Не судите, да не судимы будете...
ЖЛОБИНСКОЕ ДЕЛО
По замыслу органов, «жлобинское дело», по которому создателями контрреволюционно-диверсионной организации выступили первый секретарь райкома партии Юрий Лехерзак, председатель райисполкома Лютько, прокурор района Григорий Лейнов и другие руководители района (всего восемь человек), должно было стать составной частью основного дела в отношении первого секретаря ЦК ВКП(б) Белоруссии Василия Шаранговича.
Показательный суд над ними состоялся 14 октября 1937 года в Жлобинском ДК железнодорожников. Здесь присутствовали около 700 человек, в том числе народный комиссар внутренних дел БССР Борис Берман. Как рассказывают очевидцы, процесс был скоротечным. Члены Военного трибунала Белорусского военного округа прерывали все возражения обвиняемых, ссылаясь на неискренность врагов народа.
По приговору суда все перечисленные лица были признаны виновными в том, что они являлись членами контрреволюционной троцкистской диверсионно-террористической организации, действовавшей на территории Жлобинского района и созданной агентом иностранной разведки Шаранговичем.
Своей целью указанная организация якобы ставила подготовку вооруженной интервенции Советского Союза со стороны фашистских государств и проведение враждебных мероприятий. Чтобы вызвать недовольство крестьян советской властью, члены организации систематически завышали государственные налоги и сборы, незаконно изымали имущество, избивали и издевались над людьми, не уплатившими непосильные налоги, сборы и штрафы.
Прокурор района Лейнов обвинялся в том, что «сохранял для организации кадры путем смазывания целого ряда возникших в районе контрреволюционных дел, что делал это сознательно в интересах своей организации. С этой целью нарушал революционную законность, скрывая много жалоб трудящихся, каковые возникли в связи с вредительской работой своей группы…». Но Григорий Самуилович Лейнов был выходцем из рабочего класса, поэтому абсурдным было обвинение, что он «скрывал жалобы трудящихся».
Во время пересмотра дела после смерти Сталина и ареста Берии было установлено, что признания у обвиняемых выбивались. Следователи просили Лехерзака признаться в содеянном: «тебя приговорят к расстрелу, но не расстреляют». Но самооговоры не помогли. Финал был предсказуем: высшая мера наказания с конфискацией имущества.
И только в 1958 году после письменного обращения родственников репрессированных на имя Хрущева уголовное дело, сгоревшее в Минске в 1941-м, было восстановлено и направлено на новое рассмотрение. Верховный Суд БССР 11 июля 1958 года отменил приговор 1937-го и оправдал обвиняемых. Они даже были восстановлены в партии посмертно.
КОРМЯНСКОЕ ДЕЛО
В своем обращении к председателю комитета партийного контроля при ЦК КПСС Николаю Швернику «О массовых репрессиях в отношении партийных и советских кадров Белорусской ССР, начавшихся в 1937 году…» предвоенный и послевоенный прокурор БССР Иван Ветров 18 марта 1958 года писал: «Я хорошо запомнил 1937 год и первую половину 1938 г., которые были тяжелыми годами для партийных организаций Белоруссии. Это были годы массового избиения партийных, советских, хозяйственных, научных и военных кадров республики, всеобщей массовой и необоснованной репрессии в отношении их, годы неслыханного и трудно представляемого… ежово-бериевского разгрома кадров…»
Иван Дмитриевич описывает тот период, когда наркомат внутренних дел в нашей республике возглавил Борис Берман, который по указке из Москвы осуществил чистку партийно-советских органов. В результате его «работы» Белоруссия лишилась 49 ответственных работников республиканских партийных и советских органов, 40 наркомов и их заместителей, 24 секретарей районных и городских парторганизаций, 20 председателей исполкомов. В этот кровавый список входит и руководство Жлобинского района.
Надо отметить, что во второй половине 1938 года в СССР репрессии были смягчены: некоторых освободили из-под стражи, упразднили «тройки» (внесудебные органы, выносившие приговоры), все уголовные дела направлялись в суд через прокуроров, которые утверждали обвинительное заключение. Но обратимся к посланию Ивана Ветрова: «…Во второй половине 1938 года ЦК КПБ под руководством т. Пономаренко провел некоторую работу по исправлению указанных ошибок и грубых нарушений социалистической законности в отношении кадров, но позже к концу 1938 года, когда в Белоруссии появился посланец Берии, его закадычный друг, единомышленник, нарком внутренних дел Цанава-Ранава Л. Ф., исправление этих грубых нарушений законности по сути дела было приостановлено, и уже в конце 1938 года Цанава сам начал создавать, фальсифицировать новые провокационные дела в отношении руководящих большевистских кадров республики. До Великой Отечественной войны им были созданы провокационные дела в отношении председателя Совнаркома БССР – председателя Минского облисполкома Ковалева А. Ф., секретаря Речицкого райкома партии Рыжова-Рыкова…»
Я заинтересовался последней фамилией, так как она связана с моей малой родиной. Оказалось, что до «речицкого дела» было еще и «кормянское».
В марте 1938-го суду были преданы секретарь Кормянского РК КП(б)Б
Эйдинов, председатель райисполкома Грибоедов, районный прокурор Иванов – всего пять человек из руководящих кадров района. Они обвинялись в превышении власти (первоначально во вредительстве). Когда в суде дело начало трещать по швам, в Кормянский район выехала комиссия ЦК и прокуратуры БССР.
Из докладной записки секретаря ЦК КП(б)Б Алексея Волкова «О судебном процессе над бывшим руководством и специалистами Кормянского района»: «…Будучи обманутыми и запуганными на предварительном следствии большинство свидетелей обвинения и часть обвиняемых во время самого процесса стали отказываться от своих показаний, изложенных в протоколах предварительного следствия полностью или частично, особенно в части обвинения подсудимых во вредительских установках, в сильном зажиме критики и самокритики в районе. И на процессе же ряд свидетелей (Зеличенок, Молчанский, Бруек, Сафонов и др.) стали предъявлять ведущему следствие Захарину, являющемуся также государственным обвинителем на суде, (факты) фальсификации показаний, об угрозах арестом, о провоцировании свидетелей. Обвиняемые б. председатель РИК Грибоедов, б. зав. райзо Янчевский потребовали закрытого заседания суда для того, чтобы изложить обстоятельства, при которых ими были даны неправдоподобные показания. Председатель сессии Барковский вместо того, чтобы заинтересоваться выдвинутыми вопросами и создавшейся обстановкой, стал на путь игнорирования этих вопросов, не рассмотрел ходатайства обвиняемых о закрытом судебном заседании суда, а вместе с Захариным стали на путь оскорбления свидетелей, обзывая их лжецами и другими эпитетами…»
В суде игнорировались элементарные нормы уголовно-процессуального законодательства. Эйдинову, несмотря на его ходатайство, не предоставили адвоката.
Тем не менее приговором сессии Верховного Суда обвиняемые по суду Грибоедов и Янчевский были осуждены к одному году, старший землеустроитель Бутвилович – к десяти месяцам, райпрокурор Иванов – к шести месяцам, секретарь райкома Эйдинов – к восьми месяцам исправительно-трудовых работ, а старший зоотехник Арончик был оправдан.
Указанная комиссия не зря поработала. «После расследования сигналов о ходе процесса ЦК КП(б)Б, прокурор БССР 3 апреля это дело опротестовал, а президиум Верховного Суда БССР дело отменил и передал на новое рассмотрение. Быв. секретарь РК КП(б)Б Эйдинов, как вовлеченный в процесс по провокационным и вымышленным материалам, Бюро ЦК КП(б)Б полностью реабилитирован и дело о нем в уголовном порядке прекращено». Судьи и прокуроры, которые провели этот постыдный процесс, были дисциплинарно наказаны и понесли ответственность по партийной линии.
РЕЧИЦКОЕ ДЕЛО
Весной 1939 года республиканским НКВД было предъявлено обвинение в контрреволюционной и вредительской деятельности первому секретарю Речицкого РК КП(б)Б Рыжову, председателю райисполкома Фридлянду, его заместителю Доморацкому, заведующему финотделом Купрейчику, райземотделом Козловскому (всего семь человек).
Обвинение гласило: «Контрреволюционная группа», возглавляемая Рыжовым (Рыковым), систематически нарушала устав сельскохозяйственной артели; потворствовала захвату колхозной земли единоличниками, обманывала партийное руководство, Рыжов (Рыков) создал в 1937 году и до 1939 года являлся руководителем «правоцентристской антисоветской группы». А заключение партийных органов звучало уже как приговор: «Фридлянд А. Е., пред. РИКа, знал, что в районе проводится вредительская работа по разложению колхозов, преимущественного положения единоличнику, не встал на путь разоблачения вражеских дел, находился под прямым влиянием Рыжова, будучи с ним связан на почве совместных выпивок. При прямом содействии Фридлянда и Рыжова, бывший председатель Горвальского сельсовета Морозов был выдвинут директором МТС и протащен в состав членов пленума Гомельского обкома КП(б)Б. Весной 1938 года Фридлянд, имея сигналы от колхозников и единоличников о запутанном учете сева, не принял мер. Получив телеграмму ЦК КП(б)Б по лесозаготовкам, в течение 2 недель держал у себя в столе. Дал явно вредительское указание Заготзерно принимать хлеб, зараженный клещом II степени».