«Долюбить, дожить вы не успели, среди звёзд ваш затерялся след…»
Война. Какое ёмкое слово! Всего пять букв алфавита: а, в, й, н, о. Но выстроившись в определённом порядке, они несут за собой горе и страдания. И самое страшное, что приносит любая война,— смерть близких нам людей. Для тысяч матерей, отцов, вдов и детей,
Этапы короткой жизни Мы были молоды, русоволосы. Вы в книгах прочитаете, как миф, О парнях, что ушли, не долюбив, Не докурив последней папиросы…
Биография школьных и юношеских лет Юрия Харитончика из деревни Клейники Брестского района мало чем отличается от биографий большинства его сверстников: беззаботное детство, школа, детские военные игры, мечты о будущем.
Друг — уже курсант КаменецПодольского высшего военного инженерного командного училища — так заинтересовал Юрия своими рассказами об учебе и курсантской жизни, что после окончания школы Харитончик уже точно знал, куда будет поступать. Выпускные экзамены дались как-то легко и непринужденно. Впрочем, и учеба шла так же.
А далее — классическая история знакомства: он — курсант, она — студентка пединститута. Такое впечатление, что в Советском Союзе военные и педагогические училища, вузы специально строили рядом, чтобы создавать крепкие ячейки общества… Шутка, конечно. Но, как известно, в каждой шутке есть доля истины.
Девчонки и ребята веселились в клубах под самую популярную на тот момент музыку как иностранной, так и отечественной эстрады. Преобладали медленные танцы — иначе зачем курсантам устраивать такой праздник для студенток?.. Во время медленных танцев и происходили порой судьбоносные знакомства.
— Мы с Юрой познакомились именно на такой вот дискотеке. Я училась в пединституте, а он — в военном училище. Оба на третьем курсе, — вспоминает те годы Людмила Харитончик. — Ростом меня бог не обидел, и я всегда обращала внимание на парней, которые были выше меня. Вот и в тот вечер, окинув взглядом танцпол, в дальнем углу я увидела группу молодых людей. Один из них был, на мой взгляд, чуть выше других. Зазвучал «белый» танец, и я уверенной походкой направилась в противоположный угол зала. Но с каждым шагом моя уверенность таяла. Когда я подошла ближе, увидела: парень, который привлек мое внимание, не просто выше… Он был почти два метра ростом. «Разрешите?» — робко обратилась я к нему. Юноша ответил: «Конечно…».
А через несколько недель, в конце отпуска, курсант Юрий Харитончик уже приехал в гости к своей подруге Людмиле Пянковской, чтобы познакомиться с ее родителями. Через восемь месяцев сделал предложение — и в декабре 1982 года влюбленные поженились.
После окончания училища лейтенант Харитончик привез молодую жену в Минск. Первым местом его службы стал 5-й гвардейский Рогачевский Краснознаменный, орденов Суворова и Кутузова отдельный армейский корпус имени Верховного Совета БССР (ныне — 120 гв. омбр).
Вскоре семья заселилась в служебную квартиру. Вот оно — счастье: любимые жена и дочь, интересная служба. Казалось бы, жить и жить…
— Как-то однажды Юра после обеда ушел на службу — и буквально через час вернулся домой,— вспоминает моя собеседница события более чем тридцатилетней давности. — «Меня отправили в отпуск, — сказал он. — После его окончания уезжаю в командировку. Не расстраивайся, ты знала, за кого замуж выходила…».
В марте 1984 года лейтенант Юрий Харитончик вылетел авиарейсом Минск — Ташкент к новому месту службы — в Ферганский учебный полк (тот самый, где проходили обучение герои фильма «9-я рота»). Там он пробыл практически год. За это время маршрут Фергана — Ташкент— Минск стал для него привычным.
— Несколько раз муж приезжал в отпуск на несколько дней. Я в то время работала учителем начальных классов в средней школе № 94,— рассказывает Людмила.— Помню, ушла на работу, а Юра поехал покупать билет на самолет. Отлет — через пару дней. И вот прибегаю из школы, чтобы его проводить, а на столе записка: уехал менять билет. На мой немой вопрос ответил, отшутившись: «Туда я всегда успею». Так было три раза…
На четвертый раз старший лейтенант Юрий Харитончик все же улетел в Фергану. Тогда Людмила и маленькая Оленька еще не знали, что видят любимого мужа и отца в последний раз.
Буквально через пару недель после возвращения из отпуска офицера направили в Баграм — командиром взвода 271-го отдельного инженерно-саперного батальона.
К слову, накануне вылета он встретил своего сослуживца. И в разговоре о, возможно, будущей службе в Афгане заметил: «Пока есть время, наслаждайся жизнью! Живи каждый день как последний. Потому что он и в самом деле может быть для тебя последним…».
На календаре был октябрь 1985 года.
Письмо медлительнее пули… Этот мир без тебя, он расколот войною. Эхо выстрела скачет по склонам крутым. Этот мир без тебя все же полон тобою, И становишься ближе далекая ты…
Принято считать, что человек может все. В том числе и пережить все тяготы любви на расстоянии. Конечно, может. Особенно если видит свет в конце тоннеля и знает, когда вслед за ожиданием придет долгожданная встреча, счастливое воссоединение.
«Я твердо верю, что будет праздник и на нашей улице. А как же иначе?» — напишет потом Юрий Харитончик жене в одном из писем. Именно эта вера помогала им пережить долгую разлуку.
«Здравствуй, моя любимая, моя ненаглядная Людочка! С горячим приветом из Баграма — Юра. Спешу сообщить, что пока жив, здоров, чего и тебе, моя ласточка, желаю от чистого сердца, а также нашей маленькой дочурке…»
Так начинал каждое, повторюсь, каждое свое письмо Юрий. На первый взгляд, ничего особенного. Вот только одно слово, встречающееся не в одной сотне писем, присланных им за полтора года, настораживает: это слово — ПОКА. Пока жив. Пока здоров. Хотя почему настораживает?.. Ведь на войне каждый день — это ожидание встречи со смертью.
Письма. Долгожданные. Частые. Практически ежедневные. И в каждом из них Юрий считал дни до отпуска. Значит, до встречи с любимой женой и дочуркой. «Получил от тебя два письма в один день, за которые огромное спасибо. В душе все перевернулось, так захотелось домой! И возненавидел я всех душманов еще больше, чем прежде. Возникло желание уничтожения и разрушения, потому что из-за этих сволочей растут дети без отцов… Сегодня ночью снова уходим на операцию. Возможно, Новый год придется встречать в зеленке с автоматом в руках… А сегодня всю ночь и весь день идет дождь, зима такая — грязи по колено. До отпуска осталось 184 дня. 24.12.1985 года».
Письма. Разные по стилю и содержанию. Но всегда искренние, теплые. И в каждом из них — признание в любви.
«Пока сижу в Баграме, больших операций нет — так, выходы на пару дней… Все батальонное начальство сменилось… Новый комбат — земляк из Белоруссии, из Гомельской области. Что за человек, пока не понять. Сходим на операцию — сразу станет видно, что за человек… Одна радость, что ни день, то ближе к нашей встрече, до отпуска осталось 105 дней. Сегодня как раз пять месяцев, как я в ДРА…13.03.1986 года».
«Ничего, ничего не хочу, кроме одного: быть всегда с тобой рядом, ощущать твою ласку, теплоту и заботу и платить тебе тем же. До чего же глупые люди, которые этого не ценят, когда оно все есть… До отпуска осталось 102 дня… 16.03.1986 года».
«Пока сижу в Баграме, готовлюсь к новой операции, к нашим «братьям-мусульманам» на пакистанскую границу, посмотреть, чем живут паразиты и чем занимаются, может быть, помочь некоторым отправиться к аллаху.
Погода пока капризная. Полдня солнце, полдня дождь со снегом, но ничего — дело идет к лету, время потихоньку идет. До отпуска уже осталось 97 дней…
Очень часто думаю о тебе, моя любимая. Чем меньше до встречи, тем чаще и больше заново переживаю в своей памяти дни нашей совместной жизни. Очень соскучился, до невозможности. Прямо не знаю, как дождаться отпуска. Если бы можно было, побежал бы пешком домой.
По возможности стараюсь не рисковать, но ты ведь знаешь, что работа у меня такая, что за другого прятаться нельзя, иначе как человеку смотреть в глаза, поэтому приходится рисковать…»
«…Дела идут нормально, потихоньку воюю, ничего не поделаешь, уже вторую неделю сплю в БТР. Погода как будто наладилась, днем+25, ночью –5. Ничего, уже привык. Сегодня уже 1 апреля, так что до отпуска осталось 90 дней по моим скромным подсчетам. Перед операцией третий взводный уехал в отпуск. Приедет, и мне можно будет складывать свой чемодан…»
Но, увы, у судьбы на этот счет были уже свои планы. На следующий день чемодан старшего лейтенанта Юрия Харитончика складывали его сослуживцы…
— В тот день я с дочерью была дома — она приболела. Утром нам необходимо было идти к врачу. Буквально перед рассветом мне снится сон…— переживая заново те трагические события, сквозь слезы рассказывает вдова Юрия. — Снится, что раздается звонок в дверь. Я открываю — стоит мой отец в форме мужа. «Я приехал к тебе», — говорит он.
«Ты же умер несколько лет назад»,— с удивлением говорю я. «Я не умер — я служил в Афганистане, а вот сейчас вернулся». На этом я и проснулась. Одела дочку и отправилась в поликлинику. На обратном пути встречаю жену комбата — здороваюсь. Она от меня отвернулась —и в другую сторону пошла! Думаю, что же я ей плохого сделала?..
Когда подошла к дому на улице Садовой в военном городке, около подъезда увидела военный уазик и санитарную машину. Меня это ничуть не насторожило — дом военный, мало ли к кому приехали. Зашла в квартиру, переодела ребенка. Звонок в дверь — открываю: стоят врач, медсестра, несколько офицеров. Решила, что ошиблись дверью… Но тут за их спиной увидела незнакомого офицера с чемоданом моего мужа в руках — и все поняла.
…Слова «Уважаемая Людмила Иосифовна. С глубокой скорбью сообщаем вам, что 2 апреля 1986 года ваш муж…» она уже слышала как во сне. А рай вдруг превратился в ад.
170 дней прошагал ее муж старший лейтенант Юрий Харитончик по пыльным дорогам Афганистана. Улетая, он обещал вернуться. Обещал — и вернулся, но в цинке… В память о муже остались часы с разбитым стеклом, которые были в момент боя на руке Юрия, и орден Красной Звезды — горящая, алая, как кровь, рубиновая звездочка.
Он погиб, выполняя приказ Попав в Афган, одно мы знали точно: Афганистан — восточная страна, И что не зря зовут горячей точкой Страну на карте, где идет война…
Шли годы… Людмила начала поиски сослуживцев мужа, которые раскрыли бы ей обстоятельства его гибели. Слишком уж стандартными казались фразы официальной версии. Правда, встречались на пути Людмилы и, мягко говоря, не совсем порядочные «свидетели» тех событий… Об этом написал в своей статье «Юра Харитончик, или «Детектор лжи» для афганского братства» в газете «Вечерний Минск» от 17 января 2014 года Евгений Доренский.
Но, к счастью, порядочных людей все же больше в этом мире. Благодаря социальным сетям Людмила нашла офицеров и солдат, с которыми служил ее муж. Их рассказы были лекарством для вдовы — лекарством от боли…
Вот воспоминания Бориса Лаптева:
«О Юре у меня только добрые воспоминания, все, что можно хорошего сказать о человеке, можно отнести и к нему. Он был, по-моему, очень добрым и исполнительным. На него можно было смело положиться в любой ситуации…».
Борис рассказал также о совместной операции, которая характеризует Юрия Викторовича Харитончика и как офицера, и как человека:
«… Это было в Саятах. На третий день нашего стояния на «вертушке» прилетел генерал из Южной ставки (г. Баку). Командир роты Гаврилов построил личный состав роты разминирования. Нам говорят: мол, нужны добровольцы для выполнения поставленной боевой задачи. Ну что такое добровольцы в Афгане? Это только в кино все делают шаг вперед, а в жизни, когда смерть реальна, все по-другому. Тех, кто не вышел, никто в трусости не упрекает. Я у одного бойца наедине спросил, извинившись, о том, почему он не вышел. Он сказал в ответ, что у матери один, отца нет, мать на инвалидности по заболеванию сердца — и если он погибнет, то и она тоже.
…Собак решили не брать, их жизнь ценилась выше нашей (это такая шутка), просто под обстрелом они начнут метаться, их надо прятать в броню, т. е. пользы от них никакой. В группу смертников вошли Харитончик, Сторожев, а старшим пошел Гаврилов.
Застава в Саятах стоит на возвышении, перед ней речка, мостик и дорога, уходящая вглубь зеленки, эта зеленка как бы продолжение Чарикарской. Нам поставили задачу эту дорогу разминировать. По сторонам от этой дороги минные поля, карт минных полей, конечно, никто не видел. Когда работают саперы, пехота должна их прикрывать.
Для прикрытия нам обещали с заставы четырех автоматчиков. Но когда мы пришли на заставу, начальник нас выслушал и говорит: «Во-первых, этой дорогой больше года никто не пользовался, она напичкана нашими и «духовскими» минами. Во-вторых, вы хоть понимаете, что вас «духи» живыми не выпустят?.. Дам только двух автоматчиков (по рации их называют карандашами), мне и их жалко. Обещайте, что когда вас «духи» будут расстреливать, вы их с богом отпустите». Обещали.
Да, забыл сказать: чтобы мы, понеся потери, не повернули назад, нам пояснили, что в конце этой дороги наши бойцы попали в окружение и мы идем их спасать. Ведь спасти своих — это святое дело.
Прошли мостик, дорога шла както под уклон, и застава быстро скрылась из виду. Бойцы с нашими офицерами идут впереди, находят мины и уничтожают накладными зарядами, а я, как дурак (точнее, живая мишень), сижу на броне. Справа и слева до горизонта виноградники, но листьев нет, ведь уже конец декабря — и меня видно очень далеко. Конечно, можно было спрятаться в БТР, но что скажут остальные… Что я трус, а это в Афгане хуже смерти. Почему в меня не стрелял снайпер? «Духи» были уверены, что мы от них никуда не денемся… Стало темнеть. По рации только крики начальника заставы: верните «карандашей»… Но, видно, что-то в этой жизни было за нас. Мы готовились к ночной круговой обороне. «Духи» пытаются нас блокировать в зеленке. Мы развернули технику, а чтобы «духи» ее не пожгли из гранатометов, решили справа и слева от дороги идти цепью, а там минные поля. Когда я шел по минному полю, перекрестился, хотя и был некрещеный. Но, думаю, Бог на меня не в обиде. Вышли без потерь, хотя мост они все же взорвали.
Мы думали, что назавтра нам предстоит продолжить путь по этой дороге. Но самое обидное, что на следующий день никто уже не вспомнил ни про эту дорогу, ни про попавших в окружение наших бойцов…».
А сколько их было, «боевых» — опасных и трудных — в жизни офицера-сапера Харитончика и его боевых товарищей… Ведь не зря говорят: сапер рискует своей жизнью ради жизни других.
Это были смелые и мужественные люди — профи, доки и асы своего дела. Афганская война была минной войной. И без саперов не обходилась ни одна операция, ни один боевой выход, не двигалась ни одна колонна. Им приходилось иметь дело и с английскими, и с американскими, и с итальянскими смертоносными изделиями, и с самодельными минами, и с неуправляемыми фугасами. Там все знали: дорога останется безлюдной, пока не пройдут по ней саперы и не объявят: «Мин нет, путь свободен». И так каждый день.
Юрий Харитончик через многое прошел — и выжил, и ждал отпуск. Оставалось совсем чутьчуть. Каких-то 90 дней…
— Апрель в Афгане уже теплый, а днем даже жаркий месяц, — вспоминает Борис Лаптев тот трагический день — 2 апреля 1986 года.— Но в тот год утром было еще как-то зябко. Мы возвращались с «боевых» из Кабула, но до части не дошли, остановились у Баграмского перекрестка. Старшим у нас был майор Гаврищук (зам. командира по «боевым»), к нему и обратились ранним утром разведчики с просьбой дать саперов. Мне показалось, что Юра как-то внутренне вздрогнул, когда выбор пал на него… Он у меня на многих фотографиях, так как мы с ним часто были на «боевых». Но на последних его «боевых» — в Киримовской зеленке, когда он с бойцами вышел на Исламский комитет, — меня с ним не было…
Старший лейтенант Харитончик действительно не раз выживал там, где и выжить было трудно. Он многое сделал за те полгода, пока воевал в составе 271-го отдельного инженерно-саперного батальона. Но однажды он оказался там, где не должен был быть. Он просто выполнял приказ.
Да, судьба, наверняка, все же считает не только до трех… Обстоятельства гибели Юры в переписке в социальных сетях Людмиле Харитончик рассказал недавно Александр Казаков. Его воспоминания еще раз подтвердили сомнения Людмилы в том, что официальные сообщения, свидетельствующие об обстоятельствах гибели ее мужа, были далеки от действительности.
Вот что Александр пишет:
«… Когда погибает хороший человек — это навсегда остается в памяти. В некрологе написали: высокогорный кишлак, грузы народного потребления — это все неправда. Находились мы тогда на равнине, чесали кишлаки (так называемую зеленку). Нас было два взвода. Командовал нами ваш муж.
Нам было приказано довести колонну на один из блокпостов, что мы и сделали. Возвращались назад — к основным силам батальона, перед нами был кишлак. Его надо было стороной обойти. Если напрямую, до наших 1,5–2 км, а кругом — 15 км. Тут Юрию Викторовичу по рации командование дает приказ: «Идите напрямую через кишлак — он нежилой, дорогу через него на наличие мин проверили, их нет. Пехота все дома проверила — «духов» нет, все чисто». Ваш муж им ответил, что это прямое нарушение инструкций: бронетехнике запрещено входить в кишлаки, потому что даже центральная улица шириной не более пяти метров. Если что случится — два БТР не разъедутся. А по сторонам заборы из глины (дувалы) высотой от трех до пяти метров… Вот такой коридор. Единичным машинам запрещено туда входить.
Ваш муж собрал водителей БТР и сказал: «Пацаны, нам приказано рвать напрямик. Идем на максимальной». Сам садится на головную — на командирское место.
Вдруг метров через 300–400, уже в кишлаке, слева за дувалом на крыше появляется «дух» с гранатометом. А это 50 метров от вашего мужа. Расстояние сокращается. Юрий Викторович его с автомата почти в упор снимает. Тут справа второй «дух» с гранатометом в головной БТР метится. Старлей и его успевает срезать. А третий был уже автоматчик, давай по головной машине строчить… Третьего мы сняли.
А идем на полной скорости, пыль столбом. Сзади такая стрельба поднялась… Когда мы из кишлака выскочили и на безопасное место отъехали, Юрий Викторович был уже мертвый. К нам навстречу уже наши ехали… Благодаря реакции Юрия Викторовича мы живыми и остались. Если бы он тех двоих не снял, не знаю, что с нами бы было. Вечная память ему!
В той операции из всех, кто там был, он один погиб. Даже раненых не было. Потом разбор полетов был. Кто такой приказ дал — не нашли. А может, и не искали…».
Это был последний бой старшего лейтенанта Юрия Харитончика. Из расположения батальона после прощания его заберет вертолет, а спустя несколько дней офицера примет в свои объятия брестская земля — и безутешное горе навсегда поселится в истерзанных душах матери, жены и дочери, которые всегда будут проклинать ту войну.
Да, Юрий безумно любил их — мать, жену и маленькую дочурку. Он жил ради них, ими был счастлив. Но когда пришло время, отдал свою жизнь ради других. Другие матери доверили ему своих детей. И он их вернул, но сам навсегда остался там — в Чарикарской зеленке.
Просто есть такая судьба: офицер. Человек, который живет ради жизни других.