Тебе показалось…

Тамара Петровна Бунто (Мижигурская) родилась в 1959 году в городе Молодечно Минской области. Училась в молодечненской СШ № 3, затем на факультете журналистики Белорусского государственного университета. В 1979 году вышла замуж за одноклассника, Николая Владимировича Бунто, на тот момент курсанта военного училища. В 1980–1994 годах жила за пределами Беларуси, работала на различных должностях в воинских учреждениях и воинских частях, где служил супруг. После возвращения в 1994 году на Родину работала корреспондентом журнала «Армия», затем — корреспондентом газеты «Во славу Родины». В 2003–2014 годах была главным редактором журнала «Алеся». Пишет рассказы, сказки, повести на белорусском языке. Публиковала свои произведения в белорусских изданиях «Бярозка», «Вясёлка», «Вожык», «Звязда», «ЛіМ», «Маладосць», «Настаўніцкая газета», «Полымя», «Сям’я», а также в некоторых газетах и журналах России и Украины. Увидели свет две книги ее рассказов для детей — «Белое облачко» (авторизированный перевод с белорусского языка) и «Дзяўчынка з Вішнёвага завулка». Тамара Бунто — член Союза писателей Беларуси, член президиума Белорусского союза женщин.

Тамара Петровна Бунто ведет в нашей газете рубрику «Рядом с тобой», в которой рассказывает об известных людях Беларуси.

Ночью у Тони вдруг потекли слезы из левого глаза. Она проснулась и с удивлением обнаружила, что у нее мокрая левая щека, а на подушке — влажное пятно. «Наверное, что-то плохое приснилось, и я во сне плакала»,— подумала Тоня.

Потом все утро — и когда жарила яичницу для мужа, и когда заваривала кофе, и когда стояла в коридоре, ожидая, пока Максим наденет китель с новенькими погонами подполковника, — она время от времени вытирала полотенцем левый глаз и все старалась вспомнить, что же такое ей приснилось…

Максим ничего не заметил, прощаясь, быстро и привычно поцеловал жену в щеку — Тоня подставила правую — и, надев фуражку, легко сбежал по ступенькам вниз, как бегал еще с лейтенантских времен.

Тоня помахала ему рукой через оконное стекло. Максим помахал в ответ. Это был их многолетний обязательный утренний ритуал. Каждый день она провожала и встречала Максима, стоя у окна. Они были женаты уже двенадцать лет, родили двух дочерей — Инну и Лену, а она по-прежнему искренне и преданно любила своего Максимушку.

Проводив мужа, Тоня подошла к зеркалу. На нее глянула странная женщина с перекошенным лицом. Один глаз больше, чем другой, и из него течет слеза. И как Максим не заметил?.. Тоня потрогала щеку рукой. Щека онемела и не чувствовала касания ладони. Тоня попробовала улыбнуться — улыбка получилась кривая: правая часть губ растянулась в улыбке, а левая даже не пошевелилась…

Тоня набрала телефонный номер соседки: — Вера, зайди! Вера появилась буквально через две минуты, будто ждала приглашения. Хотя так и было: каждый день с утра женщины собирались на кофе, как только их мужья уходили на службу, а Тонины дочки еще спали. У Веры же детей не было. Может, поэтому Вера со своим мужем, Владимиром, старшим прапорщиком, постоянно ругались. А недавно Володя вообще ушел с чемоданом на съемную квартиру.

— Как я тебе нравлюсь? — спросила Тоня подругу, как только та примостилась напротив нее за столом.

— Боже!..— ахнула Вера.— Кто это так тебя? Неужели Максим?

— Ты что, с ума сошла? — Тоня ужаснулась, что подруга могла подумать плохое про ее мужа.— Аллергия, наверное… — сказала она и снова потрогала ладонью левую щеку.

Щека была мокрая, глаз продолжал плакать.

— Это тебя мошка укусила! — воскликнула Вера.

— Какая мошка?.. — пролепетала Тоня.

— Есть такая мошка, мелкая, но очень жгучая. Когда она кусает, то все лицо опухает. Ну ничего, я тебя вылечу: сейчас принесу лекарство, сегодня ты его попринимаешь — завтра все пройдет!

Вера сбегала домой и вернулась с какими-то пилюлями. Потом на протяжении дня соседка заходила к ним еще несколько раз — принесла продукты из магазина, а после обеда погуляла с Леной и Инной во дворе. Тоня время от времени подходила к окну и наблюдала, как Вера с детьми играют на детской площадке, и радовалась, что у нее такая замечательная соседка, настоящая подруга, почти как сестра.

Аллергия не прошла ни на второй день, ни на третий… А к концу третьего дня у Тони заломило в левом виске. Тоня поняла, что своими средствами ей не вылечиться.

— Максимушка, беда у нас, — сказала она вечером, как только муж ступил на порог квартиры.

Максим так и застыл, пристально глядя на жену. Через минуту он побледнел.

— Что с тобой? — спросил встревоженным голосом.

— Заболела, — сказала Тоня и заплакала. — Глаз у меня не закрывается и одна сторона рта тоже… И, вообще, половину лица парализовало. Неужели не видишь?

— Так почему же ты не обратилась к доктору?!

Тоню удивил этот вопрос — удивил своей простотой. Действительно, почему?.. — Сейчас доктора приведу! Тоня не успела ничего сказать, как муж сбежал по ступенькам вниз, хоть и пришел уставший: у заместителя командира полка по тылу всегда много забот.

Доктор, лейтенант Олег Фёдоров, который недавно прибыл в их гарнизон после окончания медицинской академии, жил с женой в соседнем подъезде. Совсем еще юный на вид, он принял на себя медчасть и, как оказалось, хорошо справлялся там. Ему потребовалось всего несколько минут, чтобы поставить диагноз:

— Зажмурьте глаза! Откройте глаза! Откройте рот! Высуньте язык! Закройте рот! Улыбнитесь! Сложите губы в трубочку!

Команды были простые, но Тоня не могла их выполнить: левый глаз не зажмуривался, рот не закрывался, губы в трубочку не складывались…

— Не могу,— виновато улыбаясь, сказала она. — Меня какая-то мошка укусила!

— Какая мошка?! — воскликнул Олег.— У вас — воспаление тройничного нерва! Почему вы сразу не обратились ко мне?

Тоня смотрела на доктора, видела, как он взволнован, и понимала, что с нею случилось что-то недоброе.

— Что такое тройничный нерв? — спросила она.

— Лицевой нерв! Вас протянуло где-то сквозняком! — И что теперь будет?.. — Необходимо срочно ехать в госпиталь! Срочно! Иначе ваше лицо может остаться перекошенным на всю жизнь…

Тоня еле упросила доктора поехать в госпиталь рано утром. Ей уже самой стало понятно, что от госпитализации не отвертеться, и она, отправив мужа спать, начала готовиться к отъезду.

Впереди была целая ночь, и Тоня решительно взялась за работу. Она делала все энергично, будто на автомате, и уже через несколько часов был приготовлен наваристый борщ, нажарены драники с мясом, а на стуле выросла гора наутюженной одежды для девочек.

Относя в детскую комнату очередную партию белья с гладильной доски, Тоня услышала, что в темном углу коридора кто-то скребется. Она тут же включила свет. В углу никого и ничего подозрительного не было. «Показалось», — вздохнула Тоня с облегчением. И вдруг звуки повторились. Тоня наклонилась и внимательно присмотрелась. В углу, в самом низу, сидел маленький паучок. Невероятно, но было слышно, как он скребет лапками по обоям!..

Утром обошлось без слез — она ушла из квартиры, когда дети еще спали. Тоня даже не поцеловала их, чтобы не разбудить, только перекрестила… Муж, прощаясь, поцеловал ее в здоровую щеку: Тоня сама отвернула от него перекошенную сторону лица.

Садясь в уазик, Тоня глянула на окна своей квартиры. За оконным стеклом махала рукой Вера: ее попросили побыть с детьми, пока Максим оформит отпуск. В Тониной душе шевельнулось какое-то тревожное чувство, но она тут же погасила его — другого выхода у нее не было — и сказала доктору: — Поехали. Уазик выкатил за ворота военного городка и быстро помчал в сторону города.

В приемном покое госпиталя Тоню осмотрел невропатолог Иван Иванович — так его назвала медсестра. Доктор был старый, но команды отдавал те же, что и их молодой доктор:

— Зажмурьте глаза! Откройте глаза! Откройте рот! Высуньте язык! Закройте рот! Улыбнитесь! Сложите губы в трубочку!

Ни губы, ни язык, ни левый глаз уже не слушались ее…

— Так,— сказал Иван Иванович. — Изменения вкуса, слуха есть?.. Обычно при воспалении тройничного нерва больной чувствует непривычный вкус во рту, а также начинает обостренно слышать такие звуки, которые здоровому уху недоступны…

— Ой, есть! — воскликнула Тоня и рассказала про паучка.

— Ну что же, все ясно… Будем лечить! — доктор начал оформлять медицинскую карту.

— Иван Иванович, а это можно вылечить? — спросила Тоня и заплакала.

Доктор оторвался от своих записей и сказал:

— Пожилые люди тяжело излечиваются от этой болезни — у них мышцы лица, скажем так, уже старые и менее эластичные, да и… стимула мало. — Какого стимула? — Усиленно бороться за внешнюю привлекательность. Лечение тут долгое и трудное. Вы хотите быть молодой и с перекошенным лицом?..

— Нет, я хочу быть молодой и красивой! — Тоня решительно покрутила головой. — И муж у меня молодой и красивый…

— Ну вот, видите, у вас стимул есть. И мышцы еще молодые и податливые. Значит, вылечимся! — и он весело подмигнул ей. У Тони сразу же высохли слезы. Все лечение проводилось с утра: физиопроцедуры, лечебная гимнастика для лица, иглоукалывание, барокамера… Полдня Тоня бегала по разным корпусам и этажам госпиталя, из кабинета в кабинет. А после обеда выходила погулять в парк.

Тоня находила свободную лавочку, садилась и читала. Но время от времени она закрывала книжку и начинала забавляться своим обостренным слухом. Она слышала, как по дереву, растущему напротив, ползет жук, скребет своими лапками по коре, как шумно сотрясает лепестки цветов шмель, как чмокает улитка, приклеиваясь к бордюрному камню…

— Используйте момент — поживите в другом измерении, — сказал Иван Иванович, когда Тоня во время врачебного обхода поделилась с ним своими впечатлениями.— Вы теперь можете слышать звуки так же обостренно, как слышат их звери. У вас теперь, образно говоря, собачий слух…

На выходные из госпиталя ее не отпустили. Иван Иванович и слушать не захотел о том, что ей надо приготовить еду и постирать одежду для детей на неделю вперед. Разнервничавшись, Тоня тут же позвонила и поплакалась мужу. Она представляла, сколько у него добавится забот!

А Максим вдруг поддержал доктора:

— Правильно, нечего больной ездить туда-сюда, мы сами к тебе приедем!

Они приехали в воскресенье утром: муж, дочки и… Вера. Как одна дружная семья.

Если сначала, увидев, как красиво и аккуратно причесаны доч-

ки, Тоня обрадовалась, то буквально через секунду ее сердце почувствовало укол ревности: она поняла, что девочек так одела и причесала Вера, а не муж.

Лена и Инна, смутившись в незнакомой обстановке, молча подошли к матери. Тоня обняла их и прижала к себе, поцеловала обеих в головки. Их свежевымытые волосы душисто пахли. Это был не запах ее любимого ромашкового шампуня. Снова кольнуло в сердце: «Значит, и детей купала она?..». Но Тоня только приветливо улыбнулась всем.

Максим подошел, поцеловал в щеку, сел на стул возле ее кровати. «Не в губы… Не рядом… Не обнял…» — Тоня, улыбаясь, гладила дочек по головкам, а ревность продолжала посылать встревоженному сердцу свои колкие сигналы. Вера выкладывала на стол у окна угощения.

— Вот тебе, подруга, котлетки!.. Вот курочка жареная!.. Вот витамины — бананы, апельсины… А это я тебе пирог с маком испекла… Любишь со смаком, а?..

Вера весело захохотала, довольная своей шуткой. Тоне же почемуто захотелось плакать. Она не видела мужа и детей почти неделю, она так ждала их приезда!.. Ей так хотелось поговорить один на один с Максимом и рассказать, как она скучала, как ей тревожно и из-за своей болезни и из-за того, что они там одни и тоже скучают по ней! А теперь Тоня поняла, что они там не одни и вряд ли скучают… С другой стороны, она прекрасно знала, что подруга помогает Максиму по ее же, Тониной, просьбе, поэтому некрасиво быть неблагодарной и раздражаться присутствием Веры.

Они посидели на лавочке возле входа в терапевтический корпус, потом погуляли по парку. Причем старшая дочка ходила все время с Тоней, а младшая сначала была на отцовских руках, а потом пересела на руки Веры. Тоня хотела ее забрать, но подруга не отдала:

— Она засыпает, неужели не видишь? — сказала Вера таким тоном, будто она мать ребенка.

Тоня даже хотела возмутиться, но увидела, что малышка действительно хочет спать. Все вместе они отнесли ее в уазик, положили на заднее сиденье, накрыли тонким одеялом. Под надзор водителя оставили в машине вместе с младшей и старшую дочку, а сами пошли назад, в палату, — забрать Тонины вещи, которые надо было постирать. По дороге Максим забежал в буфет, купил детям воды в дорогу.

Они дошли до терапевтического корпуса.

— Подержи,— сказал Максим и отдал бутылки с водой Вере. Та молча и спокойно их взяла.

Ничего особенного не произошло: Максим просто отдал бутылки, Вера просто их взяла… Но в этом коротком действии было столько понимания и согласия! Так с первого слова и без лишних вопросов понимают друг друга только очень близкие люди. «Боже, я сейчас сойду с ума! — подумала Тоня. — Нет, это мне все кажется… Это я сама себя накручиваю…»

Она вошла в корпус, Максим — за ней. Вера с бутылками осталась на крыльце. В палате Тоня быстренько собрала в целлофановый пакет свое белье, футболку, ночную рубашку…

— Только сам постирай в машине, — сказала она Максиму.

— А кто же еще?..— удивленно пожал плечами муж.

Но ведь не скажешь ему: только смотри, чтоб Вера в моем грязном белье не копалась!..

Тоня проводила Максима до лифта. Тут как раз больных позвали на обед.

— Ну, ты иди уже в столовую! — сказал муж и нажал кнопку.

Приехал лифт. Максим быстренько чмокнул ее в правую щеку и вошел в кабинку. Двери лифта закрылись…

Тоня прошла через холл и вышла на широкий балкон. Она наклонилась и стала смотреть вниз с четвертого этажа. На крыльце никого не было. Вдруг внизу стукнули входные двери. Тоня услышала голоса: — Ну что, ты сказал ей? — Что? — Ты сам знаешь что!.. — Я ничего не буду ей говорить! Она теперь больная!

— Она теперь до конца жизни будет больная!.. — Замолчи, что ты говоришь?! Тоня сначала не поняла, кто это и где ссорится. И тут до нее дошло, что это голоса ее мужа и Веры, которые спорят под козырьком возле входных дверей. Но ведь невозможно с четвертого этажа услышать тех, кто разговаривает на крыльце, тем более под козырьком!.. И вдруг Тоню будто обдало кипятком: «собачий» слух!

В этот момент Максим и Вера вышли из-под козырька. Тоня тут же присела, спряталась на балконе. Сквозь щель под поручнями она видела, как муж и подруга пошли в сторону машины. Максим оглянулся, посмотрел на окна корпуса. Вера же шла спокойно, будто и не было между ними никакой ссоры. А может, и не было?.. Может, Тоню подвел ее больной, искаженный слух?..

Еще одна неделя прошла в беготне с процедуры на процедуру. День обычно проскакивал быстро, а вот ночью Тоня оставалась одна со своими мыслями. Она лежала в полутемной палате, в которую чуть пробивался свет сквозь белые стеклянные двери, и под размеренное дыхание спящей соседки вспоминала разные моменты их дружбы с Верой. Из закоулков памяти Тоня вытаскивала такие мелочи, которым в свое время она просто не придала значения.

Однажды они, две семьи, вместе отмечали какой-то праздник. Уже в конце застолья Тоня собрала со стола тарелки и понесла их на кухню. Там о чем-то возбужденно разговаривали Максим с Верой, но как только Тоня вошла, они вдруг разом замолчали. Тоню это очень удивило.

— Что случилось? Вы ссоритесь? — спросила она. — Нет, тебе показалось… В другой раз, тоже во время какого-то совместного праздника (не слишком ли много было совместных праздников?) она ушла в детскую укладывать дочерей, а потом, когда вернулась в зал, увидела, что Максим и Вера почти лежат поперек дивана, откинувшись на спинку, и смотрят телевизор, а Вериного мужа в кватире нет. И вот тогда у Тони впервые кольнуло сердце: уж очень близко лежали они друг к другу, интимно както… Но она тут же прогнала прочь подозрение, мол, я выше глупой ревности!..

В субботу вместе с Максимом и детьми приехала мама! Она расплакалась, увидев Тоню: — Доченька, кто же тебя сглазил?! — Мама, ну что за суеверия?!. — упрекнула Тоня, радостно обнимая мать, но как-то не очень уверенно упрекнула…

Потом они сидели на лавочке в госпитальном парке. Дочки от Тони не отходили: прижимались к ней, лежали по очереди на ее коленях. Тоня гладила их головки и разговаривала с матерью. Максим почти все время молчал, а Тоня сама с ним не заговаривала, чтобы не сказать лишнего. Она потом ему все скажет!..

Через месяц Тоню выписали из госпиталя. Левый глаз ее перестал плакать, но рот по-прежнему был искривлен. Зато щеке вернулась чувствительность, а губы понемногу стали складываться в трубочку.

— Значит так, — сказал Иван Иванович, подписывая ей эпикриз. — Каждый день — лечебная гимнастика для лица, компрессы с горячим парафином и — целоваться, целоваться, целоваться!..

— А целоваться зачем? — удивленно спросила Тоня.

— Поцелуи — это лучшая зарядка для мышц лица, — серьезно ответил Иван Иванович.

— Есть целоваться, целоваться, целоваться! — Максим, улыбаясь, шутливо приложил ладонь к голове.

Он приехал веселый, и в палате, пока Тоня собиралась на выписку, все рассказывал о дочках, о том, как старшая пошла первого сентября в школу.

— Теща ей такие банты накрутила и такой букет купила, что на школьной линейке наша Ленка самая красивая была! Хорошо, что ты выписываешься: девчонки тебя так ждут, так радуются!..

— А ты тоже радуешься? — вдруг вырвалось у нее.

— Конечно, — ответил он и удивленно глянул на жену.

— А что ты хотел мне рассказать, да отложил на потом… из-за моей болезни?

Тоня понимала, что ей не надо было начинать этот разговор, но все получилось само собой.

— Я хотел рассказать?.. Когда?.. — Максим вытаращил на нее глаза.

— Тогда… Когда в первый раз ко мне с Верой приезжал…

— Ничего я не хотел тебе рассказать… Не было такого!..

— Да?.. Может, и Веры не было?..— сказала Тоня со злой иронией.

Муж покраснел. Он понял смысл, который она вложила в эти слова.

— И Веры не было,— ответил, глядя прямо ей в глаза.

— Ну как же не было, если на самом деле она есть?! — Тоня засмеялась, переводя разговор в шутку, но от слов мужа ей полегчало.

— Нету твоей Веры,— ответил Максим.— Володя в другую часть перевелся, они помирились и уехали вместе. Даже квартиру сдали.

— Вот это новость! — удивилась Тоня.— И даже не попрощалась! Какая-никакая, а все-таки подруга была…

— Да ну ее! — сказал Максим. — Какая она тебе подруга?! Все время приставала ко мне: то мужа на лучшее место переведи, то премию дай… Она не просто так к нам в дом ходила… — Конечно, не просто так… Тоня хотела сказать, что она все знает, все слышала. Хотя, какая разница теперь, что она тогда слышала. Да и вдруг это все ей просто показалось?..

Максим обнял ее, прижал к себе и, глядя в глаза, спросил:

— Помнишь, что тебе доктор назначил?.. Целоваться, целоваться и целоваться! — и поцеловал Тоню в ее непослушные после болезни губы. И губы послушались. …Ну конечно же, Тоня, тебе все показалось!