ТАИНСТВЕННЫЕ МАСОНЫ И УМЕЛЫЕ ВЕРБОВЩИКИ
Разговоры о таинственных масонах, которые из-за кулис управляют всем миром, не прекращаются уже сто лет
«Говорят за верное, что Керенский развелся и на днях женился на какой-то артистке; утверждают, что венчание было в Зимнем дворце, — записал в дневнике в августе 1917 года профессористорик Юрий Готье. — Как все это печально и грустно — порусски! В Петербурге: солдаты грызут семечки, обыватель в панике перед немцами».
В реальности глава правительства Александр Керенский не развелся и не женился. Это миф. Он был занят другим: пытался спасти Россию, где политические дебаты уже велись с помощью оружия.
Вианор Бардиж, член совета Союза казачьих войск, описал в дневнике, как в Исаакиевском соборе отпевали казаков, погибших в июле в перестрелках с большевиками: «Собор освещен изнутри, а вокруг в сквере много народу. Жуткие отрывки фраз:
— Перевешать мерзавцев-большевиков.
Что терпели? Бить их надо. Говорил с Керенским. Чистый, честный и любит родину. Во дворце все так и осталось, как было, чай нам давали в чудесных фарфоровых чашках царского сервиза, но без сахара. Так и министрам дают без сахара и черный хлеб».
Керенский ощущал, как стремительно тает число его сторонников. Подал в отставку в конце июля, объяснив: уходит, потому что не может сформировать правительство, опирающееся на широкую политическую базу.
Заместитель председателя Совета министров и министр финансов Николай Некрасов ночью собрал Временное правительство вместе с представителями ЦК партий, входивших в его состав: кадетской, российской радикально-демократической, трудовой народно-социалистической, а так- же социалистов-революционеров (эсеров) и социал-демократов (меньшевиков). Некрасов убедил собравшихся поручить Керенскому составить новое правительство, какое он считает нужным.
ПРОФЕССОР ПРИХОДИТ НА ЛУБЯНКУ
Профессор Николай Некрасов, инженер и строитель, до революции один из самых уважаемых депутатов Государственной думы, плохо знал большевиков и после Октября остался в России. Его несколько раз арестовывали и в конце концов расстреляли. А его показания, данные на Лубянке, неожиданно всплывут через несколько десятилетий.
В 1974 году в издательстве «Молодая гвардия» вышла книжка доктора исторических наук Николая Яковлева «1 августа 1914 года». Историки-марксисты схватились за голову. В журнале «Вопросы истории КПСС» подготовили разгромную рецензию, где говорилось о «фальсификации ленинских взглядов». В последний момент пришло указание снять статью из готового номера. Ученые не могли понять: кому же под силу опрокинуть советскую историческую науку?
«Появлением этой книги, — объяснил Николай Яковлев, — российская историческая наука обязана Ю.В.Андропову, начатым им и незавершенным политическим процессам».
Тут надо сделать небольшое отступление и рассказать историю самого Яковлева.
Постановлением Совета министров от 31 декабря 1951 года заместитель военного министра маршал артиллерии Николай Яковлев был снят с должности. Вместе со своими подчиненными, ведавшими принятием на вооружение новых артиллерийских систем, он был обвинен в том, что закрыл глаза на недостатки новых 57-мм автоматических зенитных пушек. В конце февраля 1952 года по приказу Сталина его арестовали.
Сын маршала, Николай Яковлевмладший, который работал в Министерстве иностранных дел, тоже был арестован и просидел около года. Смерть вождя вернула свободу и отцу, и сыну. Но страх остался. До самой смерти напуганный Сталиным главный артиллерист страны по-дружески советовал коллегам: «Прежде чем подписать бумагу, убедись, что если из-за нее начнут сажать в тюрьму, то ты будешь в конце списка».
Арест не прошел для Яковлевамладшего бесследно. Николай Николаевич работал в научно-исследовательском институте, защитил докторскую диссертацию. Но жаловался, что ему не доверяют, не разрешают ездить за границу. Обратился за помощью к человеку, который помнил его отца, — секретарю ЦК по военной промышленности Дмитрию Устинову. Тот переадресовал Яковлева к Андропову. Председатель КГБ принял историка.
«Любезный и обходительный Андропов, — вспоминал Яковлев, — не стал слу- шать моих жалоб (эти пустяки отметем?!), а затеял разговор о жизни». И переправил Яковлева к начальнику пятого управления КГБ (борьба с идеологическими диверсиями) генералу Филиппу Бобкову, который произвел на Николая Николаевича неизгладимое впечатление: «Никогда не встречал лучше осведомленного человека, обладавшего такими громадными познаниями, невероятной, сказочной памятью. Его никогда нельзя было застать врасплох, на любой вопрос следовал четкий, исчерпывающий ответ».
Яковлев «захаживал» на Лубянку, беседовал с Андроповым и Бобковым. Как человек, напуганный госбезопасностью, у чекистов же и искал защиты. Надеялся, что одни (умные и здравомыслящие) спасут его от других (костоломов).
О чем же беседовал с Яковлевым председатель КГБ? «Юрий Владимирович, — писал Яковлев, — вывел, что извечная российская традиция — противостояние гражданского общества власти — в наши дни нарастает. Чем это обернулось к 1917 году для политической стабильности страны, не стоит объяснять.
Объявились диссиденты. Андропов многократно повторял мне, что дело не в демократии, он первый стоит за нее, а в том, что позывы к демократии неизбежно вели к развалу традиционного российского государства. И не потому, что диссиденты были злодеями сами по себе, а потому что в обстановке противостояния в мире они содействовали нашим недоброжелателям, открывая двери для вмешательства Запада во внутренние проблемы нашей страны».
Если бы профессор Яковлев изучал не американскую историю, а отечественную, он бы увидел, что такие же беседы российские жандармы вели с революционерами. Иногда они преуспевали — тогда революционер соглашался сотрудничать с полицией. Конечно, для этого нужна некая предрасположенность: не только страх перед властью, но и ненависть и зависть к окружающим, комплекс недооцененности, желание занять место в первом ряду. Судя по записям Яковлева, из Андропова, хотя председатель КГБ и дня не был на оперативной работе, получился бы вполне успешный вербовщик.
«Председатель, — писал Яковлев, — настаивал, что нужно остановить сползание к анархии в делах духовных, ибо за ним неизбежны раздоры в делах государственных. Причем делать это должны конкретные люди, а не путем публикации анонимных редакционных статей. Им не верят. Нужны книги, и книги должного направления, написанные достойными людьми».
После долгих бесед с Андроповым и Бобковым Яковлев написал книгу «1 августа 1914 года». В ней Февральская революция и свержение монархии изображались как заговор масонов, ненавидящих Россию и решивших погубить великую державу.
Материалы о мнимых кознях масонов, в том числе показания на допросах бывшего министра Временного правительства Некрасова, автору вручил генерал Бобков. Андропов, став главой партии и государства, распорядился издать книгу Яковлева огромными тиражами, в том числе перевести на языки союзных республик. Книга была сигналом к тому, что можно смело винить во всех бедах России масонов и евреев и что такая трактовка поддерживается высшим начальством. А критиковать книгу Яковлева ученым не позволялось.
В обществе проснулся интерес к таинственным масонам. Конечно, не всякий историк мог позволить себе участвовать в столь низкопробной кампании и подыгрывать черносотенцам и антисемитам. Но желающие нашлись.
ВРАГИ И ПАТРИОТЫ
А изыскания профессиональных историков установили, что в состав масонских лож входили офицеры, политики, художники. Они стремились к нравственному самоусовершенствованию и ставили интересы народа выше партийных. Две трети русских масонов — дворяне. Патриоты, желавшие видеть Россию единой, неделимой, свободной и демократической.
Историки составили список русских масонов. В последней Государственной думе они составили всего 1 процент от общего числа депутатов. Масонские ложи непригодны для заговоров, это дискуссионные клубы, которые никакому центру не подчиняются. Историки констатируют: «Масонства как организации в русской истории рубежа ХIХ–ХХ веков практически не существует. Ордену не удалось сыграть какую-либо заметную роль в истории России».
Характерно, что Николай Яковлев так и остался невыездным. За границу руководитель КГБ его не пускал. Употребить свою власть на то, чтобы снять с историка нелепый навет, Андропов не захотел. Во-первых, чиновник в принципе не любит ничего разрешать. Во-вторых, с людьми, которые висят на крючке, проще работать.
В 1917 году не масоны решали судьбу страны, а люди с оружием в руках. Представитель кубанских казаков Вианор Бардиж пометил в дневнике: «В Петрограде появились офицеры-корниловцы. Они носят отличительный знак на рукаве: синий треугольник, на плоскости которого изображены скрещенные шпаги и череп посредине. Тут же красуется и надпись: «Корниловцы». ПРОДОЛЖЕНИЕ СЛЕДУЕТ: Почему так быстро перестали радоваться свободе, принесенной революцией, и начали требовать от власти навести порядок, проявить жесткость, а если надо, то и жестокость.
Первые статьи Леонида Млечина из серии: «ВЕЛИКАЯ ОКТЯБРЬСКАЯ РЕВОЛЮЦИЯ. ГЕНИИ И ЗЛОДЕИ» читайте на сайте www.mk.ru.