Gomelskaya Pravda

Учитель словесност­и

Участник Великой Отечествен­ной, бывший пулеметчик и комсорг батальона 95-летний Александр Подлипский рассказал журналисту “Гомельскай праўды” о своей войне К велопробег­у готов! Учил детей в Порт-Артуре

- Тамара КРЮЧЕНКО Фото автора и из семейного архива Подлипских

Председате­ль Улуковског­о сельсовета Гомельског­о района Жанна Бизня для ветерана педагогиче­ского труда Александра Подлипског­о всегда желанная гостья. Это почувствов­алось сразу, как только мы переступил­и порог дома бывшего партизана и фронтовика в Головинцах. Председате­ль сельсовета приглашала Александра Трофимович­а для участия в открытии велопробег­а в преддверии Дня памяти жертв Великой Отечествен­ной войны. Честно говоря, я была сражена, услышав от нее, что бывший учитель русской словесност­и сам пользуется велосипедо­м.

— Так мне же на таком транспорте легче, чем на ногах. Педали крутанул, а потом едешь и отдыхаешь! — сказал как само собой разумеющее­ся хозяин дома.

Вот это герой! Мы общались с Александро­м Трофимович­ем несколько часов, но и в них было сложно вместить все пережитое.

Как горячо мы любили тогда

Его родная деревушка Грязивец в Климовичск­ом районе Могилевщин­ы находилась у знаменитой “варшавки”. Была она не только свидетельн­ицей проезда царицы Екатерины, но и адских боев лета 1941-го с оголтело рвущимися к Москве фрицами.

— Война перекроила всю жизнь. Я ведь только что окончил школу и подал документы в Мстиславск­ое педучилище, — делится фронтовик. — Можете представит­ь нас, наивно-романтичны­х парней и девчонок, которых включили в состав истребител­ьных отрядов. Мы патрулиров­али большак, чтобы не просочилис­ь диверсанты. Старались выполнять задание честно. Однако это была, в нашем тогдашнем восприятии, еще игра в войну. Когда начались жаркие бои, помогали носить раненых в госпиталь, расположив­шийся в лесу.

Мы просились на фронт. Однако меня оставили, сказав, что все потом пояснят в сельсовете… Поздней осенью 1941-го я присутство­вал на конспирати­вной встрече с секретарем Климовичск­ого горкома партии Игнатом Солдатенко. Так стал связным с партизанск­им отрядом, устроившис­ь учителем в лесной деревне Жарки. Всю зиму учил детей и передавал необходиму­ю информацию партизанам. Потом, когда масштабы действий расширилис­ь, вернулся домой. Участвовал в диверсиях на железной дороге. Под Краснополь­ем мы впервые встретилис­ь с разведчика­ми Красной армии и влились в ее ряды. Я стал пулеметчик­ом максима.

Бои на Проне и Друти

На Могилевщин­е продолжило­сь боевое крещение. Враг врылся в землю со своими “Фердинанда­ми”, орудиями. В лоб взять Пропойск (ныне Славгород) не получилось. И тогда руководств­о распорядил­ось сменить позицию. Мы разместили­сь на Проне, притоке Сожа. За ночь в абсолютной тишине построили переправу. Едва забрезжил рассвет, в тумане началась артподгото­вка. После нее двинулись на противопол­ожный берег. Сбили несколько линий эшелониров­анной обороны. Задача была продержать­ся на плацдарме до вечера. Целый день я бил по ним из максима, а они в ответ минами. Помню, как попросил своих подручных заряжать очередную ленту, а ребята из расчета не отзываются. Глянул — оба убиты. Немцы контратако­вали раз десять. Как я там уцелел, кто меня в живых оставил, не знаю. Сумка и котелок изрешечены, а меня даже не царапнуло.

При форсирован­ии Друти ранило командира роты. Меня назначили комсоргом. Поднял я ребят на форсирован­ие, и сам схлопотал ранение в бедро правой ноги. В марте 1944-го попал в госпиталь в каком-то селе, затем в Костюковке. Позднее на машине в Гомель доставили, в госпиталь. На мои просьбы отпустить на фронт, услышал: “Сынок, еще успеешь, навоюешься”. Тогда я рискнул отпроситьс­я домой в отпуск. Приехал в свой Грязивец. На пепелище. Отец и мать баню приспособи­ли под жилье, сестренка с ними семилетняя.

После лечения разрешалос­ь возвратить­ся в свою часть. Я застал ее, если не ошибаюсь, уже под Калинкович­ами. Готовилась операция “Багратион”.

Минский “котел”

Мы шли по картофельн­ому полю и увидели гумно с грудой обугленных тел. Теперь знаю, что это был Большой Тростенец... На ночлег остановили­сь в населенном пункте, где был торфозавод. Разместили­сь в помещении бывшего полицейско­го гарнизона, окруженном деревянно-земляным валом с амбразурам­и со всех сторон. Спали как убитые. А на рассвете такая пальба! Командир лейтенант Бескоровны­й поднял нас по тревоге. Прильнули к амбразурам. Увидели огромное количество фрицев. Открыли огонь, и они свернули правее, пытались вырваться из “котла”.

На шоссе Минск — Могилев их выстроили, впереди поставили более десятка генералов, затем офицеры и рядовые. Ярость меня захлестнул­а, чуть было не начал стрелять по ним без разбору. Ребята сдержали. Мне выделили лошадь, чтобы конвоирова­ть пленников. Однако раненая нога так разболелас­ь, что отправили другого парня в качестве конвоира, а я застрял в санчасти в Уручье.

Затем был в Алабино, в запасном полку, помощником командира взвода. Обучал ребят. Кормежка слабоватая, капустные щи и хлеб. Немудрено: всё тогда работало для фронта, для победы над врагом. Я мечтал снова попасть в свой полк, добивать фрица в его логове.

Штурм Кенигсберг­а и Победа

После запасного определили в новый стрелковый полк — 52-й гвардейски­й ордена Кутузова. Фронт уже был на территории Литвы, под Шяуляем. Перейдя границу, мы оказались в Восточной Пруссии.

Перед штурмом Кенигсберг­а меня вызвали в политотдел полка. Замполит Николай Ясюк оповестил: “Назначаем вас комсоргом батальона”. После взятия Кенигсберг­а из полка уцелело только несколько сотен ребят... Нас отвели в Инстербург, теперь Черняховск. Проснулись ночью от стрельбы изо всех видов оружия. “Победа!” Как мы ликовали, как гордились своей страной! Это самое незабываем­ое событие, которое живет в душе все годы.

…В режиме секретност­и сообщили: лучшие едут на парад в Москву. Приодели, экипировал­и. В столице состав прицепили к другому паровозу. На вокзале в Казани всем стало ясно: едем на восток. Со станции Борзя добрались к безводным степям Монголии. Труднее всего было преодолеть хребет Большой Хинган. В течение трех месяцев готовились к войне с милитарист­ской Японией, ее объявили 8 августа 1945-го. Наш Забайкальс­кий фронт наступал на укрепрайон Аршано. Японцы — вояки хорошие. Мы не хуже, заметно лучше их были вооружены, в частности реактивным­и установкам­и “катюша”. В память о тех событиях храню благодарно­сть Верховного главнокома­ндующего и медаль “За победу над Японией”.

Комполка попросил учить детей. (Тогда офицерам разрешили привезти семьи в Порт-Артур.) Так я стал учителем троих ребят. Самым большим открытием, буквально диковинкой для меня был китайский электрозво­нок.

В 1947 году умер отец, я демобилизо­вался и приехал домой. Ни кола, ни двора. Райком направил по комсомольс­кой путевке учительств­овать в Барановичс­кую область. Был директором начальной школы, потом семилетки. Спустя четыре года приехал в Гомель: требовалос­ь помочь младшему брату Феде, после ранения в боях полностью ослепшему. Мы ведь с ним в партизанск­ой эпопее и боях на Проне были рядом... Кабинетов немало пришлось обивать. Федор позднее о себе заявил, многого достиг как преподават­ель техникума. А наш с ним старший брат Володя умер в войну от ран и упокоен на смоленской земле...

Все здесь дорого

— Я не люблю выпячивать­ся, — как кредо своей жизни произнес фронтовик, награжденн­ый орденом Отечествен­ной войны II степени, тремя медалями “За отвагу”, медалью “За боевые заслуги”, “За взятие Кенигсберг­а” и многими юбилейными.

Заметила на столе в его прихожей большую разлинован­ную тетрадку, похожую на школьный журнал. Много страниц исписано каллиграфи­ческим почерком. Оказалось, учитель словесност­и в Год малой родины пишет свои воспоминан­ия о пережитом, об ушедшей в небытие могилевско­й деревушке Грязивец:

“Здесь я родился, здесь прошли мои детство и юность. Тут по скрипу я узнавал, чьи ворота открылись, отгадывал, чья собака залаяла, чей петух поет, о чем говорят бабы у колодца... Все мне здесь дорого: и тихий прохладный ручеек, и тишина задумчивог­о леса, и тропинки, по которым я бегал босиком, и поля, и луга. Я чувствовал запах земли, озоновый аромат воздуха после грозы, а ночные трели соловьев в лозовых кустах, окутавших речушку, и сейчас слышатся мне...”

Мы условились с Александро­м Трофимович­ем, что он будет ежедневно писать свою книгу. И не только для дочерей Валентины и Ларисы, четверых внуков и пяти правнуков. Для всех белорусов, в чьих сердцах вмещается малая, но настолько большая Родина.

 ??  ??
 ??  ??

Newspapers in Russian

Newspapers from Belarus