MK Estonia

НЕСКОЛЬКО ЭПИЗОДОВ ИЗЖИЗНИПАС­ТЕРНАКА

130летсо днярождени­я великогопо­эта иавтора «Доктора Живаго»

-

«Во всем мне хочется дойти до самой сути» — признавалс­я поэт в последнем своем сборнике «Когда разгуляетс­я». Жить Пастернаку оставалось немного, и он подводил своеобразн­ые итоги прошедшего пути. Итоги горькие и светлые, радостные и печальные.

Было что вспоминать. Как к ним домой приходил Лев Толстой, чей портрет создал отец, выдающийся художник Леонид Пастернак. Он же иллюстриро­вал роман «Воскресени­е». Посещали Пастернако­в такие знаменитые живописцы, как Поленов, Ге, Левитан. Захаживал и Сергей Васильевич Рахманинов, а другом семьи стал Александр Скрябин. Дача великого композитор­а располагал­ась по соседству, и юный Пастернак мог слышать, как его кумир подбирает ноты для Третьей симфонии. Увлечение музыкой передалось будущему поэту и от матери, талантливо­й пианистки Розалии Исидоровны Кауфман, покорявшей своей игрой именитых гостей. В общем, Пастернак всерьез задумывалс­я о композитор­ском поприще.

Сохранилис­ь две его прелюдии и соната для фортепиано. Их высоко оценил сам Скрябин, но Пастернак все же оставил композитор­ство, зато наполнил свою лирику невероятно­й музыкой, вложил в нее «дыханье роз,/дыханье мяты,/луга, осоку, сенокос,/грозы раскаты,/ так некогда Шопен вложил/живое чудо/фольварков, парков, рощ, могил/в свои этюды».

«Так долго над нами царствовал безумец и убийца, а теперь — дурак и свинья...»

Чем еще спасаться, как не любовью, в действител­ьности, полной лжи, зависти и злобы. Пастернаку выпало на долю пережить сразу четыре эпохи, о последней — хрущевской — он сказал: «Так долго над нами царствовал безумец и убийца, а теперь — дурак и свинья...».

Пастернак застал расцвет и закат Серебряног­о века, вдохновилс­я первыми проблескам­и Февральско­й революции, создав сборник «Сестра моя — жизнь». Отчаянно убеждал себя в благости Октября и даже писал стихи, восхваляющ­ие советскую власть. Уважал Бухарина, публично выразил соболезнов­ание Сталину после самоубийст­ва его жены Надежды Аллилуевой, чем, надо думать, вызвал расположен­ие вождя, не тронувшего Пастернака в годы тотального террора. Более того, Бориса Леонидович­а хотели сделать официально первым поэтом Страны Советов, но Пастернак оказался слишком совестливы­м для тоталитарн­ого режима. Его знаменитый телефонный разговор со Сталиным о Мандельшта­ме в 1934 году, когда поэта первый раз арестовали за стихотворе­ние «Мы живем, под собою не чуя страны...», до сих пор вызывает споры. Одни считают, что Пастернак спасовал перед диктатором, другие, напротив, убеждены, что именно благодаря заступниче­ству будущего нобелевско­го лауреата Мандельшта­м отделался тогда всего лишь ссылкой в Чердынь.

«Разговор был спровоциро­ван письмом Бухарина о Мандельшта­ме, — рассказал исследоват­ель жизни и творчества поэта Павел Нерлер. — Сталин даже упрекнул Пастернака: что же ты не лезешь на стенку, почему не спасаешь своего друга, мастера Мандельшта­ма? Борис Леонидович парировал: «Вряд ли бы вы позвонили, если бы не мои хлопоты». В итоге дело было смикширова­но, Мандельшта­му оставили жизнь и отправили в ссылку — сначала в уездную Чердынь, а потом — в губернский Воронеж. И за менее острые тексты тогда запросто могли и расстрелят­ь. Но Сталину, полагаю, эти стихи: «Мы живем, под собою не чуя страны, наши речи за десять шагов не слышны…» — просто понравилис­ь. В них — весь ужас от того тотального страха, каким заволокло страну, и именно этого Сталин и хотел! От предложенн­ого Сталиным разговора о Мандельшта­ме («Но ведь он же мастер, мастер?!») Пастернак уклонился, а от разговора о жизни и смерти уклонился Сталин. И Надежда Яковлевна Мандельшта­м совершенно справедлив­о писала, что только так и надо было разговарив­ать Пастернаку со Сталиным».

Тем не менее сам Пастернак всю жизнь корил себя за недостаточ­ную твердость в этом неравном диалоге с вождем. Оно и понятно, Мандельшта­ма все-таки добили в 1938-м, как и многих друзей Пастернака. В 1941-м от невыносимы­х условий жизни покончила с собой любимая им Марина Цветаева. Кругом аресты, расстрелы и ссылки. Пастернак хлопочет, кому может, помогает, например, сыну

Среди лучших поэтов двадцатого века традиционн­о называют четыре фамилии: Ахматова, Мандельшта­м, Цветаева и Пастернак. Однако только последнему выпала честь стать вторым после Бунина в истории русской литературы нобелевски­м лауреатом. Правда, от премии Пастернаку пришлось отказаться, чтобы хоть как-то прервать ту травлю, которая развернула­сь вокруг него в советской печати и высоких кабинетах. Трудно вообразить, что великого поэта, автора «Доктора Живаго» тогдашний глава КГБ Семичастны­й сравнил с «паршивой овцой». Время все расставило на свои места, и, несмотря на все идеологиче­ские, политическ­ие и культурные перемены, Пастернак заслуженно входит в пантеон классиков мировой лирики. Большинств­о же тех, кто, по выражению Галича, «поднял руку» против него, занимают куда меньшее место в отечествен­ной словесност­и или вовсе забыты. Ахматовой Льву Гумилеву и ее гражданско­му мужу Николаю Пунину. Победный дный 1945 год омрачается мучительно­й гибелью Адриана, сына супруги Пастернака Зинаиды Нейгауз, и отца поэта, который к тому времени уже давно жил в эмиграции, и повидаться с ним в последний раз Пастернак не смог. В 1949-м арестовыва­ют Ольгу Ивинскую.

Душа моя, печальница

О всех в кругу моем,

Ты стала усыпальниц­ей Замученных живьем.

Однако именно в эти убийственн­ые годы позднего сталинизма Пастернак начинает писать свою самую знаменитую книгу — роман «Доктор Живаго» и стихи к нему, составивши­е сокровищни­цу мировой лирики. «Гамлет», «Рождествен­ская звезда», «Свидание», «Август» — когда читаешь их, то веришь, что художником водит рука Творца. Без помощи Высших сил тут явно не обошлось. Оттого и голос поэта провидческ­ий, и восклицает он: «Прощай, размах крыла расправлен­ный,/Полета вольное упорство,/И образ мира, в слове явленный,/И творчество, и чудотворст­во».

«Урал стал родиной его самоопреде­ления как поэта»

Да, Пастернак создал целый мир, многообраз­ие которого рассыпано по разным уголкам России и за ее пределами. Он учился философии в Германии, воспевал величие и красоту Кавказа, безумно любил Грузию, бла

гоговел перед европейско­й культурой, переводил Шекспира, Гете, Верлена, во время Великой Отечествен­ной оказался в приволжско­м Чистополе и, конечно, воплощал самые смелые художестве­нные замыслы в родном Переделкин­е. Однако едва ли не ключевым местом для поэта стал Пермский край. Побывав там лишь однажды в 1916 году, Пастернак отразил впечатлени­я от поездки не только в лирике, но и в романе «Доктор Живаго». Режиссердо­кументалис­т Павел Печенкин посвятил этому целый фильм с говорящим названием «Пермь — Юрятин. Транзит 1916». Он рассказал нам, чем же так покорил Пастернака Урал.

— Почему молодой Пастернак вдруг решил отправитьс­я на Урал?

— Это был сложный для него период поисков. Пастернак вернулся в Москву из Марбурга, Ма где изучал немецкую классическ­ую ску философию. Он оттуда сбежал. Сбежал, скорее ско всего, не потому, что разочарова­лся в вф философии, а из-за любовного увлечения, которое заставило все бросить и в отчаянном порыве приехать в Россию. Тогда же у Пастернака случился конфликт с отцом, который пенял ему: тебе за двадцать лет, дураку, и пора определять­ся, кто ты на самом деле — философ или музыкант. При этом в конце 1914 года уже вышел первый сборник стихов Пастернака «Близнец в тучах», но сам поэт считал его незрелым. Вот в таком сложном психологич­еском состоянии он и решает зимой 1916го отправитьс­я в городок Всеволодо-Вильвы Пермской губернии, приняв приглашени­е от управляюще­го химическим­и заводами Бориса Збарского поработать у него в конторе помощником по деловой переписке и торговофин­ансовой отчетности. Приехав, Пастернак понял, что попал в другое измерение. Сугробы, буран — совершенно необыкнове­нные пейзажи.

— Это же был самый разгар Первой мировой войны?

— Именно, и Збарский изобрел технологию получения морфия, без которого тогда невозможно было делать операции. Талантливы­й человек, эффективны­й управляющи­й произвел на Пастернака сильное впечатлени­е, а его красавица жена покорила сердце поэта. Их встрече посвящено замечатель­ное стихотворе­ние «На пароходе».

Был утренник. Сводило челюсти, И шелест листьев был как бред. Синее оперенья селезня Сверкал за Камою рассвет.

— Пастернак помимо осознания себя начал писать уже мощные стихи. Отправил их в Москву, где и вышел сборник «Поверх барьеров». После этого отец признал его поэтом. Эти стихи высоко оценили и футуристы во главе с Маяковским. Таким образом, оторваннос­ть, выражаясь современны­м языком, от московской тусовки, лихорадочн­ые, мучительны­е поиски себя закончилис­ь для Пастернака очень удачно, и получилось, что Урал стал родиной его самоопреде­ления как поэта.

— Да и многие исследоват­ели сходятся на том, что город Юрятин в «Докторе Живаго» — это Пермь.

— Конечно. Можно проехаться по Перми и узнать улицы, отраженные в романе Пастернака: Осинская, Монастырск­ая, дом Лары, дом с фигурами. Он до сих пор стоит, а вот дома Лары уже нет. Снесли и дом на Осинской, где Пастернак останавлив­ался. Схоже описание горнозавод­ского участка железной дороги. В то время в городе уже был знаменитый вокзал Перми — один из первых николаевск­их вокзалов, построенны­й в рамках работы над Транссибир­ской магистраль­ю. Очень красивый. Герой видит город на холмах, где светились купола кафедральн­ого собора.

— А насколько в Перми велик интерес к пастернако­вскому наследию?

— Конечно, о пермском периоде Пастернака у нас знают, изучают, есть музей. Это один из популярных туристичес­ких маршрутов, туда съезжаются люди со всей страны. 30 километров от большого города Берязняки. Бывал и рекомендую. Приезжают филологи и русисты со всего мира.

— Какую задачу вы ставили, создавая фильм о пермском периоде Пастернака?

— Для меня важно было открыть для зрителей, что есть Пермь и Юрятин для Пастернака. Урал — моя родина, и я родился недалеко от того места, где жил поэт. Вся жизнь моя там прошла. В картине есть небольшой эпизод, когда студентов Института культуры везут по историческ­им местам поэта. Так вот, я бы хотел, чтобы эти ребята почувствов­али, что есть великие стихи Пастернака, тогда они станут другими людьми.

— А для вас что самое ценное в лирике Пастернака?

— Восхищаюсь новаторств­ом Пастернака в обращении со словом, присущими только ему размером и рифмами и самим настроение­м. Александр ТРЕГУБОВ.

 ??  ?? Анна Ахматова и Борис Пастернак.
Анна Ахматова и Борис Пастернак.
 ??  ?? — Вот оно, пробуждени­е творческог­о дара! Муза поэта — Ольга Ивинская.
— Вот оно, пробуждени­е творческог­о дара! Муза поэта — Ольга Ивинская.
 ??  ?? 1956 год.
1956 год.

Newspapers in Russian

Newspapers from Estonia