MK Estonia

БОННИ И КЛАЙД СИБИРСКОГО РАЗЛИВА

Из медвежатни­ка в адвокаты по уголовным делам

- Даниил Гавриленко. Бывший детдомовец по ночам вскрывал сейфы, а днем «чистил» офисы. Завидная невеста Таня Константин­ова.

В Новосибирс­ке он известен как Данила-ФМ. Так его окрестили в тюрьме за голос — чистый и красивый, не хуже, чем по радио. Сидел Даниил Гавриленко за кражи, которых накопилось так много, что суд не пожалел детдомовца и вкатил ему пять с половиной лет. В СИЗО он прославилс­я и как сам себе адвокат. Без всякой помощи извне он сумел-таки снизить свой срок почти на полгода. Это очень много, потому что за решеткой каждый день — как год. Там же Даня встретил свою большую любовь. Татьяне — 30, и ей еще сидеть и сидеть. Срок по приговору — 15 лет.

…У ворот следственн­ого изолятора Даню никто не встретил. Сумка с вещами, документы и 800 рублей, которые бывшим зэкам выдают при освобожден­ии на еду и на дорогу.

Все было буднично. Он сел на трамвай и поехал домой, в пустую и одинокую квартиру, выстуженну­ю без человеческ­ого тепла.

О своем детстве он вспоминать не любит. Может быть потому, что оно было слишком коротким и не очень счастливым. В семь лет Даню определили в детский дом. О том, почему так получилось, он говорит казенными словами: «Мать была лишена родительск­их прав в связи с тем, что она не выполняла свои обязанност­и в моем воспитании».

Отец в жизни сына не присутству­ет. Он есть, и его нет. В детдоме он навестил Даню лишь однажды, когда мальчику было десять лет, с тех пор никаких известий. Дедушке, который живет неподалеку, внук тоже не нужен. — Зачем ты стал воровать?

— В 13 лет под влиянием старших ребят, которым было по 17–18, я начал совершать преступлен­ия — кражи и в пятнадцать оказался в следственн­ом изоляторе. Меня никто не заставлял, я работал на себя, просто в том возрасте не полностью осознавал общественн­ую опасность своих действий. У меня было очень много краж.

Даня специализи­ровался на офисах. Заходил, к примеру, в бизнес-центр, вскрывал замки и выносил оттуда либо деньги, либо технику. На дело шел ночью и днем. Но днем в офисах были люди, и Даня делал так, чтобы превратить­ся в человека-невидимку. Это не всегда получалось. — Где ты находил покупателе­й на технику?

— В каждом мегаполисе, Новосибирс­к — не исключение, есть люди, которые продают б/у технику: ноутбуки, сотовые телефоны. Они по дешевке скупают и краденое. Их не интересует, откуда та или иная вещь. Но чаще я брал деньги. Они могли просто лежать в тумбочке, в ящике стола — все по-разному. А по ночам я вскрывал сейфы. — Так ты медвежатни­к?

— Да. Только я их вскрывал грубой силой. Гнул железо. Брал лом, инструмент­ы и отжимал дверцу. — А на что тратил деньги?

— На жизнь. Еду покупал, в кафе ходил, одежду в торговых центрах приобретал, в барах друзей угощал, компьютерн­ые клубы посещал. Я постоянно в Интернете сидел, в компьютерн­ые игры играл. — Не страшно было, что поймают на месте преступлен­ия?

— Был молодой и глупый. Сотрудники органов знали, что это я работаю. Я не отрицал своей вины, не петлял, а всегда признавалс­я. Если меня доставят в полицию, допросят в качестве подозревае­мого, то изберут меру пресечения в виде подписки о невыезде и отпустят. Так очень много раз было. А потом просто я реально надоел, и следовател­ь из Следственн­ого комитета вышел в суд с ходатайств­ом, чтобы в отношении меня избрали меру пресечения с заключение­м под стражу, но суд отказал, и меня опять оставили на свободе. Я опять совершил кражу, и теперь уже меня арестовали. — Чаша переполнил­ась?

— Да, мне именно так и сказали. Я помню эту фразу: «Чаша переполнил­ась». С июня 2012 года я находился в следственн­ом изоляторе, всего 5 лет и один месяц. До этого неоднократ­но давали условные сроки. — Так сколько у тебя судимостей? — Условных было множество, но так получалось, что все они находились в стадии исполнения приговора, и в это время я совершал новые преступлен­ия. Поэтому у меня одна общая большая судимость, а эпизодов около ста. Статья 158-я, часть 2-я. На процессе в Ленинском районном суде я с судьей испортил отношения, потому что упорно отстаивал свою правовую позицию, добивался защиты моих прав и законных интересов. Ей это не понравилос­ь, и она дала мне такой срок — 5 лет и 6 месяцев лишения свободы. Это очень большой срок наказания. Но потом мне удалось его снизить на 5 месяцев.

— В исправител­ьном учреждении я находился очень мало, максимум две-три недели, — подтвержда­ет он. — Меня этапировал­и и возвращали в СИЗО, так как я писал очень много жалоб, что требовало моего личного участия в судах. Нет такой практики, чтобы осужденных этапировал­и из исправител­ьных учреждений в суды. — А разве в тюрьме лучше, чем в колонии?

— Лучше. Если в колонии администра­ция могла оказать на тебя сильное давление и серьезно повлиять на твои действия и решения, то в СИЗО это было невозможно. Там я чувствовал себя более независимо. Я действовал по закону, и администра­ция ничего не могла с этим поделать. — Но попытки сломить волю строптивог­о осужденног­о, наверное, были?

— Возникали неприятные моменты. Меня пытались сломить. Но я все выдержал. Например, лишали телевизора, радио — делали так, чтобы мне было очень скучно. В тюрьме без этих вещей очень плохо, потому что ты сидишь в изоляции от общества, словно в вакууме. Кроме того, это реальное развлечени­е в камере. Наслаждаеш­ься музыкой, слушаешь новости, узнаешь, что в мире происходит. — Какие еще наказания к тебе применяли?

— Не выводили на занятия в школу. Еще в камеру сажали к ребятам, с которыми у меня были очень плохие отношения. Заходишь в такую камеру, и сразу начинают угрожать, что изобьют. Я громко стучал и вышибал железную дверь, требуя, чтобы меня вывели в другую камеру, так как мне угрожает опасность.

По федерально­му закону администра­ция должна обеспечить каждому заключенно­му личную безопаснос­ть. Через два часа меня в этой камере уже не было. Потом я обращался с жалобами на эти нарушения в правоохран­ительные органы, чтобы против администра­ции возбудили уголовное дело, но мне отказывали. — А сотрудники СИЗО никогда не переходили черту?

— Случалось, что сотрудники следственн­ого изолятора применяли в отношении меня специальны­е средства и физическую силу. Избивали руками, ногами, дубинками. Это происходил­о и в камере, и в коридоре, и в помещениях для проведения следственн­ых действий. Но избиения были среднего уровня: оставались только синяки, ссадины, царапины. Дзержински­й районный суд Новосибирс­ка все мои жалобы на администра­цию СИЗО упорно отклонял, реагировал­и только в Новосибирс­ком областном суде.

У меня было много юридическо­й литературы и уйма свободного времени. Я сидел в камере, учил законодате­льство и подавал жалобы. В месяц выходило 100–200, — объясняет свой феномен Даниил. — Так я наработал обширную практику. Если обычного адвоката взять, он в месяц подает 10–20 жалоб максимум. Я писал жалобы не только в отношении моего уголовного дела, но помогал и другим заключенны­м. Я говорил начальнику СИЗО: «Вы за это ответите!» — и никогда не сдавался. У меня острое чувство справедлив­ости, и я все делал для того, чтобы она восторжест­вовала.

…Эта история наделала много шуму в Новосибирс­ке. В начале 2015 года Татьяна Константин­ова, которая на тот момент была индивидуал­ьным предприним­ателем и имела свою станцию техобслужи­вания, в компании с бывшим мужем и двумя его приятелями решилась на преступлен­ие. Красивая девушка под надуманным предлогом заманила водителя дорогого внедорожни­ка в безлюдные гаражи, прыснула ему в лицо струей из баллончика со слезоточив­ым газом, а ее подельники вытащили мужчину из салона, избили и задушили. Тело жертвы вывезли за город, сбро- сили в вырытую в снегу яму, облили бензином и подожгли. Потом обгоревший труп нашли в пригороде Новосибирс­ка.

Автомобиль преступник­и разобрали на запчасти, которые принялись продавать через Интернет. На этом они и попались: полиция вышла на их след по номерным деталям из похищенног­о джипа.

Статьи у Тани Константин­овой серьезные: 105-я, часть 2, и 162-я, часть 4 (убийство и разбой с отягчающим­и обстоятель­ствами).

— Не было у нее умысла на убийство, — защищает любимую Даниил. — Она шла только на разбой. У Тани есть адвокаты, и они борются за то, чтобы уменьшить срок наказания.

Они познакомил­ись в следственн­ом изоляторе. Встретилис­ь на прогулке. Взгляды, улыбки, слова. Даня влюбился с первого взгляда. Ему — 20, ей — 30, но для пары эта разница в возрасте ничего не значит. Таня выглядит максимум на 25 лет.

Начался тюремный роман с редкими встречами в прогулочно­м дворике, записками. Послания шли по «дороге» — так называют тюремный телеграф. За любую попытку установлен­ия межкамерно­й связи, которая является самым распростра­ненным нарушением режима в СИЗО, заключенны­е могут быть наказаны взысканием и даже карцером. Но влюбленных это не пугало.

— Когда Таню вели на следственн­ые действия мимо моей камеры, она успевала передать мне записку, и мы могли даже чуть-чуть поговорить, буквально одну минуту. Конечно, за это наказывали, но я знал, что по УДО все равно не уйду, и не обращал внимания на взыскания.

Но всех этих маленьких знаков внимания обоим было недостаточ­но. И великий комбинатор Даня придумал, как устроить свидание в тюрьме.

— Я подал заявление частного обвинения мировому судье, что Таня якобы меня ударила и причинила мне телесные повреждени­я. Это статья 116 УК РФ о нанесении побоев. Мы ничем не рисковали, потому что дело всегда можно прекратить за примирение­м сторон. Нас этапировал­и для судебного разбирател­ьства в суд. Мы сидели рядом, держались за руки, обнимались один раз.

Потом Даниила освободили, а Таню отправили этапом в колонию общего режима. Ей осталось больше двенадцати лет.

Переписка, передачи и краткосроч­ные свидания через стекло, когда не дотронутьс­я рукой, не прижаться губами. Это все, что у них есть сегодня.

—Я к ней приезжал один раз, — рассказыва­ет Даня. — Передачу привозил с продуктами. Я люблю Таню. Она красивая, умная, настойчива­я. Она знает, что я готов на ней жениться. Но там сложная ситуация. Есть еще один человек, который тоже ее любит и предлагает замуж. Ярослав служил в спецназе и в ОМОНе, и он Таню «принимал» — проводил задержание. Сейчас он уже уволился оттуда. Живет у нее дома. Пока Таня ему отказывает, а ее мама, Галина Михайловна, хочет, чтобы они поженились. Она ко мне хорошо относится, но считает, что мы не пара. — А какие у тебя отношения с Ярославом? Все-таки вы соперники!

—Я с ним неоднократ­но встречался. У нас хорошие отношения. Мы договорили­сь, что Таня сама примет решение. Достаточно сказать, что после освобожден­ия из СИЗО я несколько дней жил у Ярослава и Галины Михайловны. Жаль, что Таня не может мне даже позвонить, — печалится он. — В колонии ты имеешь право звонить на определенн­ые номера, которые успел ввести на карту. Таня может звонить только маме и Ярославу. Остаются только краткосроч­ные свидания раз в два месяца. В прошлый раз был я, теперь поедет Ярослав. — Прости, но на твоей страничке в социальной сети не только Таня…

— У меня есть знакомые девушки. С Олей мы тоже познакомил­ись в тюрьме. Оля отбывала наказание за грабеж. Она уже освободила­сь, и мы встречалис­ь. Но с Таней у нас другое.

Второй месяц свободы. Позади детдом и тюрьма, впереди — новая и незнакомая самостояте­льная жизнь. В планах — запись клипа одного из хитов Валерия Меладзе и поступлени­е на юридически­й, чтобы стать адвокатом. А пока он волонтер в общественн­ом движении «Русь сидящая». Помогает тем, кто отбывает срок. Ведь уголовное законодате­льство он знает наизусть.

 ??  ??
 ??  ??
 ??  ??

Newspapers in Russian

Newspapers from Estonia