Михаил ПОЛИЦЕЙМАКО: «Я НИКОГДА НЕ БЫЛ ШИБАНУТЫМ РЕБЕНКОМ»
Династии в актерском мире — скорее правило, чем исключение. Популярный актер театра и кино Михаил Полицеймако и не скрывает, что его судьба была предрешена практически с рождения. Ведь его отец — легендарный Семен Фарада, мама — Марина Полицеймако, старожил Театра на Таганке, дедушка — народный артист СССР, актер питерского БДТ Виталий Полицеймако, бабушка — артистка Ленинградской филармонии Евгения Фиш. О своей семье и о работе Михаил рассказал нашему корреспонденту.
— Правда, что вы с детства пристально следили за карьерой матери, обучались тайнам мастерства у дедушки, не пропускали ни одного фильма с участием отца?
— Я рос в актерской семье и просто видел это. Что значит «следил»? Дедушку я не застал, знаю его только по видео. А что касается мамы и папы — ну да, детство прошло в Театре на Таганке, смотрел их спектакли, был с папой на съемках. Но я не могу сказать, что был таким шибанутым ребенком, который занимался актерским мастерством с восьми лет. Я все-таки любил играть в футбол и гулять с ребятами. Просто я рос в этой актерской атмосфере.
— Вы упомянули футбол, не было мечты стать футболистом?
— Нет, я не думал, что стану футболистом. Я уже тогда понимал, что профессионально футболом лучше заниматься с пяти-шести лет. А у меня это было на уровне любительском. Но меня именно папа приучил к футболу. Папа играл много за Бауманский институт, он же МВТУ имени Баумана окончил. И я с детства тоже много играл во дворе. Потом папа выступал за актерскую футбольную команду «Старко». Я даже с ним там пару раз поиграл, будучи студентом ГИТИСа.
— Какое у вас первое воспоминание о папе?
— Оч е н ь мно г о в о с п о мин а н и й . В детстве папа все время находился со мной рядом. И я очень любил с ним ездить на концерты в воинские части, на яичные и молочные фабрики. Было ощущение, что я еду с папой на работу. В театре всем аплодировали, а тут только ему одному. И потом он очень много импровизировал в зависимости от того, в какое место приехал. Его выступления никогда не были стандартными.
— Вы что-то переняли у него в этом плане?
— Сложно сказать, у меня немножечко другая судьба. Папа не имел актерского образования, а я окончил ГИТИС. Потом я с эстрады ничего не читал. Вспомните его участие в программе «Вокруг смеха», его концерты. Я от этого достаточно далек. Я театральный актер. Но перенять — перенял, конечно, на генетическом уровне.
— Он был очень известным человеком, как эта известность отражалась на вас?
— Не думаю, что как-то негативно. Мне просто было иногда обидно, что папа мало времени со мной проводил, потому что поклонники, зрители, коллеги… При актерской работе родителей их дети очень голодные до внимания. Я, например, сейчас это ощущаю на своих детях. Два дня меня не было, прилетел, они просто не отходят от меня.
— Каким Семен Фарада был в семье, как он вас воспитывал?
— Поскольку я у него единственный ребенок, он очень меня баловал. Я не помню ни одного момента, когда бы он меня ругал. Меня больше ругала мама за двойки, за прогулы музыкальной школы. Просто папа был счастлив, что в сорок два года стал отцом. Самый большой кайф, когда мы с папой куда-то ехали. Я точно знал — это будет круто, и никто меня не станет ругать.
— Какие черты в вас от него?
— Об этом должны сказать люди, которые видят меня со стороны. Единственное, могу сказать, чему я научился у папы — это точности. Он всегда и все делал точно. У него был календарь, на который он записывал свой распорядок дня. И я то же самое делаю в телефоне. Для меня большая трагедия, когда я подвел человека или опоздал. Вот это у меня, конечно, от папы.
— Вы сами так же воспитываете детей, как и он вас?
— Нет, немножко по-другому. Просто я же воспитываю троих. А он воспитывал одного. Если бы у меня был один ребенок, я бы, наверное, воспитывал его как папа. А тут, поскольку у меня банда (в хорошем смысле этого слова), то в каких-то моментах я чаще строг. Девчонки Эмилия и София у меня одного возраста, а вот сын Никита в этом году уже поступает в институт. Он взрослый человек, с ним уже не посюсюкаешь. Потом ему будет хуже от этого. Ведь начало взрослой жизни — это всегда большая ответственность по отношению к себе. Если ты с мальчиком семнадцати-восемнадцати лет продолжаешь сюсюкаться и лелеять его, как в пятнадцать, то потом это все скажется на нем. Я делаю так, чтобы он не расслаблялся в начале пути. Потому что он выбрал такую же профессию, как я, дедушки и бабушки. Я, например, когда поступил, то первые два года вообще не помню. Я все время был в институте. Я там жил практически. И все это проходят. Самое главное — не пропустить этот момент научиться работать — пахать.
— Где сейчас учатся ваши дочки?
— Они учатся в Пушкинском лицее. Там и английский хороший, и другие гуманитарные науки. Одна перешла в шестой класс, другая в третий.
— Чем радуют?
— Многим радуют. Они занимаются вокалом в музыкальной школе имени Алексеева. В прошлом году старшая ездила на фестивали, в этом уже вместе с младшей получили призы за первые места на фестивале в Вене. Они достаточно бойкие девчонки. Конечно, я их за что-то ругаю, и еще я расстраиваюсь, когда думаю о том, в какой стране они будут жить. Хочу, чтобы они жили в каком-то мире, в спокойствии. То, что в последнее время происходит, меня немного пугает.
— Вы сказали, что иногда ругаете детей, а вас самого сегодня кто-то ругает?
— Меня мама может ругать. Может пожурить жена. Тетя, которой восемьдесят один год, как и моей маме, может позвонить из Израиля и поругать за что-нибудь.
— Дома вы только отдыхаете или занимаетесь каким-нибудь творчеством?
— Творчеством не занимаюсь. Но прошу свою супругу перед премьерой поучить со мной текст. Дома есть огромное количество домашних, бытовых дел. Я практически не готовлю, но занимаюсь бытом, покупаю продукты, как ответственный муж и семьянин. Прихожу домой и не падаю на кровать, говоря: «Кормите меня! Раздевайте меня! Мойте меня!» У нас у каждого есть обязанности. Конечно, на Ларе полностью дом, но банально вынести мусор, пропылесосить — это я могу. Правда, с детства у меня руки-крюки. Никогда ничего не мастерил, не прибивал, не пришивал.
— Некоторое время назад вы похудели. Ради роли или сами захотели?
— Ради здоровья. С годами организм тебе говорит, что уже тяжело носить на себе этот рюкзак — лишний вес. Лет девять я пытаюсь как-то бороться с лишним весом. И намного лучше себя чувствую. Но это ежедневная работа. Зарядка и тренажер. Десять километров пешком. А еще, когда я отдыхал в Болгарии, купил себе скандинавские палки для ходьбы, вот это очень классная вещь!
— Вы много работали и работаете на телевидении, чем вас это привлекает?
— Я всегда хотел работать на телевидении, еще с института. Были сначала не очень удачные пробы, потом получше. Телевидение — это тоже определенная школа: школа импровизации, секундного принятия решения. В театре ты играешь кого-то, а здесь — самого себя. Я не знаю, что будет дальше, может быть, роботы начнут вести программы, но сейчас это интересно.
— Театр и кино... Что вы ставите для себя на первое место и почему?
— Я не могу так сказать, что важнее. Все зависит от материала. Но мне кажется, если актер не играет в театре, то он не актер. Потому что театр — это школа. Без театра не бывает никакого искусства, которое связано с игрой. Сейчас появляются люди, которые снимаются только в кино. Для меня это немного странно, потому что актерскую профессию прежде всего дают подмостки. А кино — это определенная специфика. Есть такая история: если ты красивый и молодой, то можешь сниматься в кино. По-моему, это большое заблуждение, потому что получается не кино, а какой-то показ мод. Это не имеет никакого отношения к искусству. Если в кадре требуется красивый парень или девушка, они должны учиться в театральном институте и играть дипломные спектакли.
— Вы тщеславный человек?
— Не могу сказать, что я тщеславный. Сразу вспоминаю высказывание Булата Шалвовича Окуджавы: «Когда мне кажется, что я гениальный, я иду мыть посуду». Мне кажется, вот так нужно жить. Поскромнее в жизни и поярче на сцене и в кадре.
Виталий БРОДЗКИЙ.