«У КАЖДОГО МГНОВЕНЬЯ СВОЙ КОБЗОН»
30 августа прошлого года ушел из жизни уникальный певец
Так сложилось, что я готовил последнее интервью Иосифа Кобзона: к 80-летию певца канал «Россия 1» записывал свою авторскую программу «Семейный альбом» с Иосифом & Нинель Кобзон у них в загородном доме. А через год наш общий знакомый, дававший комментарий к запискам про «Машину времени», спросил меня, почему, мол, книги про Градского и Макаревича выходят, а про Кобзона — нет, что, дескать, «западло»? Нет, ответил я, просто и так есть детальная автобиография, и мы с ИД, между прочим, обсуждали выход той книги в прямом эфире на канале «Москва 24». Через пару недель мне прислали для публикации архивные фото, и я решил: почему бы и нет? Пусть будет еще одна книга. Назвал «Свой Кобзон».
Мне Иосиф Давыдович рассказывал, что поссорился с Пугачевой и Жванецким из-за одной из книг, написанных от его имени:
«Я доверительно разговаривал с журналистом, который обещал мне, когда будет сверстана книга, познакомить меня с ней… Не показал. И запустил ее. И мои коллеги, естественно, обиделись. А потом мне моя любимая жена сказала: ну зачем ты их трогал? Я говорю, ну почему нас нельзя трогать? Значит, мы вообще неприкасаемые какие-то? Ну, нельзя говорить о наших недостатках. У нас же они есть. Это вполне естественно. А вот когда говорят люди, которым ты доверяешь, о том, что ты что-то делаешь в этой жизни неправильно, чтото не так делаешь, ну, хотя бы задумаешься. Действительно, может быть, он, так сказать, оговорил меня и так далее… У меня было основание обидеться и на Аллу Борисовну, которая сказала обидное в свое время. Это было в конце 80-х… Когда у нее спросили, как она относится к тому, что многие творческие работники пошли в политику, она сказала: если вы имеете в виду Кобзона, то, может быть, ему и пора, а я пока попою…
Она навсегда останется Пугачевой.
Она вписала свое имя в антологию песенную, в историю песенную, в летопись. Она была и остается Примадонной, самой популярной певицей. Этого у нее никто никогда не отнимет».
■■■
ИД недолюбливал нашего братажурналиста. С Дмитрием Быковым у него были разборки, а одному моему коллеге так и вообще обещал «морду набить» (настаивал, чтобы эта угроза осталась в интервью).
Говорил мне: «Вы знаете, я не люблю сегодня журналистику».
Уточняю: «А когда любили?» Объяснил: «У меня очень много друзейжурналистов… Тимур Гайдар, царство небесное. Генрих Боровик, Леонид Миронов, Леонид Золотаревский. У меня очень много друзей-журналистов. И я с удовольствием с ними общаюсь. С ними интересно. Есть те, которые стали журналистами по долгу совести и чести. Вот эти журналисты, особенно фронтовые журналисты, они всегда вызывали у меня глубочайшее уважение. Не те, которые по площадям, по проспекту Сахарова или там по другим площадям ходят. Нет, не эти журналисты… Они сейчас все ангажированные. Они все выполняют заказы. Они не пишут по наитию своему».
Я пытался полемизировать: «Между прочим, разные есть. Некоторые пишут и по наитию».
Кобзон парировал: «Но вы же сами говорите, произносите слово «некоторые». А я говорю про тенденции».
Короче, сложный он был собеседник. С начала 90-х до финальной в его жизни ТВбеседы я записал с ним десятки интервью. И ни разу он не ответил мне на самый интригующий вопрос: почему планировал в Афганистане покончить жизнь самоубийством? Теперь не расскажет… Да, поскольку сам певец уже не расскажет про себя и других, я для книги «Свой Кобзон» попросил поделиться воспоминаниями своих знакомых и финальный раздел так и назвал: «Их Кобзон».
Информация к размышлению №1.
«У каждого мгновенья — свой Кобзон» кто-то пошутил очень-очень давно. Мои относятся ко времени, когда два молодых исполнителя, как потом выяснилось, дуэт Кобзон и Кохно, частенько попадались мне в лифте нашего дома. Замечательного дома по улице Огарева, 13.
Так уж «фишка легла», но после розыгрыша номеров квартир (дом кооперативный) в нашем «стояке», если смотреть с 11го этажа этажаа и вниз, таким образом, поселились композиторы-песенники: композииторы-песеннники: 11-й этаж — Людмила Лядова, Ляядова, 10-й — Оскар Фельцман, 7-й — Аркадий Аркаддий Островский, ОстровсОстровский, 6-й — Константин Листов, 5-й — Эдуард Колмановский. Отличительная черта нашего дома, который кто-то метко назвал домом ста роялей, — удивительно хорошая слышимость. «Приходите ко мне в гости слушать музыку соседа» — это очень правдивая шутка Сигизмунда Абрамовича Каца, замечательного композитора и острослова, появилась в доме вскоре после того, как эти «сто роялей» объединились под одной крышей. Конечно, в нашей квартире не было слышно экзерсисов ни Лядовой, ни Фельцмана. А вот все песни Островского и Колмановского звучали и у нас.
Их не слышал только мой дед композитор Листов. Он получил контузию в Гражданскую войну и во время своей работы просто отключал слуховой аппарат.
А я, тогда школьница, все отлично слышала. Песни соседи писали потрясающие, и они быстро ложились на слух и память.
Таким образом, голос дуэта, а потом и соло Иосифа Давидовича я слышала, позволю себе сказать, раньше всех слушателей. В то время были популярны авторские концерты композиторов со своими исполнителями.
Артисты перед концертами репетировали всю программу с авторами, разучивали новые песни. Я часто себя ловлю на том, что помню эти репертуары наизусть. В те далекие времена у исполнителей не было права на единоличное исполнение песни. Особенно популярные, полюбившиеся слушателям, пели самые разные исполнители. И широко известные, и не очень.
Информация к размышлению №2.
Кобзон в то время никогда не исполнял песни моего деда. Его репертуар состоял из песен других, более молодых соседей. И, конечно, песен Александры Николаевны Пахмутовой и Николая Николаевича Добронравова. Он был певец комсомольских строек, покорения космоса — того бурного и яркого для молодежи времени. Кстати, тогда ведь были в силе, хоть и не очень молодые, корифеи эстрады — Леонид Утесов и Клавдия Шульженко. Вот у них был свой репертуар, и молодые исполнители не смели что-либо петь из него. Во всяком случае, в открытых концертах.
Информация к размышлению №3.
Шли годы. Уходили корифеи, маяки советской эстрады… И вдруг я слышу в исполне
нии Иосифа Давидовича «В парке Чаир», «Если любишь», «В землянке». Он очень деликатно подошел к исполнению старых, но живущих и поныне песен. Исполнил их по-своему, но так, что они стали жить новой жизнью. И последнее.
Слава богу, живут и творят Пахмутова и Добронравов — авторы, без которых не было бы эпохи Кобзона-артиста.
Не стоит забывать великие имена композиторов и поэтов, чьими произведениями был богат репертуар Иосифа Давыдовича. Да, ушел неповторимый, мощный Артист. Кому-то он не близок, но отрицать его значение в нашей культуре — значит отрицать ее огромный музыкальный пласт.
У каждого мгновенья — свой Кобзон. Татьяна Мукусева, театровед, жена Владимира Мукусева.
■■■
В моем восприятии Иосиф Кобзон всегда был неординарным артистом и весьма противоречивой личностью, сочетавшей в характере доброту и жесткость, гибкость и принципиальность…
Видела его на репетиции авторского концерта украинского композитора Вадима Ильина, песни которого (самая известная — «Колодязний журавель», написанная в содружестве с поэтом Юрием Рыбчинским) входили в репертуар Кобзона.
Иосиф Давыдович репетировал в сопровождении Национального президентского оркестра Украины. Контакт с этим коллективом у певца не складывался. Кобзон напевал то одному музыканту, то другому, как должна звучать его партия. Но воспроизведенное опять не устраивало требовательного московского гостя.
В конце концов как-то спелись, а после репетиции Иосиф Давыдович промолвил: «Жаль, что Евсюкова с собой не взял». Любил артист своих верных и тонко чувствующих музыку и его манеру исполнения аккомпаниаторов — Алексея Евсюкова и Левона Оганезова.
Однако на другом концерте в том же дворце «Украина» Кобзона не спасла даже виртуозная игра приехавшего вместе с ним Евсюкова. На концерте по случаю очередной годовщины провозглашения независимости Украины угораздило Кобзона спеть песню… «Украина ненька — матушка Россия» Александра Морозова и Анатолия Поперечного.
В обычных киевских концертах эта песня уже звучала и воспринималась публикой нормально. На том же, правительственном концерте слушатели присутствовали специфические — депутаты Верховной рады, писатели и другие «ультрапатриоты». Поэтому гастролера освистали и долго кричали ему: «Ганьба!» («Позор!»).
Однако Кобзон держался уверенно. Со сцены он не ушел и напоследок исполнил другую песню — об одной Украине. Она так и называется: «Одна-єдина».
Кстати, ее написал тоже российский композитор, уроженец Винницкой области Александр Морозов на стихи украинского поэта Вадима Крищенко. Зал бурно аплодировал артисту. Но режиссер-постановщик официальных концертов во дворце «Украина» Борис Шарварко больше Кобзона не приглашал. Как бы чего не вышло…
Я не раз задавалась вопросом, почему такой правильный и дисциплинированный Иосиф Давыдович выкинул тогда такой фортель? До сих пор не знаю ответа.
Не верю, что он не мог спрогнозировать реакцию на свой поступок. Может быть, решил таким образом выразить свое очень личное отношение к независимости Украины и границам между двумя родными для него странами.
Остается только гадать…
Татьяна Кроп,
Вместо P.S.
Однажды я честно признался своему визави: «Я когда вижу вас на сцене, думаю про себя: если бы Кобзону не платили, он все равно бы выходил. Более того, он сам бы приплачивал».
И вот что ответил Кобзон: «Абсолютно… Когда я стал петь по два, по три сольных концерта в день, мне говорили, ну что же, такая жажда зарабатывать деньги. Они не понимали. Тогда еще было такое понятие, которое со временем исчезло, — шефские концерты… для студенчества, для воинов, бесплатные концерты. Но удовольствие мы получали от того, что мы общались. Вот просто приходили попеть».
И я верю, так и было.