«РУССКИЙ БРЕЙВИК»: «РАЗДРАЖАЮТ ДАЖЕ ТАПОЧКИ»
Первое интервью Дмитрия Виноградова, устроившего массовую бойню в московском офисе
«Русский Брейвик» Дмитрий Виноградов (в 2012 году устроил настоящую бойню в офисе в Москве, погибли шесть человек) — особый «постоялец» колонии для пожизненно осужденных «Белый лебедь». Он единственный — вегетарианец, но дело, разумеется, не только в еде. Среди монстров (маньяков и педофилов) этот образованный, воспитанный молодой человек кажется абсолютно инородным телом. Он сам не может смириться с мыслью, что проведет в их компании остаток своих дней.
— Все, что я хотел бы, — сидеть один в камере, — просит Виноградов. Он не добавляет: «Как Брейвик», но точно знает, что норвежский серийный убийца в отличие от него находится на одиночном содержании.
Виноградова с самого начала сравнивали с норвежцем Андресом Брейвиком, из-за которого погибли 77 человек. Но русский и норвежский маньяки сидят в совершенно разных условиях. Как Виноградову живется в колонии? О чем мечтал на воле и о чем сейчас за решеткой? Почему не верит в Бога и любит ли по-прежнему?
Это первое интервью Дмитрия Виноградова за годы его нахождения в тюрьме «Белый лебедь», расположенной в городе Соликамске Пермского края. И впервые он разрешил сфотографировать себя там.
Как живут два «Брейвика»
Перед тем как увидеть Виноградова, я изучила жизнь за решеткой Андерса Брейвика. У них много общего — оба устроили бойню из-за ненависти (причем с разницей во времени меньше года!), оба писали манифесты. Но Дмитрий Виноградов еще в суде заявил: «Я не похож на Брейвика. У нас совсем разные мотивы. У меня личный мотив. Я любил девушку. Я не ненавижу человечество, как писал в манифесте. Мой манифест — глупость какаято. Я не считаю людей генетическим мусором, как раньше».
И все же массовое убийство совершили и тот и другой. Брейвику дали 21 год, Виноградову — пожизненный срок. Попробую сравнить их условия.
В тюрьме для самых опасных преступников под названием «Ила» Брейвику отвели целое крыло с тремя комнатами. Там есть фитнес-зал и отдельный дворик для прогулок, где можно гулять до 22.00. В одной из комнат полки с книгами, телевизор, DVD-плеер. Брейвик имеет право пользоваться Интернетом, но с определенными ограничениями. Шторки на окнах, мягкие кресла, цветные подушки и покрывала на кровати, гитара и доска для записей на стене. В свободное от просмотра телевизора, компьютерных игр и прогулок время Брейвик получает очередное университетское образование и пишет мемуары.
В колонии «Белый лебедь» Дмитрий Виноградов сидит в камере на трех человек. Решетки на окнах, решетки на дверях, кровать и стол железные, никаких штор, покрывал и т.д. Совершенно голые стены. Маленький телевизор включают на несколько часов централизованно, самим переключать программы нельзя. Электрические розетки также включают на время, так что подогреть кипятильником воду для чая когда тебе вздумается тоже нельзя. Прогулки один раз в день, длительностью полтора часа. Работа — швейное или деревообрабатывающее производство.
Но пусть Дмитрий Виноградов расскажет про свою жизнь сам.
Он ни капли не изменился за те семь лет, что за решеткой. Ровно такой, каким мы все запомнили его на скамье подсудимых. Он не
Дмитрий Виноградов 7 ноября 2012 года расстрелял коллег в офисе аптечной сети «Ригла», где работал юристом. Шесть человек погибли, один раненый выжил. Мотивом убийства стала несчастная любовь к одной из сотрудниц офиса. Поскольку накануне убийства Виноградов выложил в соцсети манифест о ненависти к человечеству, его окрестили «русским Брейвиком» (норвежец Брейвик также написал манифест, перед тем как организовать теракт в 2011 году, в результате которого погибли 77 и были ранены больше 150 человек). сошел окончательно с ума, но и совершенно нормальным назвать его нельзя. Еще на суде он говорил: «Мне не нравятся оба варианта — вменяемость и невменяемость. Не очень приятно считаться психом».
«Я мечтаю об одиночестве»
— Дмитрий Андреевич, расскажите про свою жизнь здесь.
— Подъем в шесть часов. Обязательная зарядка. Завтрак. Работа. Я шью в основном промышленную одежду, но иногда поступают заказы и на гражданскую. Я бы не сказал, что это тяжелая работа. Телевизор включают каждый день. Еще прогулка полагается вечером после работы. Мне 1,5 часа хватает. Делаю на прогулке легкие физические упражнения.
— А время на книги есть?
— Да. Я читаю в основном научнопопулярные книги, которые мне присылают или привозят родители. Что последнее читал? Физика Стивена Хокинга.
— Как здесь кормят? Разнообразно? — Не могу сказать так. Просто я не ем мясо. Вегетарианец с 25 лет. Решил отказаться от мяса в целях поддержания здоровья и сохранения животного мира.
— Животные в колонии есть?
— Нет, конечно. Тут нельзя. Птицы иногда подлетают к окну. Прилетают и улетают.
— А у вас на свободе были животные? — Собака была. Она умерла, когда я еще был на воле. Больше животных не заводили. Не хотелось больше.
— Пережить еще одну потерю боялись?
— Ну да...
— Что делаете, чтобы сохранить себя как личность? Не упасть духом?
— Из возможного тут разве что книги и настольные игры. Я не играю. Не с кем.
— Как же не с кем? А сокамерники?
— Они есть. Двое. Но с ними не хотелось играть. Общий язык найти с сокамерниками сложно. Соседи... Негативные встречались. Я даже несколько раз просил, чтобы меня перевели в другую камеру.
— Вашими соседями по камере были маньяки?
— Я не знаю, насколько они маньяки. Это не имеет значения для совместного проживания.
— А что имеет?
— Совместное проживание в тесном помещении приводит к тому, что каждая мелочь начинает раздражать.
— Один арестант колонии для пожизненно осужденных рассказал, что его раздражает даже то, что сосед ставит тапочки носами не в ту строну.
— Понимаю, о чем он. Но в первую очередь раздражает сам человек, а во вторую — его тапочки. Человек может бубнить или телевизор смотреть, в то время как ты хочешь тишины. Мне больше всего не хватает одиночества. Если вы спросите, о чем я мечтаю, я снова отвечу: об одиночестве.
— Вы можете просить об этом администрацию.
— Я попробую.
Начальник колонии поясняет: «Большую роль в принятии решения играет мнение психологов. Некоторым противопоказано одиночество». С детства Виноградов сторонился людей. Ему поставили диагноз «аутизм». В школе долгое время Дмитрий отвечал задания учителю отдельно после уроков (стеснялся при одноклассниках).
«Я хотел стать пилотом»
— Жалеете, что натворили?
— Очень жалею. Часто ставлю себя на место людей, которые погибли. Представляю, что они чувствовали в тот момент... Честно говоря, страшно оказаться на их месте. Меня эти мысли пугают.
— Но почему вы изначально про это не думали?
— Не знаю. Не помню, о чем я тогда думал. Вместо созидательных целей я пошел по разрушительному пути. Может, аффект. Не знаю.
— Сейчас в такой же ситуации (несчастная любовь, обида) как бы повели себя?
— Так бы точно не повел, потому что ситуация меня уже не волнует. Много лет уже прошло. Я равнодушен.
— Всегда хотела спросить у вас: вы страшного приговора (перед тем как он был произнесен судьей) не страшились?
— Я представлял уже, что приговор будет именно таким. Был готов. Это уже не было шоком.
— Вы пишете жалобы? Просите о пересмотре дела?
— Мои родители подали жалобу в Европейский суд, я к этому отношения не имею. Я по большому счету согласен с наказанием.
— Страшно было оказаться в «Белом лебеде»?
— Я слышал об этой колонии только однажды по телевизору. Меня эта тема (тюрьмы, заключенные) вообще не интересовала раньше. Не думал, что могу быть как-то с этим связан.
Я после приговора долго сидел в «Бутырке», в коридоре «смертников», где ждут пересмотра приговоров пожизненно осужденные. Там со мной обращались нейтрально. Сидел и сидел. Здесь поначалу было страшно.
— Почему? Били?
— Нет. Страшно было оказаться в небольшой камере в компании неизвестно кого.
— Вам тут не хватает компьютера? Вот у Брейвика он есть, с выходом в Интернет...
— Здесь это невозможно, потому про это не думаю даже. На воле я занимался программированием, играл в компьютерные игры.
— На УДО (условно-досрочное освобождение) подавать будете по истечении 25 лет срока?
— Я об этом не думаю.
— Но если бы вдруг случилось чудо и вы освободились, чем бы занялись на воле?
— Сложный вопрос, потому что сейчас все кажется интересным на воле. В турпоход бы отправился. Я был в горах несколько раз. В Альпах. Мне очень понравилось.
— Я мечтаю в Альпы попасть. Вам повезло, что успели. А много нереализованного еще осталось?
— Достаточно. Хотелось бы, например, полетать в качестве пилота на самолете гражданской авиации. Честно говоря, я вообще хотел стать пилотом.
— К вере не пришли?
— Нет, я был и остаюсь атеистом. Во что верю? В науку, наверное. Хотя, думаю, впустую и этот ответ. Вообще если тебе что-то не приносит облегчения, то какой смысл в это верить?
— То есть ни во что не верите, выходит? А что происходит после смерти, повашему?
— Атеисты не думают про смерть, и я про нее не думаю. Поскольку смерть это прекращение жизни, то о ней и нечего думать. Надо о жизни думать. Стараться прожить жизнь максимально полно.
— Но ведь мысли о самоубийстве у вас были?
— Были, конечно. С чем они связаны? От жизни осталась у меня небольшая часть, которую надо чем-то заполнить. А ведь заполнить фактически ее нечем...
Ева МЕРКАЧЕВА.