ПЕРВАЯ ЦВЕТНАЯ
Почему безоружный народ победил ГКЧП и готов ли он к этому снова?
19 августа — это дата, которую я про себя называю Днем России. Да, я знаю, что официальный День России 12 июня. Но что произошло у нас в июне 1990го? Просто какие-то депутаты приняли какую-то декларацию, на которую никто не обратил внимания. А что случилось 19 августа 1991 года — 40 тысяч мальчишек и девчонок под руководством горсточки взрослых борцов за демократию вышли к Белому дому, чтобы защитить страну от государственного переворота, затеянного ГКЧП. Я сам там был. И было страшно и смешно: а что мы предъявим, когда придут танки? Ну, стали мы выкорчевывать заборы и строить из них нелепую баррикаду...
Смешно. Но мы победили. Потому что танкисты не захотели нас давить. Это был, возможно, первый случай в истории России, когда судьбу страны решили не политики, а народ. Народ, собравшийся перед Белым домом, — с одной стороны. И народ, находящийся на военной службе, — с другой. Обе стороны сделали свой выбор: проснуться 21 августа в другой стране. Свободной.
За прошедшие с тех пор 26 лет отношение к событиям 19–21 августа многократно менялось. Эйфория «мы отстояли свободу» вскоре сменилась депрессией: мы развалили Советский Союз.
Надежды на то, что теперь появится много вкусной еды, переплавились в осознание того, что еда-то появилась, но купить ее не на что. Мало кто из тех, кто пошел к Белому дому как на последний бой, знали о готовящемся Союзном договоре, о чудовищных долгах Союза, которые обрушатся в итоге на одну только Россию. Только на нас, и остальные республики уже не подставят плечо. Мы представить себе не могли, что через 2 года и 2 месяца Белый дом, который мы защищаем, будет расстрелян. Но это все не важно. Важно, что мы, народ, приняли решение. И дай бог, чтобы у нашего народа хоть когда-то еще, в будущем, возник такой же шанс.
С середины нулевых и по сей день нас пугают «цветными революциями». Энциклопедии это новое понятие трактуют как ненасильственную смену власти посредством массового протеста. Политики добавляют, что за этими революциями стоят иностранные агенты и прочие шпионы. К цветным революциям причисляют смену власти в Сербии в конце прошлого века и в начале наступившего — в Грузии, Киргизии, Армении, на Украине, в арабских странах... Попыткой «цветной революции» называли и прогулки рассерженных горожан по Болотной площади и проспекту Сахарова.
А вот один из защитников Белого дома в 1991 году, правозащитник Лев ПОНО
МАРЕВ, считает, что именно те события и были первой в истории «цветной революцией». Теперь я предоставлю слово ему и его соратникам — тем немногим взрослым, которые в историческом августе смогли привлечь на баррикады тогда еще талантливую молодежь.
— События августа 1991 года были кульминацией демократической революции, которая продолжалась более двух лет, — уверен Лев Пономарев. — С 1989-го сотни тысяч людей выходили на улицы с мирным требованием перемен. А тем временем перемены уже происходили — в умах. Людям надоело быть рабами. Это и была первая цветная революция. Путч ГКЧП был направлен на то, чтобы прекратить эту революцию, но он только придал ей скорости: политические перемены произошли за три дня, а не месяцы и годы. Сейчас наша власть, когда использует термин «цветная революция», всегда добавляет слово «госдеп» или «агенты». Но заметьте: никого из нас, кто противостоял ГКЧП в 1991 году, не обвиняют, что мы работали на госдеп. Это было бы глупо, ведь вся современная власть — продукт той «цветной революции» в Москве в августе 1991 года. Я и теперь полагаю, что главный мотив цветной революции, неважно в какой стране, — это внутренний мотив, желание изменить свою родину, когда власть не может предложить ей никакого будущего.
— «Цветная революция» 1991 года не имела подпитки из-за рубежа, — уверен Александр ОСОВЦЕВ, который в 1991 году был депутатом Моссовета и членом координационного совета «Демократи
ческой России». — Более того, та революция даже возникла не снизу, а сверху. Власть стала способствовать свободомыслию, поощрять его. Горбачев хотел, чтобы общество творило перемены. За это он был свержен путчистами, с которыми разобрался уже сам народ.
— Исторически известны разные варианты революции, — делает небольшой ликбез Пономарев. — До 1991 года в ходе революций новая элита физически уничтожала старую элиту: расстрел, тюрьмы, лишение прав. А революция 1991 года была мирной, в этом ее гуманный плюс, но и неизбежный аппаратный минус. Элита, которая была при прошлом режиме, фактически осталась у рычагов. У власти и денег остались красные директора, у самых лакомых кусков казны — сотрудники спецслужб, которые временно демократизировались, но постепенно начали реакцию и стали возвращать нас всех в прекрасное для них вчера, что мы и наблюдаем. Увы, гуманная и бескровная революция не может защитить своих достижений. Но все равно свободу уже не уничтожить, и какие бы реакционные законы сейчас ни принимались, мы все равно значительно более свободны, чем в советское время.
— Это была мирная демократическая революция, которая абсолютно полностью оправдала горькую фразу о том, что делают революцию романтики, а ее результатами пользуются негодяи, — характеризует августовские события 1991 года бывший министр экономики Андрей НЕЧАЕВ. — Мы в полной мере это получили. Смысл той революции в ее гуманности, и ее ущербность в том же. Если бы был проведен суд над КПСС и мягкая люстрация — запрет для старых чиновников занимать некоторое время должности, кроме выборных, то результат был бы иным. Демократическая революция должна уметь себя защищать, а если вы оставляете на ключевых постах чи-
новников тоталитарного режима — то чего вы хотите? На какое-то время они поменяли риторику, а все критерии принятия решения остались прежними. И главная привычка советских времен: работать прежде всего на себя лично.
— Главный плюс революции 1991 года в том, что она не переросла в гражданскую войну, как в 1917-м, — говорит бывший глава Администрации Президента Рос
сии Сергей ФИЛАТОВ. — Если бы противостояние перед Белым домом затянулось, то это привело бы к появлению очагов сопротивления с обеих сторон в разных уголках страны. Наша разведка нам сообщала, что в некоторых регионах уже созданы отряды, которые готовы идти на Москву. К счастью, противостояние завершилось за три дня. Я последний раз собирал митинг в память о победе над ГКЧП несколько лет назад и был поражен, когда на него пришли порядка 70 человек. Что изменилось за эти 26 лет? Постепенно угасли надежды, которые возникли после победы над КГЧП. Тогда были все предпосылки к тому, чтобы сделать другую страну — свободную, растущую. Но постепенно эти предпосылки стали уничтожаться. Многие свободы ликвидированы, экономика стагнирует. Нет надежд, но, с другой стороны, и голода нет. Действует своего рода договор: власть обеспечивает минимальное пропитание, а мы закрываем глаза на ее проделки. Поэтому до голодных бунтов дело не доходит, а на митинги в поддержку авторитарной системы выходит больше, чем за права человека. Но это не означает, что действующую власть бросятся защищать, если она окажется под угрозой. Задачей депутатов Верховного Совета на тот момент было не агитировать против ГКЧП, а объехать как можно больше воинских частей, чтобы убедить военных не применять силу против безоружных москвичей, защищающих Белый дом. Нам это удалось.
По-другому трактует историю директор Института политического и военного анализа Александр ШАРАВИН, который в 1991 году, являясь офицером Генштаба, убеждал военных не стрелять в народ: «Ре-
волюция невозможна без гражданской войны, поэтому и у нас она все же была. Но — с отсрочкой и ограничилась рамками Москвы 1993 года. В августе 91-го мы освободились от власти коммунистов, но противостояние продолжалось. Демократы пытались реформировать советскую власть и сделать нормальную парламентскую республику. Но колесики и винтики павшей советской власти, оставшиеся на своих местах, не могли и не желали реформироваться. В итоге только символические выстрелы танков по Белому дому освободили нас от старого режима. Советская власть на штыках пришла, силой держалась и силой оружия была свергнута. Страна освободилась от советской власти только в 1993 году. Сейчас многие удивляются: все офицеры были коммунистами, как же они не выполнили приказ партии и ГКЧП? Но нужно понимать, что армия тоже была расколота. Часть офицеров входили в демократическую платформу КПСС и неформальные демократические движения, например «Военные за демократию». Их было не много — процентов, может быть, 25, — но этого оказалось достаточно, чтобы армия не пролила кровь своего народа, а путч переродился в мирную демократическую революцию».
— 1991 год был не только годом пустых прилавков, но и годом надежд. Люди начинали чувствовать свежий воздух свободы, и это было важнее, чем сытость. И вдруг нам объявляют, что свобода закончилась и все опять будет по-старому. Вот это страшно, это заставляет что-то предпринимать, — вспоминает Михаил ШНЕЙДЕР, который на тот момент был ответственным секретарем «Демократической России». — Но проблема была в том, что тогда не существовало Интернета и мобильной связи. О том, что произошел переворот, большинство граждан просто не знали, как их организовать на протест — было непонятно. Поэтому нам приходилось печатать листовки, информировать людей на улицах. И мы придумали еще один канал информации — попросили машинистов метро объявлять о том, что нужно прийти на защиту Белого дома. Не все, конечно, согласились, ведь для этого требовалось личное мужество. Но в итоге «кворум», достаточный для того, чтобы защитить демократический путь развития, был собран. Не знаю, удалось бы это сегодня? Потому что тогда было понятно, что мы защищаем, и была вера в то, что наше мирное мнение услышат.
— Предположим, группа лиц нам завтра по телевизору объявит, что Владимир Владимирович заболел и отдыхает в Крыму, а страной пока поправят другие. Как на это отреагирует население — выйдет на его защиту?
— Многое зависит от того, кто об этом объявит, — отвечает Андрей Нечаев. — Насколько это будут люди, пользующиеся уважением. При всей невероятности такой ситуации некоторые параллели между 1991 годом и сегодняшним днем все-таки напрашиваются. Ведь и тогда вокруг Горбачева были две силы, которые противостояли друг другу: либералы и силовики, которые концентрировались вокруг руководителя КГБ Крючкова. Михаил Сергеевич маневрировал, пытался искать компромиссы, за что его и ценили. Очень похожую ситуацию мы имеем и сейчас. Многие любят говорить, что башни Кремля между собой конфликтуют, но Путин держит баланс между либералами и силовиками. В чем и заключается его незаменимость. Только он может находить консенсус между этими группами. А вот Горбачев в предпутчевые месяцы не удержал баланс, стал склоняться больше в сторону силовиков. В итоге они решили обойтись без него. И сейчас силовые башни пытаются разрушить баланс: и создавая законы, которые носят исключительно запретительный характер, и возбуждая уголовные дела, которые показывают, кто в лавке хозяин. В общем, тактику ползучей контрреволюции они используют. Надеюсь, что Путин не повторит ошибки Михаила Сергеевича, потому что иначе нам придется на практике проверять: действительно ли рейтинг Владимира Владимировича превышает 86 процентов. А этого бы не хотелось.
Добавлю от себя: символический расстрел 1993 года, возможно, был необходим и неизбежен. Но он уже не был так важен, потому что в 1993 году решение принимал уже не народ.