КОСМИЧЕСКАЯ РУЛЕТКА
«Журналистов было шесть, а билет в космос всего один, и тот оказался без выигрыша»
60 лет назад, 7 марта 1960 года, в первый отряд космонавтов СССР были зачислены двенадцать человек. Изначально сверхсекретное подразделение именовалось как «1960» и «Группа ВВС №1». А впоследствии, в 1965-м, у главного конструктора Сергея Королева появилась идея отправить в космос одного из журналистов. Медицинскую комиссию для отбора в отряд космонавтов проходили спецкор «Комсомолки» Ярослав Голованов, корреспондент Всесоюзного радио Юрий Летунов и журналист «Красной звезды» Михаил Ребров. Но после внезапной смерти Сергея Королева это программа была свернута.
Спустя четверть века, на волне перестройки, Михаил Горбачев пообещал, что первым из пишущей братии увидит планету из космоса советский журналист-космонавт. На конкурсной основе из нескольких тысяч участников из разных регионов и изданий были отобраны шесть кандидатов.
О том, как проходили медицинский отбор и предполетная подготовка рассказал Павел Мухортов, который в 1989 году работал корреспондентом рижской газеты «Советская молодежь» и был отобран для полета в космос вместе с еще пятью журналистами.
«Могли оглохнуть от полученной баротравмы»
— Это был «второй крестовый поход» журналистов на империю космических ведомств и ее главного монополиста НПО «Энергия», — говорит Павел Мухортов. — Поводом послужил контракт между Главкосмосом и японской телекомпанией Ти-би-эс, которая за отправку своего корреспондента на международную космическую станцию «Мир» готова была выложить 20 миллионов долларов. Тут же встал вопрос о возможности обогнать конкурентов. Союз журналистов СССР срочно создал космическую комиссию и объявил о конкурсе среди наших корреспондентов, желающих попасть на станцию «Мир».
В апреле 1989 года стало известно о программе «Космос — детям» под эгидой газеты «Правда». У пишущей братии впервые появилась возможность попасть на орбиту, пройдя общенациональный отбор. Откликнулись несколько тысяч корреспондентов.
Я в то время работал в рижской газете «Советская молодежь», увлекался парапсихологией и уфологией, но космос казался мне самым загадочным. И тоже отправил на конкурс свою работу. Написал, что хочу понять, за что космонавты получают звание Героев и не опаснее ли летать на самолетах?.. Находясь в аномальной зоне на Урале, я загадал желание: пройти творческий конкурс и отбор в отряд космонавтов. И удивительно: через несколько недель, в сентябре 1989-го, в редакцию пришла телеграмма. В связи с проведением творческого конкурса меня приглашали посетить космодром Плесецк и написать об этом репортаж.
— Как проходил медицинский отбор? — Космическая комиссия Союза журналистов СССР из более чем 2,5 тысячи желающих отобрала и допустила до амбулаторного обследования, которое проходило в Институте медико-биологических проблем РАН (ИМБП), около 600 журналистов.
Больше всего запомнилась проба «Кука». Это испытание вестибулярного аппарата на вращающемся кресле. Минуту каждого из нас крутили в одну сторону, минуту — в другую. В это время по счету врача нужно было нагибаться и распрямляться, а также бодро отвечать на его вопросы. Потом медики отслеживали, насколько быстро твой организм восстанавливает пульс и давление. На этой пробе срезалось немало кандидатов.
А потом примерно тех 150 журналистов, кто прошел первичный отбор, вызвали в Москву для более глубоких исследований в стационаре. Полный цикл проверки занял около четырех недель. Но его пройти до конца суждено было лишь шестерым. В число счастливчиков вошли корреспондент газеты «Воздушный транспорт» Светлана Омельченко, молодой режиссер «Укртелефильма» Юрий Крикун, журналист «Литературной газеты» Валерий Шаров, ваш покорный слуга, а так
же корреспонденты газеты «Красная звезда» полковник Валерий Бабердин и подполковник Александр Андрюшков, которые проходили медицинское обследование в Центральном научно-исследовательском авиационном госпитале (ЦНИАГ).
— О некоторых медицинских пробах поведать сложно с психолого-этической точки зрения. Например, как рассказать о своих ощущениях, когда тебя пытаются проверить как «дееспособного» мужчину, или лезут передающими изображение трубообразными телекамерами во все отверстия, существующие в теле?! Из приятных проб запомнилось «общение» с аудиометрической японской машиной. Тест проходил в звукоизоляционной кабине, где от нас требовалось реагировать на звуки, являющиеся чуть ли ни нереальными.
«Выжить с минимальной активностью»
— В Центре подготовки космонавтов вы провели около двух лет. Изучали теорию полетов космических аппаратов, основы космической навигации, космическую медицину и множество других дисциплин. А какие из специальных тренировок вспоминаете чаще всего?
— Мы по 40–50 минут отсиживали в термокамере, которую называли «камерой пыток». Температура в ней достигала +60 градусов, а влажность — 30%. При этом у нас не должна была повыситься температура тела, и мы не должны были потерять сознание. На каждое испытание шли как на бой.
В общекосмическую подготовку входили также тренировки по выживанию. Мы выезжали в Заполярье. Это 67-я параллель. Помню, группа обеспечения доставила спускаемый аппарат к месту проведения занятий, капсулу нагрели до температуры +30 градусов, как это бывает при приземлении, когда она проходит на сверхскоростях сквозь плотные слои атмосферы. Облаченные в скафандры, мы едва протиснулись через узкий лаз внутрь капсулы, которая лежала на боку. Кресла оказались на потолке. Я заходил вторым — и долго не мог изловчиться и уместиться в объеме вдвое меньшем, чем салон старого «Запорожца». Третьего участника мы втаскивали сами, испытывая легкое беспокойство: как же нам затем удастся выбраться из этого стального плена?! Настоящим шоком стало, когда мы, полулежа-полусидя-полустоя, закрыли за собой гермолюк.
Вспомнили тогда драматическое приземление в 1976-м Вячеслава Зудова и Валерия Рождественского. Спускаемый аппарат с космонавтами угодил прямиком в озеро Тенгиз в Казахстане. Что удивительно, Валерий Рождественский был единственным в отряде космонавтов водолазом-глубоководником и инженером-кораблестроителем. Притянула, как говорится, родная стихия… Температура воздуха была минус 22 градуса. Озеро только из-за своей солености и шестибалльного шторма не покрылось льдом. Капсула оказалась перевернутой и полузатонувшей, а люк для выхода оказался под водой — его невозможно было открыть не только для выхода из спускаемого аппарата, но и для доступа свежего воздуха. Под водой оказались и антенны. Радиосигналов, посылаемых экипажем, никто не слышал. Поиски космонавтов затруднялись из-за шторма и стоящего тумана. Объем капсулы позволял дышать двум космонавтам в течение двух часов. Предусмотренный для очистки воздуха и для его насыщения кислородом регенератор имел запас работы на 5 часов. А просидеть в замкнутом пространстве космонавтам пришлось всю ночь — в общей сложности 12 часов!
Только утром, когда ветер чуть стих, туман рассеялся, к спускаемому аппарату подлетел вертолет Ми-6, зацепил «шарик» и дотянул его до суши. Никто уже не ожидал обнаружить членов экипажа живыми. Восторгу не было предела, когда Валерий Рождественский сам открыл люк…
А мы, «выживая» под Воркутой, покинув капсулу, начали строить в снегу убежище. В ход пошел трехствольный пистолет с прикладоммачете, который мог использоваться и как топор, и как лопатка. Его специально сделали для космических экипажей тульские мастера. Один из его стволов был предусмотрен под боевой патрон калибром 5,45, два остальных ствола были гладкоствольными — под охот
ничьи патроны и сигнальные ракеты. Работать старались очень медленно, так как знали: вспотеть в тундре означает очень быстро замерзнуть. Крышей для вырытой в снегу ямы стали сложенный в несколько слоев парашют спускаемого аппарата и медицинская накидка из НАЗ (носимого аварийного запаса) со специальной отражающей фольгой. Ночью мороз усилился до 45 градусов… Переночевали, выдержали. За 48 часов выживания в тундре каждый из нас потерял более 4 килограммов веса.
— Какие впечатления остались от знакомства с «Иван Иванычем»?
— Этот скафандр для выхода в открытый космос у меня ассоциировался с могилой. Он официально именовался «Орланом», но все называли его «Иван Иванычем». У него были железная голова и торс, несгибаемые руки и ноги. К нему нужно было привыкнуть чисто психологически. До сих пор помню, как впервые втискивался через проем в спине «Иван Иваныча» в его тело и конечности, а затем наглухо захлопнулась массивная дверь-ранец, и я оказался во власти тяжеловесного «рыцаря»…
Будущие выходы в открытый космос мы отрабатывали на точной копии космической станции, которая размещалась на глубине 12 метров на дне специального бассейна. Вес скафандра вместе со свинцовыми грузами для балансировки доходил до ста килограммов. Движения рук в скафандре были скованы, можно было свободно работать только кистями. В рабочем состоянии в скафандре поддерживалось избыточное давление — он был надут примерно в пол-атмосферы, словно резиновый мяч.
Открыв люк шлюзовой камеры, мы выбирались из станции наружу, имитируя в гидроневесомости выход в открытый космос. Костюм водяного охлаждения работал как радиатор, по сотне метров трубочек бежала вода. Но все равно было ощущение, что ты попал в термокамеру. От жары дыхание напоминало собачье… После минуты напряженной работы мы пару минут отдыхали.
— Находясь в Звездном, наверное, наслушались немало космических баек?
— Космонавты чаще всего вспоминали веселые истории. Например, о том, как Владимир Ляхов и Валерий Рюмин однажды разыграли ученых. Отправляясь на станцию, они тайно прихватили с собой в карманах скафандра контрабанду — огурец и апельсин. И в первом же репортаже показали Земле этот огурец, якобы выросший в станционной оранжерее. Ботаники не могли скрыть изумления: до того момента растение не давало даже завязи, а тут вырос целый огурец! Просили его не съедать, начали думать, как можно срочно доставить его на Землю… И лишь спустя неделю космонавты признались, что пошутили, показав ученым и апельсин.
Было дело, космонавты Владимир Коваленок и Александр Иванченков после ремонта видеомагнитофона забыли вытащить из него видеокассету с фильмом «Белое солнце пустыни». Через несколько часов, занимаясь обычной экспериментальной работой и на мгновение по ошибке включив какой-то тумблер на электрощитке, они услышали, что из всех динамиков станции раздалось громкое, показавшееся инопланетным приветствие: «Здорово, мужики!» Космонавты признавались, что даже побледнели, пока не вспомнили приветствие героя своего любимого фильма…
— Никто из вашей шестерки журналистов так и не попал на орбиту?
— Наша подготовка длилась два года. Мы сдали сотни экзаменов — по каждой системе космического корабля и орбитальной станции, по проводимым экспериментам и программе полета. Сдали государственные экзамены. Получили дипломы космонавтовисследователей. Но в 1991-м стало ясно, что деньги для отрасли важнее, чем заявить о первенстве полета нашего корреспондента. И быстро, за полгода, отправили в полет в качестве первого космического туриста и журналиста японского тележурналиста Тоехиро Акияму, взяв с японской телекомпании 20 миллионов долларов.
В 1992 году, когда начал разваливаться Советский Союз, нашу гуманитарную программу закрыли. Не стало ни СССР, ни космической комиссии Союза журналистов, ни Михаила Горбачева в президентах, который обещал нам полет.
Светлана САМОДЕЛОВА.