ВАЛЕРИЙ МЕЛАДЗЕ: «МЫ ВХОДИМ В ЭПОХУ ХАОСА»
Одному из главных мэтров российской эстрады — Валерию Меладзе — исполнилось 55 лет. Сам он старается этого не замечать, полон сил, энергии, новых идей и рад видеть на своих концертах молодых поклонников. Пользуясь случаем, «ЗД» поговорила с артистом о том, чему он научился на карантине, что делают с творчеством современные технологии и каково живется музыканту с мировоззрением ученого.
■ Валерий, с какими мыслями вы подошли к юбилею? Что для вас значат круглые даты?
■ Знаете, мне они безразличны, я так и не научился справлять дни рождения и не вижу в этом ничего страшного. Подведение итогов — это всегда немного грустная история, возрастная, а я не чувствую и не хочу чувствовать возрастных изменений. К тому же, когда собирается большая компания, многие друг друга не знают, люди разбиваются по кучкам. Чтобы всем было весело на празднике, нужен хороший тамада — вот это уже другое дело. (Смеется.)
■ На прожитые годы можно смотреть поразному, наблюдать движение творчества. Какие события за это время пошли по другому сценарию и что осталось неизменным? ■ Наше с Костей (Константином Меладзе. —
Прим. авт.) отношение к музыке, к своему делу осталось таким же. Если говорить об общих тенденциях, мне жаль, что количество в музыке сейчас побеждает качество. Возможно, конечно, хорошей музыки и не стало меньше, но в Сети ее столько, что очень сложно разглядеть драгоценные камни среди песка. Все это связано с развитием технологий, и здесь я бы провел параллель с журналистикой. Любой человек сегодня может открыть свой канал, говорить там все, что ему заблагорассудится, и порой это не имеет никакого отношения к истине, к объективной реальности, не несет никакого смысла. Такие люди зачастую просто ловят хайп или валяют дурака, привлекают к себе внимание, причем иногда за счет не самых приличных методов. Точно так же и в шоу-бизнесе: появилось очень много вещей, замешенных на клоунаде, эксцентрике, которые называют произведениями, хотя к музыке они не имеют никакого отношения. То, что происходит на музыкальных каналах, тоже все меньше связано с реальностью. Телевидение живет своей жизнью, а концертная индустрия — своей. Многие артисты активно выступают, гастролируют, но их нет на телеканалах и в радиоротациях, потому что они «не в формате».
■ Насколько важна роль телевидения, когда вся информационная активность перекочевала в онлайн?
■ Возможно, мы уже перешли ту грань, за которой оно теряет свое влияние, но при этом я не могу сказать, что Интернет его заменил. Там такое безумное количество аккаунтов, блогеров, контента, что в этом потоке можно легко утонуть. Кстати, часто музыка, которая не попадает на музыкальные каналы, может иметь очень высокие онлайн-рейтинги. Поэтому критерии оценки тоже стали очень условными, и в этом всем нет целостности.
■ Правильно я понимаю вашу мысль, что сегодня творческие профессии — артиста, журналиста — обесцениваются?
■ Именно. Так происходит во всем, потому что современные технологии своей формой подменили содержание, и мы медленно, но верно входим в эпоху хаоса. Когда сидел на карантине, я посмотрел несколько музыкальных каналов, порылся в Интернете и вдруг осознал, что ни на чем не могу сосредоточиться; и такие мысли возникают не только у меня. Какое-то время назад все обсуждали, что мышление становится клиповым, и современному человеку нужно, чтобы картинка перед его глазами постоянно менялась. Сейчас мы уже мыслим даже не клипами, а комиксами, и картинка меняется еще чаще. Возможно, нам это и не нужно, но новые технологии ставят нас в такие условия, когда мы получаем информацию не в виде роликов, а в виде комиксов — отдельных, быстро меняющихся изображений. В какой-то момент мы можем прийти к тому, что просто уже перестанем все это воспринимать. Более того, теперь, когда я конкретно ищу нужную мне информацию, получаю такое количество противоречивых сведений, что не могу собрать у себя в голове цельную картину. Взять ту же тему коронавируса. Как инженер по образованию, человек, который не просто когда-то занимался наукой, ■ а смотрит на мир как ученый, я хотел разобраться в этой ситуации, но не смог этого сделать из- ■ за огромного количества статей и фактов, которые просто противоречат друг другу. Точно так же я не понимаю, куда движутся современная журналистика и шоу-бизнес. Форма вроде бы остается той же, но содержания, глубины порой просто нет. Обладая определенной технологией, каждый сегодня может собрать аранжировку, но, чтобы она стала песней, все-таки нужен талант, вкус.
■ Приходит на ум аналогия о том, что дьявол тоже может создавать тела, но не способен их одушевлять…
■ Конечно, не хочется верить, что происходящее сейчас в нашей жизни — это победа дьявола, но мысль очень точная. Я часто наблюдаю сейчас, как то, что выдается сегодня за песню, произведение, на самом деле лишено содержания и души. Да и живого становится все меньше: огромное количество изданий, которые раньше мы могли подержать в руках, сохранить на память, полностью перешли в онлайн-формат. Даже когда мы смотрим сегодня старые напечатанные фотографии, то пытаемся по инерции увеличить
их пальцами, как будто у нас в руках смартфон. Пытаясь выстроить причинно-следственные связи, понять, что дальше, я попадаю в тупик. Некоторые вещи меня откровенно расстраивают и пугают. Эволюция — это замечательно, но какие-то ценности хотелось бы сохранить неизменными.
■ Что в этой ситуации делать артистам и вообще людям думающим, которые привыкли анализировать происходящее и хотят созидать, развиваться, опираясь на эти вечные ценности?
■ Не пытаться срочно осваивать новые технологии и бежать за трендами и модой. Что бы сейчас ни происходило, современная музыка — некий аналог той, которая была раньше, просто в более упрощенном варианте, а то, что называют современной журналистикой, — это пародия на фундаментальную журналистику. Рано или поздно настоящее все равно снова вырвется наружу, иначе мы все просто деградируем. Конечно, технологии позволяют быстрее совершать научные открытия, и точно так же они могут помогать человеку в творческом процессе, ускорять его, но в основе научного открытия все-таки лежит нетривиальный взгляд ученого, а в основе настоящего музыкального произведения — талант. ■ Продолжая разговор о сцене. У вас давно сложилось амплуа любимца женщин. Помню, как даже на концерте 8 марта, в свой праздник, дамы несли вам огромные букеты цветов… Вам комфортно в этом образе?
■ Открою вам один секрет — я мечтал об этом, наверное, всю свою первую половину жизни, когда был мальчишкой, подростком, студентом, но тогда еще не было особого ажиотажа. Сейчас это внимание мне, конечно, доставляет необыкновенное удовольствие, но мне нечего с ним делать. Кроме того, оно проявляется всегда очень деликатно. Раньше я даже завидовал коллегам, за которыми носятся толпы девушек. В моем случае поклонницы не сходят с ума, а если и выражают свои чувства, то очень интеллигентно и спокойно. Мне никогда это не было в тягость и тем более не заставляло меня страдать и прятаться, отбиваться от когото. Может быть, я сам веду себя достаточно спокойно в нестандартных ситуациях, и это сглаживает острые углы.
■ Интересно, что жизнь свела вас с Альбиной Джанабаевой, а вашего брата — с Верой Брежневой, и обе они пели в «ВИАГра». Получился прямо-таки проект невест. Что это — совпадение или судьба?
■ Конечно, что-то фатальное в этом есть. Причем и Альбина, и Вера попали в группу, казалось бы, случайно, но и в том, и в другом случае это повлекло за собой достаточно серьезное продолжение. Я обычно анализирую такие вещи уже постфактум: разумеется, никто ничего не планировал заранее. Вот так интересно сложилась судьба. Вообще, я не склонен нырять в омут с головой и задумываюсь над своими поступками, но все равно делаю то, что мне хочется, чего просит душа. Удалось ли следовать ее зову во время карантина? Как вы провели это время?
У меня уже были ситуации, когда на пороге перемен я думал, что, если они произойдут, я пересмотрю свою жизнь, попытаюсь что-то изменить, но потом, уже после перелома, этого не случалось. Поэтому когда в начале карантина многие говорили, что жизнь уже не будет прежней, я понял, что все это ерунда. Мы останемся такими, какие мы есть, и все вернется в свое русло. Как ни странно, вся эта ситуация скорректировала мои планы в лучшую сторону. Юбилейные концерты пришлось перенести, но зрители в большинстве своем не сдали билеты, и концерты обязательно состоятся позже. И я, и Константин — люди деятельные, -и мы не можем долго сидеть на месте. Когда у нас не было возможности вместе работать в студии, мы просто работали порознь, записали несколько прекрасных новых песен. Одна из них — «Вижу солнце» — сейчас набирает обороты, поклонники очень тепло ее приняли. Кроме того, я давно мечтал остановиться. 25 лет я несся на бешеной скорости, и трудоголизм со временем уже стал походить на патологию. Я не умел отдыхать, разучился жить в размеренном ритме, и даже когда у меня
было свободное время, все равно куда-то бежал. Сейчас мой график стал более спокойным, и мне это доставляет удовольствие, хотя раньше было мукой. Так или иначе я все равно погружен в творческий процесс, но стал больше заниматься спортом, больше внимания уделять своим детям. Мне это нравится, надеюсь, им тоже.
■ Помимо всеобщего хаоса сегодня можно наблюдать еще одну неприятную тенденцию. Если раньше шоу-бизнес был вне политики, то сейчас музыканты вынуждены делать определенный политический выбор, и это создает напряжение даже в артистической тусовке…
■ Помните, как говорил Воланд в романе Булгакова: «Никогда и ничего не просите! Никогда и ничего, в особенности у тех, кто сильнее вас». Все попытки артистов каким-то образом влиться в политический процесс, быть поближе к власти и, возможно, получить от нее какие-то бонусы никогда не будут услышаны и оценены. Более того, на мой взгляд, это выглядит жалко и несолидно. Я считаю, что настоящий музыкант должен быть выше политики, экономики, бизнеса и заниматься своим благородным делом. Политики могут ошибаться, бизнесмены — разоряться, а артист свободен от этого, потому что он в любой момент может сделать что-то хорошее, подарить другим людям положительные эмоции. Если ты хоть немного скрасишь своей музыкой чью-то жизнь и человек окунется в приятные мысли, воспоминания, значит, ты уже творишь добро. А как только артист начинает лезть в политику, заниматься пропагандой, он сам не становится политиком, но в то же время тут же перестает быть музыкантом. Люди не понимают, что один неосторожный шаг — и ты можешь потерять свою профессию. ■ Как тогда оценивать волну протестного рока, которая поднялась в 80-х годах? ■ Протест и заигрывание — совершенно разные вещи. Но сейчас все границы стерты, как и разница между плюсом и минусом. Казалось бы, это звучит чудовищно, в природе такого быть не может. Но посмотрите: никого уже не волнуют лайки и дизлайки в Интернете, все озабочены только количеством просмотров и комментариев. Если комментарий поганый — все равно хорошо, ничего страшного, главное, что тебя заметили. Наверное, такое происходит впервые за всю историю человечества, когда людям стало все равно, как к ним относятся, и любое внимание кажется важным. К огромному сожалению, огромное количество музыкантов стало относиться к этому именно так, цинично. Артист может потерять из-за какогото поста или высказывания положительную репутацию и при этом будет доволен, потому что о нем будут писать и говорить. Такие люди не понимают, что пройдет несколько дней или недель — и о них просто забудут. Лучше хотя бы изредка делать что-то хорошее. Оно дольше останется в памяти.
■ Злые языки судачили, что вы неспроста получили грузинское гражданство, когда Грузия отменила визовый режим со странами Евросоюза. Если серьезно, вы когда-нибудь рассматривали возможность переехать в другую страну?
■ Я хочу иметь возможность перемещаться по миру, но не собираюсь и не хочу менять место жительства. Мы переживаем за ту страну, в которой живем, и нам важно, чтобы здесь все было хорошо. Хотя знаете, сейчас, может быть, мы берем на себя слишком много: все стали немножко политологами, немножко экономистами, а в последнее время еще и вирусологами. Каждый все-таки должен заниматься своим делом, это самое главное.
■ Возвращаясь к творческой теме, насколько с годами меняется ваша публика? Это в основном преданные поклонники из 90-х, которые идут за вами? Или аудитория постоянно обновляется?
■ Еще несколько лет назад я заметил, что, к счастью, возраст моих зрителей практически не меняется. Среди них есть не только мои ровесники, которых меньшинство, но и молодые слушатели. Средний возраст — это 30+. Я вижу, что в Интернете у меня много молодежи среди подписчиков, они постоянно делают какие-то смешные мемы. Меня часто приглашают в вузы с мотивационными лекциями: я общаюсь со студентами, рассказываю им разные истории, они задают вопросы. Сейчас пригласили выступить онлайн для выпускников Высшей школы экономики. Все это меня очень радует.