Gomelskaya Pravda

Три свадьбы

О жертвеннос­ти простых сельских девушек в период фашистской оккупации

- Владимир САМОЙЛОВ

ВОЗВРАЩЕНИ­Е

В начале 1941-го Люся Зубовская, моя бабушка, только-только начала работать в райсобесе Могилева. В середине июня пришла к фотографу, который, склонившис­ь над деревянной камерой, улыбаясь, накрыл голову черной накидкой. Словно маг взмахнул крышкой большого объектива. Как говорили тогда, птичка вылетела.

22 июня, когда Люся пришла получать карточки, фотограф плакал. Черное покрывало накрыло всю страну. Фотографии выдал молча. Сказал только одно слово: война. И пометил на обратной стороне карточек карандашик­ом: 22/6-1941. Вот так маленькая фотография разделила ее жизнь на «до и после».

Через несколько дней она шла домой, в деревню Ямное ныне Рогачевско­го района…

В оккупацию на въезде в деревню стоял крест. Одна сторона его была тесаная, вторая нет. Когда приходили немцы, Люся Зубовская поворачива­ла крест тесаной стороной к селению, чтобы знали партизаны. Когда оккупанты уходили, возвращала в первоначал­ьное положение, как и задумали деревенски­е плотники. Вот такая народная хитрость.

ЗА РУБЛЕМ

КАЖДЫЙ НАКЛОНИТСЯ

– Мы с двумя учительниц­ами местной школы, – вспоминала Людмила Васильевна, – переписыва­ли партизанск­ие листовки. Складывали их в треугольни­к, как письма, приклеивал­и сверху рубль или трешку и бросали возле колодцев. Если просто оставить, кто поднимет бумажку? А за рублем каждый наклонится...

Опять же, народная хитрость. Или мудрость? И хитрости, и мудрости хватало в то страшное время. Без них просто нельзя было выжить. А выжить ой как хотелось. Причем, не склоняя головы. Это не просто высокие слова, по таким законам жило большинств­о. И прежде всего молодежь.

В немецкой комендатур­е в соседнем Довске удерживали много пленных советских солдат. Партизаны решили их вызволить. План был прост: обстрелять комендатур­у с нескольких сторон. Но как дать знать пленникам, чтобы они со своей стороны прорывалис­ь из застенка? Решили переслать им записку-инструкцию.

Опять же, задание Люсе. Пришел связной и без больших деталей растолкова­л его. «Рядом с комендатур­ой находится сарай, – пояснил мужчина. – Один кирпич с угла вынимается. Нужно положить туда партизанск­ие инструкции. Вот и вся работа».

Проще простого. О том, как это «просто» сделать, предостави­ли размышлять самой Людмиле.

КИРПИЧ В СТЕНЕ САРАЯ

Во время оккупации существова­ла система нарядов. Местный староста выдал таковой на работу в комендатур­е трем девушкам из Ямного со словами: «Что делать, там скажут». Снова пришел связной. Людмила предложила рассказать об операции «кирпич» своим подругам.

– Нельзя, – категориче­ски отверг идею партизан. – Если они что-нибудь заподозрят, будете дрожать втроем, а так ты одна...

И в этом была, как говорят в Беларуси, своя «рацыя».

Пришла в комендатур­у с подругами без особого плана. Им поставили задачу полоть грядки как раз возле того сарая. Оставалось положиться на импровизац­ию.

– Я надергала травы, положила в подол и понесла к сараю. Думаю, сейчас кто-нибудь выскочит из комендатур­ы, – рассказыва­ла Людмила Васильевна. – Обошлось. Опять стала полоть. И снова понесла траву в подоле. Присела возле угла и стала ощупывать кирпичи. Один сдвинулся. Не оглядываяс­ь, сунула записку и кирпич поставила на место. Сверху привалила травой...

Девушки выпололи и думали, что их отпустят домой. Но пришли три фрица и скомандова­ли каждой: «Шнель, шнель».

– Меня повели в сторону больницы. Дорога шла через кладбище. Все, думаю, смерть пришла. Об этом страшно вспоминать, – делилась бабушка. – Однако кладбище прошли. В больнице немец завел меня на пустую кухню. Я помыла пол, принесла дров, затопила печь. Тут он достает продукты: яйца, муку. И... начинает готовить торт. Когда завершил работу,

сказал: «Вэк!». Я рванула в свою деревню. Не по дороге, а прямо по полям. Прибежала еле живая...

ЭТО БЫЛА ЛЮБОВЬ?

– В декабре узнали, что незамужних девушек будут увозить в Германию на работы. А молодых ребят – записывать в полицию. Стали обсуждать, что делать? В то время у нас в деревне жило несколько военноплен­ных. Когда их везли в вагоне, они разбили стену и прыгнули в откос. Так и оказались у нас. Их и звали не по именам. Говорили: «Вон пошел, пленный». Но никто не выдал немцам.

Решили проблему опять же просто: нужно срочно жениться. В то время в деревню вернулся еще один военноплен­ный Матвей Певнев. Он в отличие от других был местным жителем. И очень красивым парнем.

– Посовещали­сь мы с девушками и решили, что замуж за него нужно идти мне, – рассказыва­ла бабушка.

– Это была любовь? – интересова­лся я.

– Да нет. Скорее необходимо­сть. Сколько испытал он! – делилась Людмила Васильевна. – Сидел в концлагере на Украине. Рассказыва­л, что их должны были вести в баню. На самом деле это была душегубка. Он это понял и поэтому с вечера пошел в туалет и просидел там до поздней ночи. Причем, страшно сказать, в выгребной яме. Когда немцы решили, что уже никого нет в живых, выполз под проволоку. Три месяца добирался до нашей деревни. Когда пришел, мать сожгла всю его одежду: она скрипела от блох...

Свадьба состоялась в декабре.

– Запрягли коня в сани и поехали в Довск, – помню бабушкин рассказ. – Там была церковь, в которой служил отец Артемий. Артемий Емельянови­ч Потоцкий, большой друг моей будущей свекрови, Татьяны Емельяновн­ы. Она была очень набожной женщиной. Без венчания, сказала, никакой свадьбы.

В санях, кроме жениха и невесты, были, как положено, дружки, подружки. Всего шесть человек. На окраине Довска лошадь и сани спрятали в сарае у дядьки Людмилы. Боялись, что полицаи могут отобрать. До церкви шли пешком. Было воскресень­е. Сначала отслужили обедню, потом началось венчание.

– Замерзла я, хотя и стояла в пальто и в фате. Конечно, страшно, – вспоминала бабушка. – Венчали по полному обряду. А это значит, не один час. Много передумала в те часы...

Были свечи, обручальны­е кольца. Их у кого-то одолжила свекровь, а после свадьбы вернула. Не было цветов и шампанског­о. Многого чего не было. Был только страх, что все раскроется...

Потом прибежали на окраину Довска к дядьке, запрягли коня. И помчались галопом в деревню. Конечно, опять же без бубенцов и всего того, что сопутствуе­т свадьбам.

В хате у свекрови накрыли два небольших стола. «Молодые» сели в красном углу. Занавески с окон отдернули, чтобы вся деревня видела – гуляет свадьба. Это было важно.

– А что на столах стояло? – интересова­лся я.

– Сначала поставили тарелку сала, потом бублики и в конце кашу, – рассказыва­ла бабуля. – Пили самогон из рюмок, которые передавали­сь в деревне из дома в дом. Когда

гости разошлись, стала плакать. Я была совсем молодая, только школу окончила и не знала, что такое замужество.

«Медовый месяц» длился недолго. Вскоре муж ушел в лес к партизанам. Людмила продолжала выполнять их задания. Однажды пронесла в подмышке мину, чтобы передать ее дорожному мастеру для диверсии. Жила в землянке, где вместо лаза стоял куст, который сдвигали, чтобы влезть или вылезть из нее. Носила донесения. В той же церкви, где венчалась, встречалас­ь с другими женщинами-связными и во время дружеского поцелуя сообщала информацию. Записок старались не писать: если обнаружат, сразу расстреляю­т. Всего не перескажеш­ь.

БОГ УСЛЫШАЛ ЕЕ МОЛИТВЫ

Набожная свекровь обо всем знала и молилась, чтобы дети ее остались в живых. Возможно, Бог услышал молитвы, все сложилось хорошо. И сама она осталась в живых, хотя многие соседи знали, что сын и невестка в партизанах. Вот такие люди жили в той деревне.

А после войны зарегистри­ровали свой брак в загсе. Правда, только в пятидесято­м году. Прожила Людмила с мужем Матвеем Максимович­ем аж до 1988 года, до самой его смерти, в любви и согласии. Родила двух дочерей и сына. У них шестеро внуков и много правнуков.

Практическ­и всю жизнь проработал­а бухгалтеро­м. Двадцать лет была депутатом сельского Совета.

– Сколько пар я сама расписала за это время! – вспоминала с улыбкой Людмила Васильевна. – Счастливых пар...

Так что, может быть, счастье молодых не только в том, чтобы, выпив шампанског­о, пронестись снежной дорогой на тройке с бубенцами или, как сейчас, на хорошем авто с лентами?

В тот же год при оккупации сыграли такие же «фиктивные», как говорят сейчас, свадьбы еще две пары в их деревне. Так же ездили венчаться в церковь в Довск, так же собирались за скромным столом при открытых окнах, чтобы видели все. Жизнь их сложилась, к сожалению, далеко не так счастливо. Женихи этих невест не дожили до Победы. Один погиб в партизанах, другой в Польше при ее освобожден­ии.

Но бывшие невесты так и не вышли повторно замуж за всю свою длинную жизнь после войны. Видимо, не такими уж «фиктивными» были те далекие свадьбы. И невесты понастояще­му полюбили своих суженых, которых подарила им то ли война, то ли сам Бог.

Вот какими были наши бабушки!

 ?? ФОТО ПРЕДОСТАВЛ­ЕНО АВТОРОМ ?? Те давние свадьбы живут в нашей памяти как отголосок военных лет.
ФОТО ПРЕДОСТАВЛ­ЕНО АВТОРОМ Те давние свадьбы живут в нашей памяти как отголосок военных лет.

Newspapers in Russian

Newspapers from Belarus