ВСЕ ПО БОМБЕ ХОДИМ!
Накануне 70-летия испытания первого советского атомного оружия мы побывали в месте, где оно создавалось
Ядерная война. Ее угроза до недавних пор казалась нереальной. Но вот отдельные зарубежные политики стали делать опасные заявления и даже пересчитывают ядерный арсенал стран, видимо, забывая про то, что в такой войне победителей быть не может. Мы решили напомнить им об этом и о том, как советские ученые создавали первую атомную бомбу РДС-1, чтобы создать ядерный щит и ликвидировать атомную монополию США. Мы побывали в легендарной «Лаборатории №2» (ныне НИЦ «Курчатовский институт» в Москве). Наш журналист спустилась в подземелье, где находится первый в Евразии реактор Ф-1, который... не списан и еще может быть запущен.
29 августа 1949 года в 4 часа утра по московскому времени на Семипалатинском полигоне было испытано первое атомное оружие Союза. После этого на многие последующие годы стабилизирована международная обстановка и предотвращены возможные крупномасштабные военные конфликты.
Секреты «Лаборатории №2»
Именно здесь «родилась» советская ядерная бомба. Здесь до сих пор находится в рабочем состоянии реактор, запущенный Игорем Курчатовым еще в 1946 году.
Железные ворота распахиваются, и мы внутри Национального исследовательского центра. Да тут целый городок с аллеями, и лабораториями, и беседками, окруженными участком леса. А какой необычайной красоты и в каком многообразии тут цветут цветы!
Полвека назад здесь все было настолько засекречено, что никто не мог даже близко подойти к «площадке законсервированного строительства» и увидеть, что скрывается за забором. А с высоты птичьего полета институт выглядел как обычный жилой квартал.
— Мои родители работали здесь с 1944 года, — рассказывает моя сопровождающая Софья Воинова. — Режим особой секретности действовал как раз с этого времени и по 1953 год. Именно в этот период институт назвался «Лаборатория №2». Отделы именовались в основном по номерам (1, 2 и т.д.) и по буквам («К», «Д»). Те же, что все-таки имели стандартное название, вводили в заблуждение — к примеру, отдел оптических приборов никакой оптикой не занимался, а работал над реактором. Все сотрудники были засекречены, некоторых круглосуточно (!) сопровождали прикрепленные работники органов госбезопасности. Ученые, сидящие в соседних комнатах, не знали, кто из них чем занимается. Ну и, разумеется, дома запрещалось говорить о работе.
— Я выросла в такой семье, — продолжает Софья Евгеньевна, — где ни мама, ни отец никогда не упоминали даже вскользь тему науки. Но вся эта сверхсекретность позволила сделать сюрприз для Америки в августе 1949 года. Там обнаружили, что мы создали и испытали бомбу, только по содержанию радионуклидов.
Тельняшка и аптечка богатыря Курчатова
Надо ли говорить, что в научном центре повсюду «витает дух» Игоря Курчатова? Когда он приехал сюда из Ленинграда, чтобы начать работы по созданию атомной бомбы, ему было всего 40 лет.
— Красивый, статный, настоящий богатырь, — вспоминали сотрудники-старожилы. — И с каким чувством юмора!
В мемориальном кабинете Курчатова сотрудники музея Курчатовского института бережно собрали все воспоминания о нем и его жизни, а она (жизнь) не мыслилась без работы. Так что это кабинет еще и истории создания ядерной бомбы.
— Обратите внимание на книгу на его столе, — говорит Софья Евгеньевна. — «Атомная энергия Смита», 1946 год. Уникальное издание, а фамилия Смит — американская собирательная, как у нас Иванов, Петров, Сидоров. Секретный отчет, который по заданию американского правительства сделал американский ученый после взрывов в Хиросиме и Нагасаки. В «Лаборатории №2» его перевели. Оттуда многое можно было почерпнуть...
В кабинете есть аптечка Курчатова. Это целый чемоданчик, наполненный лекарствами, который он возил с собой. Конечно, постоянный стресс от руководства всем грандиозным атомным проектом здоровья ему не прибавлял. Тельняшка Курчатова, с которой он не расставался, — знак того, что он всегда любил море и занимался во время войны размагничиванием кораблей. Валенки и портфель ученого выглядят так, будто хозяин только оставил их у порога кабинета.
Как бы гениален ни был Курчатов, но сделать бомбу без команды советских ученых, инженеров, разведчиков в такие короткие сроки он бы не смог. И вот она — осталась здесь навсегда в виде портретов великих ученых.
— В свое время он получил неограниченные полномочия в привлечении специалистов, — говорит Софья Евгеньевна. — По его запросу могли вызвать ученых, инженеров, рабочих с фронта, из эвакуации и даже из лагерей. В итоге он собрал фантастическую команду! Приведу несколько цифр. Для начала работ нашим ученым было выделено: один грамм радия, 20 килограммов урана, 500 килограммов цветных металлов, 2 токарных станка, 30 тысяч рублей, 10 квартир и 500 квадратных метров помещения. К концу 1944 года в «Лаборатории №2» работало всего около 100 человек, включая водителей и кочегара. Для сравнения — в это же время в США в Манхэттенском проекте было задействовано кроме ведущих физиков, бежавших из воюющей Европы, 130 тысяч рабочих и инженеров и около 200 миллиардов долларов (в нынешних ценах).
Научные секреты Лубянки
Документы, документы... все они свидетельства не только того, как создавалось ядерное оружие у нас, но и происходившего за рубежом.
Наш обозреватель прикоснулась к реактору.
В конце 1941 года солдат Георгий Флеров (до войны сотрудник лаборатории ЛФТИ Курчатова) пишет письма Сталину о том, что срочно нужно возобновить работы по созданию атомной бомбы (они велись еще с 1930-х годов, но были прерваны Великой Отечественной войной). Флеров был физиком, а вывод о том, что медлить нельзя, он сделал после того, как обнаружил — из всех зарубежных журналов пропала любая информация об атомной теме. Его письма давно опубликованы, в отличие от черновика письма Берии Сталину, где говорится о том же. Его рассекретили недавно и передали в Курчатовский институт для выставки, посвященной 70-летию испытания советской бомбы, которая откроется в ближайшее время.
Письмо написано ручкой, но есть кое-где вставки, сделанные карандашом, перечеркнутые строчки.
«Сов. секретно. Проект. Товарищу Сталину.
С целью получения нового источника энергии в ряде капиталистических стран в связи с проводимыми работами по расщеплению атомного ядра было начато изучение вопроса использования атомной энергии в военных целях. В 1939 году во Франции, Англии, США и Германии развернулась интенсивная научно-исследовательская работа по разработке метода применения урана для новых взрывчатых веществ. Эти работы ведутся в условиях большой секретности...»
Курчатов пользовался некоторыми теоретическими, расчетными и конструкторскими наработками американцев. По каналам научно-технической разведки НКВД документы попадали прямо к Игорю Васильевичу. У него даже была своя комната на Лубянке, где он изучал добытые материалы и формулировал интересующие его вопросы на будущее. Недооценивать роль разведки в вопросе ускорения советского ядерного проекта нельзя. Точно так же, как и нельзя отводить ей решающую роль. Получаемые от разведки сведения тщательно анализировались Курчатовым с коллегами и, безусловно, оказались полезными в корректировке направлений исследований, в каких-то вопросах уберегли от ошибок.
Вот что писал Курчатов в том же марте 1943 года: «Материал… дал возможность получить весьма важные ориентиры для нашего научного исследования, миновать многие весьма трудоемкие фазы разработки проблемы и узнать о новых научных и технических путях ее разрешения».
«Не волнуйтесь, сейчас тут нет радиации»
Главный исторический свидетель — реактор Ф1. Мы направляемся к нему.
— На этом месте в 1943 году стояла армейская палатка, где работали ученые, — рассказывает Константин. — А потом появилось вот это ничем не примечательное здание. Оно первое у «Лаборатории №2». Окна позже заложили кирпичом, чтобы была защита от радиации (Москва ведь разрасталась, жилые дома подходили все ближе к этому месту). Но вы не волнуйтесь, сейчас тут радиации нет.
Про радиацию думать не хочется, особенно когда спускаешься в подземелье. Реактор Ф-1 там, в шахте, на глубине 10 метров. К сведению, собирали круглосуточно и вручную... Нужно было спешить.
Проход к реактору сделан так, что ты идешь по некой спирали. Это для того, чтобы в случае взрыва не было «прямого прострела», чтобы погасить заряд.
— Была сооружена надежная биологическая защита: толстые бетонные стены, свинцовые и чугунные устройства, — говорит Константин. — Установлены приборы внутреннего и внешнего дозиметрического контроля, дистанционное управление реактором.
Забыла сказать, что «котел» (так называли в документах реактор для секретности) по форме напоминает огромную сферу. Всего были собраны четыре такие сферы, пока не получили в реакторе управляемую цепную реакцию.
Ученые наблюдали за ходом реакции в специальный бинокль (чтобы близко не подходить). А потом моряки подарили им перископ с подводной лодки, в него смотреть стало еще удобнее. А сами стержни поднимали-опускали с помощью простой лебедки.
И вот я у реактора. Почти космический объект с завораживающими формами.
— Реактор 7 метров в высоту, ширина его больше 6 метров, — продолжает Константин. — При этом он полностью работоспособен.
Если бы не этот реактор, не случилось бы главного и не был бы 29 августа 1949 года на Семипалатинском испытательном полигоне в отдаленном степном районе Казахской ССР в 4 утра взорван первый советский ядерный заряд.
Передо мной снова документы. Один из них — докладная Курчатова на следующий день после испытания бомбы Сталину.
«Сов. секретно. Особой важности. Товарищу Сталину И.В.
Докладываю Вам, Товарищ Сталин, что усилиями большого коллектива советских ученых, конструкторов, инженеров... ваше задание создать советскую атомную бомбу выполнено...
Курчатов описывает, как все было, в подробных деталях: «Точно в назначенный момент взрыва в месте установленной атомной бомбы (на 30-метровой стальной башне в центре полигона) произошла вспышка атомного взрыва, во много раз превышающая по своей яркости яркость солнца. В течение 3/4 секунды вспышка приняла форму полушария, увеличивающегося до размеров 400–500 метров в диаметре. Одновременно образовалось взрывное облако, достигшее в течение 2–3 минут высоты нескольких километров... Зарево взрыва было видно, а грохот ударной волны был слышен наблюдающими очевидцами, находившимися от места взрыва на расстоянии 60–70 километров...»