Чернобыльская вахта Балмакова
В числе тысяч белорусов, участвовавших в ликвидации последствий катастрофы на ЧАЭС, и Григорий Балмаков, проработавший большую часть трудового пути мотористом цементировочного агрегата тампонажного управления объединения “Белоруснефть”. В мае 1986 года в
Григорий Андреевич нефтяником стать не планировал, хотя перед глазами был пример отца, который работал помощником бурильщика с начала образования объединения “Белоруснефть”. После окончания ПТУ № 67 работал на многих объектах Гомеля, строил здание цирка, бассейн “Дельфин”, Дворец химиков. Отслужив в армии, вновь устроился cтроителем, но судьба вела его к нефтяникам. Однажды Григорий оказался в одном автобусе с тампонажниками, которые работали на Барсуковском месторождении. И вскоре уже оформлял документы в тампонажную контору.
— Металлический ангар на шесть машинных мест, бокс для токарей, раздевалка и красный уголок — вот и все хозяйство на тот момент, — вспоминает Григорий Андреевич. — Моя цементно-смесительная машина, на которой должен был ехать на первую в своей жизни заливку, стояла на подставке без одного колеса. От того, как скоро она будет иметь все четыре, зависело, насколько быстро я приступлю к работе.
Будучи с техникой на “ты”, Григорий управился за пару дней и, не имея никаких технологических знаний по цементированию скважин, получил первый наряд-задание. Заливка прошла на отлично, но с этого дня инженер по цементированию скважин Виктор Тюхлов стал его наставником. Способный ученик быстро освоил специальность моториста цементировочного агрегата, “пересел” на новый ЦА 320, который и сейчас считает самым удачным. За годы работы в Беларуси не осталось ни одного месторождения, где бы он не проводил на нем цементаж.
О том, что на Чернобыльской АЭС случился взрыв, Григорий Балмаков, как и многие его знакомые, родственники и друзья, узнал 29 апреля 1986-го. Пятого мая тампонажникам объявили о том, что будет командировка в Чернобыль. 80 человек должны были выехать на выполнение задания, подробностей которого никто не знал. С собой разрешено было взять лишь два комплекта спецодежды.
15 мая четыре автобуса с людьми отправились из Речицы в путь. Реального масштаба трагедии никто не представлял, информация об уровне радиации в зоне аварии была крайне скудной. Зато повседневная жизнь быстро полнилась слухами, обрастала невероятными домыслами. Но страха он не испытывал. Было лишь желание поскорее выполнить задание и вернуться: дома остались жена и трое детей.
Тягостное впечатление произвел на прибывших белорусов Чернобыль. Город был абсолютно пуст, лишь коты и собаки изредка попадались на глаза. На балконах висело белье, сушилась таранка. На АЗС, куда заехали дозаправиться, топливо-раздаточные колонки были исправными, бензин в наличии, но не видать ни единой живой души. Разместились на базе отдыха в десяти километрах от ЧАЭС. Белорусы прибыли на смену коллегам из Полтавы и Ивано-Франковска, отработавшим свою вахту. С вечера разделились на три смены, разбились по экипажам, а утром выстроили свои цементировочные агрегаты согласно приказу перед зданием заводоуправления ЧАЭС. Следом на площадку прибыли дозиметристы и выгородили флажками безопасные для передвижения зоны.
Цементировочные агрегаты и их экипажи были готовы к работе, а команды все не поступало. Тягостное ожидание тянулось изо дня в день. Железо машин, раскаляясь на жарком июньском солнце, как губка впитывало в себя радиацию. Мыли кабины по несколько раз в день. После “душа” радиация уменьшалась, но это был кратковременный эффект. Так же часто приходилось менять спецовки и белье.
Каждый день тампонажники располагали машины в одном порядке — кабинами к реактору. Застекленный переход от здания управления в машинный зал станции хорошо просматривался. Картина царящей там суеты до сих пор отчетливо стоит перед глазами: бегущие чередой по переходу солдаты-срочники в обычных армейских гимнастерках, без всякой защитной одежды. За минуту они должны были сбросить с крыши машинного зала разлетевшиеся куски обшивки реактора и вернуться обратно. И тут же эстафету принимали другие бойцы… Лишь спустя несколько дней появился листовой свинец, из которого солдаты “выкраивали” фартуки, чтобы прикрыть спину и грудь.
— Мы знали, что под самым реактором работал японский радиоуправляемый роботбульдозер, — рассказывает Григорий Балмаков. — Его грейдерный нож вышел из строя и, чтобы выгнать машину на ремонтную площадку, снарядили танк, увешанный свинцовыми пластинами. Внутри находился человек с резервным пультом управления. Задача была выполнена. Танк, медленно пятясь, выезжал из радиоактивного пекла, а следом за ним — бульдозер с опущенным ножом. Увиденное повергло в шок: на броне, белозубо улыбаясь, сидел танкист без шлема, гимнастерки, голые плечи блестели от пота на солнце…
Временная проволочка была вызвана ожиданием шахтеров, которые должны были прорыть подземный тоннель к основанию четвертого энергоблока. То, что делалось после взрыва наверху, было наглядно видно с вертолетов, периодически зависающих над зоной аварии, а что творилось внизу, прогорел ли реактор, неизвестно. Командировка продлилась еще на десять суток, пока шахтеры не закончили свою работу. И только тогда поступила команда залить тоннель. “Настал наш черед. Машины все сыпали и сыпали цемент, а мы все качали и качали раствор, сменяя друг друга”, — вспоминает Григорий Андреевич. За одну заливку было израсходовано около трех тысяч тонн цемента. В это время прибыла новая смена тампонажников из Башкирии и Азербайджана. Белорусы сдавали свою вахту при работающих агрегатах, зная, что начатое ими дело будет выполнено.
2 июня чернобыльская вахта закончилась, все вернулись домой. Уже на следующий день Григорий Балмаков с товарищами приступил к своим обязанностям в тампонажном управлении. Лейкоцитоз, который появился у него через несколько дней после пребывания на ЧАЭС, с годами постепенно уменьшался. Трое соратников, работающих рядом с ним на атомной станции, умерли через три года, не дождавшись удостоверений ликвидаторов.
На территории тампонажного управления стоит стела в честь нефтяников — участников ликвидации аварии на Чернобыльской АЭС. На барельефе — фамилии всех тех, кто, не жалея себя, закрывал от смертоносного пепла родную землю в то роковое время. Есть там и фамилия Балмакова. Но приходить к памятнику в скорбный апрельский день Григорий Андреевич не планирует: “Не хочется вспоминать… Пусть Чернобыль никогда не повторяется”.