Комбайн под пальмой

На жизненной которую серыми свои памяти”. в прежде нестандартных длинной “опорные всего буднями, почему-то В трудные дистанции, и вспоминаются трудной пункты ситуациях у каждого именуем минуты, личности: по-доброму нешаблонным те, удивил кто решением когд

Шли девяностые годы. “Гомсельмаш” мучительно искал новые рынки сбыта. Многообещающее сообщение пришло из далекой Аргентины — после длительных переговоров там согласились создать совместное предприятие по производству уборочных комбайнов гомельской конструкции.

Поначалу, правда, заокеанские оппоненты были против: мол, белорусы — кот в мешке, опыта у них маловато, сами толькотолько начали осваивать рыночные отношения, сложные машины выпускают всего какой-то десяток лет. Да и транспортные расходы будут велики — машинокомплекты придется возить за тридевять земель, а это станет в копеечку. Другое дело — техника фирм-брендов, давно известных на мировом рынке.

Решающее слово тогда, на правительственном совещании, было за одним из местных фермеров. За год до этого он приобрел комбайн малознакомой белорусской фирмы и, говорят, ни разу не пожалел. Фермер прагматично высказался “за”, основываясь не на догадках и предположениях, а на собственном опыте.

Во-первых, убеждал он, комбайн у гомельчан дешевле аналогов. Даже с учетом транспортировки. Во-вторых, он нисколько не хуже ни по качеству, ни по надежности. В-третьих, довольно универсален: убирает любые культуры — только меняй адаптеры, а это всегда дешевле монокомбайнов для каждой культуры. В-четвертых, изготовитель гарантирует сервисное сопровождение. В-пятых, предприятие готово поделиться прибылью, во всяком случае, не навязывает свои готовые машины, согласно создать совместное предприятие даже на нашей территории. В-шестых, комбайн неприхотлив в хранении: ночует не в ангаре, а под пальмой. В конце концов, и это в-седьмых, создавая СП, мы закладываем фундамент отечественного комбайностроения.

Интерес же гомельчан заключался в том, что они, во-первых, расширяли, диверсифицировали рынки сбыта. Во-вторых, приобретали валюту, необходимую для закупки за границей комплектующих и новейшего технологического оборудования. И тем самым, в-третьих, укрепляли свою рыночную конкурентоспособность, например, закупив те же итальянские окрасочные линии, они еще более улучшали качество окраски машинокомплектов, перевозимых через агрессивную среду — океан с его водяной пылью. В-четвертых, поставки за границу автоматически дисциплинировали людей, еще с советских времен привыкших над экспортом работать более ответственно. В-пятых, потихоньку, незаметно, но все-таки будет повышаться профессиональный уровень кадров. В-шестых, предложение создать совместное предприятие полностью укладывается в новую стратегию: производством на рынке дирижирует только потребитель. В-седьмых, в случае удачи Аргентина может стать хорошей стартовой площадкой, если хотите — дилером, в продвижении белорусской техники на рынки соседних стран, развивающих зерновое хозяйство и животноводство…

Словом, в рыночной экономике, которую взялись строить обе стороны, начали верховодить взаимные интересы, взаимная выгода.

Оно и понятно, производство и сбыт — это всегда улица с двухсторонним движением.

Закрепиться на дальних рынках, между прочим, оказалось проще, чем утвердиться на рынках традиционных. Машиностроители из Ростова, господствовавшие в Союзе многие годы, можно сказать, проглядели своего главного конкурента из соседней Беларуси. Когда впервые узнали, что в Гомеле решили создать отечественное зерновое комбайностроение, поначалу отреагировали, как взрослые реагируют на тщетные детские потуги построить замок из песка: чем бы дитя ни тешилось, лишь бы не плакало.

Но когда увидели, что в затее конкурентов нет ни грамма прожектерства, что гомельчане уже ворвались в пятерку ведущих мировых фирм и даже стали законодателями моды в комбайностроении — фактически посягнули на их авторитет, только тогда приехали к техническому акселерату: сначала тайно — чтобы оценить, позволяет ли технический уровень гомельского предприятия выпускать первоклассные комбайны, потом — в открытую, с требованием специализироваться по-прежнему на производстве только кормоуборочных комбайнов и не трогать их сферу — зерновое комбайностроение. Как это было до суверенизации когда-то братских республик.

Но о прежней плановой специализации уже не могло быть и речи. Конкуренты из Гомеля пошли по другому пути — выпускали не две-три базовые модели, а целую линейку самоходных машин: для уборки трав, кукурузы на силос, картофеля, зерна, свеклы, подсолнечника, сои, льна, кукурузы на зерно… К тому времени зерноуборочные комбайны, например, из каждых десяти давали девять рублей прибыли. Техника белорусов привлекала потребителя своей универсальностью, она радикально меняла социальное содержание труда сельского механизатора, загружала его работой не в течение декады, а с ранней весны до поздней осени, обеспечивая достойный заработок.

Иначе говоря, гомельская техника пользовалась спросом.

По всей России, на Украине, в Казахстане, Прибалтике, Польше, Чехии, Словакии, Китае, к примеру, в те годы были созданы совместные производства или совместные предприятия. Весть о гомельских комбайнах докатилась даже до Ирана и Южной Кореи. Наиболее эффективные хозяйственные решения гомельских машиностроителей, названных в числе лучших экспортеров республики, превращались, между прочим, в государственные рекомендации: и вы действуйте на переходном этапе экономики, как гомельчане.

А сами гомельские комбайностроители, поставляющие свою продукцию в десятки стран мира, стараясь достойно пережить сегодняшние трудные времена, боятся только одного: остановиться.

Остановиться — значит отстать.