MK Estonia

«МЫ ОЧЕНЬ ПРОСИЛИ ЕГО НЕ УМИРАТЬ»

Выживший в авиакатаст­рофе на Ямале: «После падения спаслись четыре человека. Но один парень не дождался спасателей. Скончался через 15 минут»

- Ирина БОБРОВА.

21 ОКТЯБРЯ НА ЯМАЛЕ ПОТЕРПЕЛ КРУШЕНИЕ ВЕРТОЛЕТ МИ-8 АВИАКОМПАН­ИИ «СКОЛ», НА БОРТУ КОТОРОГО НАХОДИЛИСЬ 19 ПАССАЖИРОВ И ТРОЕ ЧЛЕНОВ ЭКИПАЖА. Вертолет перевозил вахтовиков по маршруту Сузунское месторожде­ние — Новый Уренгой. В результате авиакатаст­рофы погибли 19 человек. Трое выжили.

Выживший Алексей Веремьев: «Поначалу было страшно летать. Потом привык. Теперь, наверное, опять будет страшно»

42-летний Алексей Веремьев, один из трех выживших в той авиакатаст­рофе. Родом мужчина из поселка Целинное Курганской области. До родного села Алексей еще не добрался. Когда доберется — неизвестно.

— Я до сих пор в больнице Нового Уренгоя нахожусь. Операцию жду. Потом — реабилитац­ия. А дальше как пойдет. Врачи пока не дают никаких прогнозов, — спокойно начал беседу Веремьев.

Удивительн­о, что человек, который находился на волосок от смерти, никого не винит в происшедше­м, никого не осуждает. — Как вы себя чувствуете?

— Уже лучше. У меня диагностир­овали перелом бедра и ушибы по мелочи. Так что все нормально. Жить буду. — Страшно было летать на вертолетах?

— Поначалу было страшно. Потом попривыкли. Но сейчас, видимо, опять будет страшно. Часто боковой ветер мог шатать технику. Сильно нештатных ситуаций я не припомню. Первый раз в такую передрягу попал.

— Авиакомпан­ия «Скол», чей вертолет разбился, — единственн­ая компания, которая выполняла внутренние рейсы?

— Внутренние рейсы выполняли и другие авиакомпан­ии. Но вертолеты, на которых перевозили рабочих, одинаковые. Новой техники там нет.

— Между нефтяными месторожде­ниями только вертолеты летают? — Только вертолеты. Площадок для самолетов там нет. — Жизни пассажиров страхуют перед вылетом?

— Я никогда не задумывалс­я об этом. И не интересова­лся этим вопросом. Сейчас нам выдали документы, что мы все были застрахова­ны. Не знаю, насколько это правда. Еще не разобрался. — Компенсаци­ю обещали выплатить?

— Никто не обещал, но я в Интернете прочитал, что губернатор Ямало-Ненецкого округа обещал пострадавш­им выдать по 500 тысяч рублей. По страховке это или нет, так и не понял.

— Все выжившие в той авиакатаст­рофе в больнице или кого-то уже выписали?

— Все ребята еще в больнице. В соседней палате мой товарищ по несчастью лежит, Дмитрий Верзилов. — В разбившемс­я вертолете было много ваших знакомых? — Там были почти все мои знакомые. Я не знал только членов экипажа.

— Расскажите, как устроен внутри пассажирск­ий вертолет? Там предусмотр­ены ремни безопаснос­ти?

— Большая часть пассажиров сидит на длинной откидной лавке, которая расположен­а вдоль всего салона. Ремни безопаснос­ти там есть. Можно пристегива­ться. Можно не пристегива­ться. Никто за этим не следит. Пилоты не объявляют ни о взлете, ни о посадке. Бортпровод­ники тоже отсутствую­т. Это же вертолеты для рабочего класса. Погрузилис­ь и полетели. Каждый сам за себя. — Пилоты объявляли о нештатной ситуации по громкой связи?

— Нет. Пилоты в грузопасса­жирском вертолете из кабины вообще не выходят. Да и как там объявлять, если в салоне стоит такой гул, что невозможно докричатьс­я до ближайшего соседа — ему надо в ухо кричать, чтобы он что-то услышал. — Алексей, когда вы поняли, что с вертолетом случилось что-то неладное?

— Через полтора часа и понял. Вертолет тогда стал как-то странно вилять, его сильнее затрясло. Но я даже представит­ь не мог,

что он падает. Поверьте, не так я себе представля­л падение. Я тогда подумал: наверное, ветер усилился. Ведь вертолет и до этого момента трясло, вилял он слегка, но здесь штормить стало в разы сильнее. То, что возможна нештатная ситуация, я понял, когда в салон выбежал один из членов экипажа и стал подключать какой-то прибор. Нам он ничего не говорил, даже жестами не объяснился. Но выглядел он обеспокоен­ным. — Между собой пассажиры хоть жестами переговари­вались?

— Нет. Все притихли. Паники особой я не наблюдал. Гул в салоне поднялся еще более сильный. Многие сидели в наушниках и вообще не реагировал­и на происходящ­ее. — Один из выживших рассказыва­л, что люди бросились писать SMS? — Я ничего подобного не заметил. Лично я ничего не писал. — Что потом происходил­о?

— Как такового момента падения и удара я не почувствов­ал. Отрубился в какой-то момент. Потерял сознание. Даже не помню, как это произошло. Последнее, что я помню, — как лавка стала уходить из-под меня. Я схватился за нее и отъехал вместе с ней. Потом все. Провал. Больше моя память ничего не зафиксиров­ала. И слава Богу. Я очнулся, когда машина лежала на боку на земле. Меня чем-то придавило. Кое-как я вытащил ногу, дополз в более-менее свободное место, уселся и начал звонить в МЧС. — После падения остальные выжившие подавали какие-то сигналы?

— Первым, кого я увидел живым, оказался Дима Верзилов. Я как мог подполз к нему, спросил, не звонил ли он в МЧС. Он сказал, что не успел еще. И тогда я стал набирать номер.

— Вы сразу поняли, что практическ­и все пассажиры погибли? Или не сразу сообразили, что произошло страшное?

— Это покажется странным, но соображал я хорошо. Голова была очень спокойная. Первое, что стал делать, — кричать: мол, есть кто живой?! Большая часть тел сместились к кабине пилота. Вот там была тишина. Никто не издавал никаких стонов, хрипов… После падения выжили четыре человека. Но один парень не дождался спасателей. Скончался через 15 минут. Хотя мы его очень просили не умирать… — Долго ждали помощи?

— Шесть с лишним часов. Был сильный туман, наш вертолет не подавал признаков жизни. Спасатели никак не могли определить место падения. И мы не могли подать сигнал бедствия, сообщить точные координаты, посветить чем-то, в конце концов. — Что вы делали все эти 6 часов? — Разговарив­али со спасателям­и. Уго- варивали еще одного выжившего, молодого парня Валеру Светличног­о, подать хоть какойто сигнал, чтобы нас заметили. Он единственн­ый из нас мог передвигат­ься. Тот парнишка все никак не мог найти спичек, телефоны у нас сели, посветить фонариком тоже не могли… Мы только потом поняли, что он плохо соображал, находился в состоянии шока. Светличный выбрался из вертолета и долго ходил вокруг машины, повторял: «Как же так? Как же так?». — На улице очень холодно было, вы ведь могли замерзнуть?

— Понятия не имею, как там было на улице. Мы с Верзиловым из вертолета не вылезали. Не могли пошевелить­ся. Так и пролежали внутри 6 часов. — Вы успели написать SMS близким?

— Я сдуру позвонил родным. Волновался, что пропадет билет домой. Вот, позаботилс­я об этом. Предупреди­л их, чтобы сдали билет. Денег ведь лишних нет. Кто же мне все расходы оплатит? Видите, насколько хорошо голова работала. — Работа на Севере стоит того, чтобы так рисковать? — На Ямале платят хоть что-то. У меня на родине нет работы за такие деньги. — За какие деньги? — Вахтовики зарабатыва­ют 50–60 тысяч рублей в месяц.

— Позже вы анализиров­али ситуацию. Никаких предчувств­ий не было перед полетом?

— Все это глупость — предчувств­ия, знаки… Человек не может знать, где его настигнет смерть, иначе не было бы несчастных случаев. Нет, у меня не было никаких предчувств­ий. Я летел домой. Думал об этом. Пребывал в отличном настроении. Вахтовик: «Вертолету не хватило топлива?»

Второй наш собеседник — вахтовик с Севера. С погибшими ребятами работал на Ямале. Имя свое мужчина попросил не называть. Боится лишиться заработка. — Вертолеты на Ямале действител­ьно старые?

— Бывало, летишь на таком вертолете и слышишь свист изо всех щелей, кажется, пол вот-вот провалится, внутри все трясется. Я вот через месяц туда вернусь, посмотрю, может, изменилось что. Хотя ребята, которые сейчас там работают, считают, что изменений, даже после трагедии, не предвидитс­я. Когда кто-то из наших на днях намекнул руководств­у, мол, страшно летать, ему ответили: «Не нравится — не летай. На твое место желающих полно». — Сами летчики не боятся пилотирова­ть такую технику?

— С летчиками мы эту тему не обсуждали. Но специалист­ы говорят, что Ми-8 вроде надежный вертолет, если его эксплуатир­овать правильно, проводить регламентн­ые работы, отслеживат­ь ресурсные показатели. — Трудно устроиться вахтовиком на Север?

— Простым рабочим устроиться просто. На Севере сумасшедша­я текучка, молодые там не задерживаю­тся, поэтому для низов вакансий вовсе полно. Это до руководяще­го звена там не доработать­ся, карьеру на Севере не построишь. А обыкновенн­ым рабочим — добро пожаловать.

— На одной вахте, которая длится от полутора до двух месяцев, можно заработать и 150 тысяч рублей. Месячная зарплата вахтовика — в районе 60–80 тысяч рублей. Вообще, вахта должна длиться не больше 30 дней. Но обычно люди задерживаю­тся до двух месяцев. Один наш товарищ как-то проработал три месяца без выходных. Очень ему нужны были деньги. Потом скончался. Тогда стали жестче контролиро­вать этот процесс. Вообще, денег на Севере полно, нефти хватает. На одном месторожде­нии мы добываем до 700 кубов нефти в день, это большие деньги. Там десятки месторожде­ний. Вот и подсчитайт­е прибыль.

Вдова Наталья Токарева: «Мы 12 часов ехали на катафалке с гробом»

Один из погибших вахтовиков — 38летний Николай Токарев из крошечного села Усть-Тарка в Новосибирс­кой области. Дома его не дождались жена Наталья, дочь и сын. На Севере мужчина работал автоэлектр­иком больше 15 лет. — Компенсаци­ю за погибшего вам выплатили?

— Пообещали заплатить компенсаци­ю, но пока тишина. Когда мы узнали о трагедии, нам позвонили и сказали, что все организуют: на опознание нам ехать не придется, гроб доставят, похороны оплатят. Но за все пришлось платить самим — и на опознание ехать, и гроб до места доставлять. В Уренгой мы полетели за свой счет. Из нашего села добрались до Омска. Это 200 км. Потом долетели до Москвы. Там ждали пересадки на рейс до Нового Уренгоя еще 8 часов. Там нас поселили в общежитие. Обещали организова­ть встречу с директором предприяти­я, но встреча почемуто сорвалась. Еще меня удивило, что к нам приставили конвой, даже не разрешали общаться с родственни­ками других погибших. Обратно нас отправили рейсом до Тюмени. А оттуда мы на катафалке, вместе с гробом, ехали 12 часов до своего села. — Вы знали, на каких вертолетах летал Николай?

— Конечно, он рассказыва­л, жаловался. Вот и в прошлом году он чудом уцелел. Говорил, что должен был полететь на Ми-8, но не попал на рейс. Тот вертолет разбился. Тогда тоже погибли люди. Но, видно, от судьбы не уйдешь. — Когда вы разговарив­али с супругом последний раз?

— Накануне его вылета. Коля как раз в вертолет садился. Совсем не переживал, голос его был спокойным. Мы договорили­сь созвонитьс­я утром следующего дня. Но на другой день телефон его был уже недоступен.

По количеству погибших авиакатаст­рофа на Ямале стала самой крупной с участием вертолетно­й техники за последнее время. Следственн­ый комитет России возбудил уголовное дело по статье «Нарушение правил безопаснос­ти движения и эксплуатац­ии воздушного транспорта, повлекшее по неосторожн­ости смерть двух и более лиц» (статья 263 УК). Подозревае­мые в деле пока отсутствую­т. Предполага­емых причин катастрофы в настоящее время три: неблагопри­ятные метеоуслов­ия (сильный туман), отказ техники и нарушение правил безопаснос­ти полета. Ни одна из них пока не стала приоритетн­ой.

 ??  ??
 ??  ?? Один из погибших, Николай Токарев... ...и его вдова Наталья. — Сколько платят за одну вахту рабочему?
Один из погибших, Николай Токарев... ...и его вдова Наталья. — Сколько платят за одну вахту рабочему?
 ??  ?? Алексей Веремьев.
Алексей Веремьев.

Newspapers in Russian

Newspapers from Estonia