Генеральное сражение
Конструкторскому коллективу открытого акционерного общества “Гомсельмаш” (СКБ, ГСКБ, НТЦК) в марте исполняется 70 лет. По его чертежам изготовлены сотни тысяч сельхозмашин. Сегодня они экспортируются в Европу и Америку, Азию и Африку — более чем в 30 стра
Добавим, параллельно он был генеральным конструктором отрасли, первым на “Гомсельмаше” доктором технических наук, действительным членом международной и республиканской инженерных академий. Автор 312 научных трудов и изобретений. Шуринов создал 45 конструкций новых машин, 25 из которых внедрены в производство. Разработал универсальное энергетическое средство, серию комбайнов “Полесье” для уборки кормов, зерна, картофеля, льна, свеклы, сеялку точного высева. Превратил ГСКБ в крупнейший в СНГ и Восточной Европе инженерный центр. Заслуженный работник промышленности республики. Награжден орденами Отечества III степени и Почета. ГСКБ при нем стало первым в республике конструкторским коллективом, удостоенным международного приза “Золотой орел”, учрежденного Организацией Объединенных Наций.
ПРИЖИЛСЯ
Специалистом Валентин Алексеевич был талантливым, авторитетным, опытным — все-таки один из главных создателей ростовского зерноуборочного комбайна. Да и организатор первоклассный. Потому, кстати, и переводили из Ростова на родственное предприятие (на повышение) в Гомель — туда, где когда-то главным конструктором работал выходец из “ростовского” коллектива Константин Клементьев.
Единственное, что смущало: удачливый Иван Котенок, возглавлявший много лет “Гомсельмаш”, на его предприятии, на “Ростсельмаше”, оказался варягом. Не прижился. А приживется ли Шуринов? Поначалу многие встретили реформы пришлого, что называется, в штыки. Расценили их как посягательство на традиционное, привычное, устоявшееся, требовавшее преодоление самих себя, даже новой производственной идеологии. Предложил, например, сделать ставку на универсальные и максимально унифицированные энергетические средства — по сути дела, на тракторы со сменными адаптерами, а не традиционные монокомбайны. И выпускать не два-три наименования машин, а как за границей — десятки наименований. Разве это по-хозяйски, убеждал он, еще не знающий традиций и возможностей нового коллектива, что дорогущая техника работает только десять — двадцать дней в году, а остальное время в лучшем случае простаивает в ангарах, а чаще ржавеет под открытым небом. Не целесообразнее ли занять ее с ранней весны до поздней осени? А когда заикнулся, что начнем производить еще и кормо-, картофеле-, свекло-, льно-, рапса-, сое-, початко,- зерно- и иные уборочные комбайны, причем роторного типа, отвергнутые всеми западными фирмами, то от тихого, вяжущего саботажа многие перешли в открытое сопротивление.
И, пожалуй, сломали бы, если бы не твердая поддержка тогдашнего производственного “генерала”, будущего депутата парламента Валерия Жмайлика, понимавшего, что настоящий талант всегда уязвим, и что без реформ коллектив окажется в тупике.
Оппоненты успокаивались только тогда, когда шуриновские прожекты становились полноценными проектами — воплощались в металле. И получали у потребителя безоговорочную поддержку.
Вскоре в коллективе беспрекословно стали соглашаться с аргументами новичка, утверждавшего, что не так уж трудно “подковать блоху”, главное, иметь желание, мастерство и “соответствующий инструмент”.
ОПЕРЕЖАЯ “РЫНОЧНОЕ” ВРЕМЯ
Медленно, но верно конструкторское бюро завода превращалось в мощный научно-технический центр (сегодня так и называется — научно-технический центр комбайностроения). С хорошо оснащенными исследовательскими и испытательными лабораториями, системами автоматизированного проектирования и инженерных расчетов. Даже технологическую подготовку производства опытных образцов стали осуществлять в режиме реального времени. То есть перешли от последовательного к параллельному принципу организации подготовки производства новых машин — более рискованному, но выигрывающему уйму “рыночного” времени.
Укреплялись и творческие связи с академическими, отраслевыми научно-исследовательскими институтами, вузовской наукой, конструкторскими организациями и предприятиями славянских государств, стран дальнего зарубежья.
Внедрялся системный подход в работе — машины создавались с учетом конечной обязательной экономии материальных, финансовых, энергетических и трудовых ресурсов. Прежде всего заказчика — потенциального покупателя.
Как оно раньше было? Заводские конструкторы действовали больше “на основе тщательного изучения передового зарубежного опыта”. Иначе говоря, постоянно дышали в спину многочисленным конкурентам.
Сейчас же… Можно сказать, на ходу сумели перепрофилировать производство — основной продукцией сделали не кормо-, а зерноуборочные комбайны. И “Гомсельмаш” ворвался в пятерку ведущих мировых фирм.
Одна из детройтовских газет, помнится, не удержалась тогда от дифирамбов, написала в том смысле, что в далеком Гомеле “начали производить отличные комбайны, потеснившие многие фирмы США и России, и машины гомельчан способны убрать урожай зерновых культур на всем земном шаре”.
ОТ НЕВЕРОЯТНОГО К ОЧЕВИДНОМУ
Новые комбайны действительно мало чем отличались от забугорных — в кабинах были установлены компьютерные устройства, контролирующие весь технологический процесс уборки. И кондиционеры. По некоторым вопросам даже стали законодателями в мировом сельхозмашиностроении. За границей, например, в конце концов признали комбайны роторного типа, начали использовать гидрообъемные трансмиссии ходовой системы, по примеру Шуринова, внедрили электрогидроуправление рабочими органами.
Многие задавались вопросом: как у Шуринова невероятное становится очевидным? Знающий? Везунчик? И то и другое, наверное. Но главное все-таки не это. Шуринов обладал энциклопедическими знаниями, укреплявшими интуицию, неимоверной работоспособностью, невероятной силой воли, умением подбирать помощников. На любых испытаниях чувствовал себя деталью машины и, говорят, ощущал те же нагрузки, что и она. Коллеги постоянно удивлялись: еще не успеют доложить о результатах испытаний, выводах, а он в ответ: поставить мощнее двигатель, доработать адаптер, увеличить обороты мотовила, усовершенствовать ходовую часть.
Вслед за конструкторами подтягивались другие подразделения — активно совершенствовали свою работу. И технологи, и производственники, и снабженцы, и экономисты, и сбытовики…
Все удивлялись неиссякаемому творчеству Шуринова.
Не удивились лишь однажды: когда его, руководителя заводских конструкторов, назначили генеральным конструктором всей отрасли. Впрочем, ничего необычного: до этого он был генеральным конструктором автомобильного и сельскохозяйственного машиностроения СССР. “Гомсельмаш”, десятикратно увеличивший при нем ассортимент выпускаемой продукции, превратился в многопрофильное производство, в этакую производственную сороконожку, которой нипочем, если одна нога вдруг подведет.
А еще… Шуринов умел гордиться своими предшественниками, не уставал напоминать молодежи, что до него по гомельским чертежам изготовлено более шестнадцати миллионов машин и оборудования, в том числе более полутора миллионов комбайнов для заготовки силоса, сенажа и зеленых кормов.
Идет время, стынут человеческие страсти. Эмоции уступают место рассудительности и объективности. Без Шуринова, как считают сегодня его друзья, соратники, последователи и даже профессионально выросшие оппоненты, завод тогда, на изломе истории, запросто свалился бы в “штопор”. Между прочим, Валентин Алексеевич до сих пор остается главным внештатным консультантом бывших подчиненных.
А “движущая сила” у Шуринова, доктора наук, академика, профессора, заслуженного машиностроителя республики, который признан выдающимся инженером XX века, лауреатом трех Государственных премий, простая: глядя в прошлое — обнажите головы, заглядывая в будущее — засучите рукава.
Так же, думается, в своих отраслях действовали известные конструкторы Мясищев, Микоян, Королев, Калашников, Туполев, Сухой.
Люди, всегда опережавшие свое время.
“Движущая сила” у Шуринова простая: глядя в прошлое — обнажите головы, заглядывая в будущее — засучите рукава