Политическое ханжество
Ханжество – слово, нынче не часто употребляемое. К сожалению. Потому что нынешняя политическая практика полна примеров просто алчущих именно такого определения. Возьмем для примера проблему чрезмерного употребления спиртного…
Счего люди пьют? Монблан книг, где это объясняют. На одном из первых мест социальные причины. Толкает к рюмке, прежде всего, растущий в обществе комплекс страхов из-за опасности ухудшения жизненных условий. Но нигде не приходилось читать, что пьют много по той причине, что питье стоит мало, или снижают потребление пропорционально росту цены на алкоголь.
Однако политики из двух последних властных коалиций, постоянно увеличивая акцизы на алкоголь и пиво, в качестве главного побудительного мотива выдвигают на первое место именно борьбу с пьянством. Если бы рост цен на алкоголь пропорционально сопровождался падением его потребления, то у нас стеклотару с нечего было бы сдавать.
На самом деле пьют, как пили (некоторое падение продаж в Эстонии сопровождается ростом приобретения спиртного в Латвии, где число рьяных борцов с выпивкой в правительстве, наверное, меньше). Хотя вряд ли в этом дело. И наши политики, наверное, не такие уж трезвенники. Наворачивают они акцизы, конечно, для наполнения казны. Демонстрируя добродетельность, для прикрытия фискальной сущности роста цен. Что, согласно словарю, как раз и называется ханжеством. Особенно это заметно было, когда заботой о здоровье населения объясняли попытку ввести акциз на сахаросодержащие напитки.
Думаю, скоро мы услышим об акцизе, например, на штрафы за нарушение правил движения. И, непременно, это будет «по просьбе трудящихся» и сугубо в их интересах.
Дутая налоговая справедливость
Впрочем, акцизы – мелочь по сравнению с крутыми ставками налога с оборота. Главное политическое лицемерие государства по отношению к большинству населения заключается в преобладании т.н. косвенных на- логов над прямым налогообложением. При этом объясняется такая стратегия, конечно, соображениями справедливости.
В чем, например, отличие «косвенного» налога с оборота от «прямого» подоходного? Тем, что первый работает вслепую: от любого платежа физического лица берется равная налоговая доля в пользу бюджета. В Эстонии это 20%. А любой «прямой» налог конкретно привязан к определенному доходу. И он никогда не бывает у всех одинаковым, поскольку некоторые виды доходов поощряются государством. Равная нагрузка на оплату всего и всякого потребления, на первый взгляд, выглядит справедливой.
Действительно, 20% от покупки навороченного нового «Мерседеса» не ровня 20% от приобретения подержанной «Шкоды». Вроде бы все верно: чем дороже покупка, тем больше налог. На самом деле это глубоко безнравственное равенство. Дело в том, что жить от зарплаты до зарплаты (от пенсии до пенсии) означает тратить все до копеечки. И, следовательно, налог с оборота отнимает 20% от всей суммы получки у рабочего человека.
А «владелец заводов, газет, пароходов», банкир какой-нибудь или, например, депутат парламента не расходует ежемесячно получаемую им сумму. Не съест и не выпьет он в десять раз больше малооплачиваемого служащего. Если расходует половину месячного дохода – у него налог с оборота составляет 10% от полученных денег. А если расходует треть, то и вовсе налог около 7%.
У нас налог с оборота дает главную долю поступлений в бюджет. То есть как раз те, кто живет от зарплаты до зарплаты составляют «податное сословие», которое на манер атлантов держит государство на своих плечах.
Идеологическая стыдливость
Но, в конце концов, не хлебом единым жив человек. Святы для наших политиков ценности демократии. Например, все шире становится круг избирателей. Уже в октябре нынешнего года голосовать за «мудепов» (муниципальных депутатов – не подумайте ничего плохого) станут молодые люди с 16 лет. То есть гимназисты и учащиеся колледжей. В связи с чем недавно появился документ Министерства образования, призывающий школы соблюдать «политическую нейтральность».
По мысли авторов документа школьники должны находиться в состоянии «политической девственности», и греховные политические предпочтения не должны смущать умы, например, гимназисток и гимназистов, пока они находятся в святых школьных стенах. Тем же документом предусматривается поощрение молодых стукачей из числа школьников, которые смогут закладывать учителей, если они позволят себе высказывать политические предпочтения.
Предлагаю уважаемым читателям примерить принятый документ к реальной ситуации. Есть, например, руководитель учебного заведения, кандидирующая в одно из городских собраний (имею в виду вполне конкретного человека). Представим, что во время урока или какогото школьного собрания здравый и политически развитый восемнадцатилетний учащийся спросит у нее, в чем отличие ее программных позиций от позиций кандидатов из других политических сил.
Что должна будет сказать госпожа ректор или директор? Трусливо сослаться на свое бесправие вести агитацию в родных стенах? Или предложить вопрошающему выйти в с ней со школьного двора и на улице уже полноправно жечь глаголом сердца студентов и школьников? В общем, министерство надело на директрис средневековый пояс невинности.
С одной стороны, вроде бы общество заинтересовано в ранней социализации молодежи, в то же время, политики опасаются, что окажутся в рядах их политических противников более красноречивые, более умелые агитаторы, и потому предпочли трусливо заставить всех молчать там, где легко обратиться к молодежи. Лицемерная и ханжеская позиция, в результате которой авторитет многих учителей будет утрачен навсегда.
Можно было бы понять какойто специальный режим агитации в гимназиях или колледжах, требующий непременной борьбы мнений. Скажем, если встреча с депутатом, то обязательно чтобы и его оппонент тут же присутствовал и они дискутировали. Но страусиное изгнание политики – позиция ханжеская. В результате эффект будет обратный. Молодые избиратели окажутся под влиянием самых отчаянных популистов любых мастей. Мы этого хотели?