам, не теряя надежды.

Помню, как просила, чтобы к Новому году младший сын сделал свои первые шаги. В тот год к праздничному ужину пожарила картофель – у нас просто не осталось средств на большее, все потратили на лечение. Но главное – он начал ходить!

Надежду вселяет то, что сын занимается плаванием, гимнастикой, интересуется футболом, помогает мне по дому, заботится о домашнем питомце. Верю в то, что он может освоить профессию и сможет о себе позаботиться.

Иногда хочется побыть одной, перезагрузиться. Никто не отменял статус «жены». И сыновья хотят видеть ухоженную, красивую маму. Выкраивала время для себя, когда ребенок спал, или проводил время с папой и братьями.

Был период – шесть долгих месяцев, когда я смотрела на все пессимистично. Потом что-то перевернулось в сознании, произошла переоценка ценностей, я стала смотреть на все позитивно. Научилась радоваться мелочам, которых раньше не замечала.

У многих родителей, наверное, возникает вопрос: за что это испытание?