ПРОГУЛКА МЕЖДУ ЖИЗНЬЮ И СМЕРТЬЮ
Наш репортер побывала там, где люди боятся остаться без кислородной маски даже на час
Три месяца мы общались с врачами, медсестрами, санитарами, фельдшерами из разных городов России. Они описывали адские условия труда, делились страхами и тревогой. Мне казалось, что я наперед знаю, каким будет очередное интервью с тем или иным медработником. Будто научилась читать их мысли, угадывать эмоции. И только оказавшись в «красной зоне», поняла — ни черта я не знала. Даже близко не представляла.
«Обратного пути нет»
Яркий свет бьет в глаза. Мы в комнате, откуда провожают врачей в «красную зону» Федерального научно-клинического центра ФМБА. На лавке — перчатки разных размеров, бахилы, костюмы, очки, шапочки. Нас встречает врач Стелла Узденова — брюнетка с выразительными глазами. До коронавируса женщина работала в отделении гинекологии. Во время эпидемии перепрофилировалась в терапевта «красной зоны».
— Выбирайте костюм — есть полегче, есть поплотнее, — приступила к инструктажу Стелла. — Мне комфортнее в том, что поплотнее, но в нем очень жарко.
— Какой надежнее? — спрашиваю. — Без разницы, — улыбается собеседница.
В комнате около десяти человек. Обстановка напоминает примерочную в ателье. Первым делом надеваем хлопковые длинные сапоги-бахилы. Затем натягиваем комбинезоны. Сверху на ноги — вторые непромокаемые бахилы. Закрепляем скотчем, чтобы не сползали. Респиратор мне достался из плотного картона — воздух практически не пропускает. На переносице — металлическая дуга, чтобы маска лучше прилегала к лицу.
Женщина, которая помогла мне одеться, намертво приклеила скотчем очки и респиратор к капюшону от комбинезона. Каждый вздох дается с трудом. В этот момент я готова была отказаться от похода в «красную зону».
— Как вы работаете в таком респираторе? — недоумеваю я.
— Первые 5–10 минут тяжело, потом привыкаешь. Когда снимаешь маску после смены, даже странно без нее себя чувствуешь. Потерпи немножко, чувство дискомфорта пройдет, — успокаивает Стелла. — У нас многие девочки от гипоксии первое время даже сознание теряли, это нормально.
«Мне все равно»
Первая палата. Тучный мужчина в коричневом халате отвернулся к стене. На спинке его кровати — табличка с именем и фамилией, указан возраст и дата поступления в стационар. Пациент поворачивается к нам. На нем кислородная маска. Дыхание громкое. Тяжелое. Минута — и снова утыкается в стену.
— Все хорошо? — берет его за руку Стелла.
— Угу.
— Вы масочку спустите, она у вас почти на лбу. Одышка не беспокоит? Вам тяжело разговаривать?
— Угу.
— Журналисты здесь, можно вас сфотографировать?
Оборачивается. Задерживает на мне взгляд.
— Мне все равно, — машет рукой. Закрывает глаза. Ему измеряют сатурацию. Пациент невнятно бубнит через маску. Разобрать речь невозможно. Каждое слово дается с трудом. На глазах выступают слезы. От беспомощности. Ему неловко. Пытается что-то объяснить врачу. Стелла наклоняется к нему поближе. Я выхожу.
«Пожалуйста, отпустите меня отсюда»
Выходим в коридор и тут же слышим крик. Бежим туда. Двухместная палата. У окна лежит хрупкая женщина, тихо плачет в кулак. На соседней койке мычит коротко стриженная дама с огромным животом.
Подходим к той, что у окна, молчаливой. На кровати бумажка с инициалами пациентки. Женщину зовут Елена. На вид лет 60.
— Я не могу больше здесь, отпустите меня, пожалуйста, — приподнимает кислородную маску, складывает ладони в молитвенном жесте.
Ее соседка по палате продолжает кричать через кислородную маску: «Воду, дайте мне воду, много воды, мне родственники привезли, поставьте две бутылки, чтобы я видела».
Хрипит. Заходится в кашле.
— Тряпку, любую тряпку, полотенце, скорее.
Медсестры подлетают, протягивают кусок ткани.
Дама откашливается. Сплевывает. — Первый раз за эти дни наконец-то откашлялась, хорошо-то как, — и снова удушающий кашель. — Воды, воды. Где мои бутылки?
Пациентка жадно глотает из литровой бутылки.
— Мне нужна ледяная свежая вода, а вы, кажется, налили из-под крана, — не унимается женщина. — И выбросите всю еду, она протухла. Я не стану есть, только пить. Поставьте передо мной три бутылки, мне родственники передали.
— Водичка у вас есть, нормальная, не волнуйтесь. Все ненужное мы выбросим, — суетятся медсестры.
— Надо нанять сиделку, чтобы ухаживала за мной, — не успокаивается пациентка.
— За вами осуществляется уход. Тем временем Елена, та, что у окна, закрывает глаза руками. Плечи дрожат.
— Она кричит второй день. Я не выдержу ее стонов, пожалуйста, можно меня хотя бы в другую палату перевести, — шепчет из-под маски. — Умоляю.
Пытаюсь переключить внимание женщины. Спрашиваю, как она себя чувствует.
— Без маски не получится говорить? — вздыхает.
— Давайте попробуем, — подбадривает Стелла. — Если кислород начнет снижаться, наденем маску обратно.
Рассказ Елены сбивчивый, сумбурный.
— Сначала маму мужа положили в больницу, потом госпитализировали мужа. Через 10 дней его выписали. А у меня вообще все было хорошо. И вдруг бешеная температура 39,8 утром и вечером. Потом все хуже и хуже. Лечилась дома. Потом здесь. Мне уже лучше. Но тут подселили эту женщину. У меня снова поднялась температура. Я не выдержу еще ночь.
— Мы переведем вас в другую палату, — успокаивает Стелла. — Дышите кислородом.
В каждой палате есть телевизор. Только пациенты его почему-то не смотрят.
— Не хочется как-то смотреть, — опускает голову собеседница. — Там же говорят, что все хорошо, эпидемия закончилась. А здесь я вижу, что ничего еще не закончилось. Скажите, я выберусь отсюда, не умру?
Елена достает телефон. Включает камеру. На видео молодая женщина прыгает на степе. Движения — профессиональные, как у фитнес-тренера.
— Ваша дочь? — спрашиваю. У женщины впалые глаза, морщинистые щеки. Губы дрожат.
— Это я…
Страшный сон
Спускаемся в комнату на обработку. Из шланга нас с ног до головы обдают дезинфицирующим раствором.
— Сначала стягиваем первые перчатки, — командует дежурная помещения. — Затем бахилы — одни, вторые. Следом костюм — начинаем с капюшона, сразу выворачиваем наизнанку и бросаем в бак для утилизации. После очки — их кладем на полочку. Оттягиваем от носа респиратор и вместе с шапочкой снимаем.
Внимание рассеяно. Не успеваю запомнить, в какой последовательности надо снимать. Сосредоточилась. Но, кажется, все равно что-то сделала не так.
В медицинской робе выходим в «зеленую зону». И снова попадаем в комнату с ярким светом, где переодевались в СИЗы. пациенты выписываются. Надо было три недели назад вам приходить, вот где жесть была. Вернетесь домой, махните для профилактики. Я сам после смены в и н а в ыпью. Вы еще загляните в нашу столовую, там отличный зерновой кофе готовят, как в ресторане. Пить, есть совсем не хочется. Разве что хлебнуть кофе, перебить вкус хлоргекси
дина.
В столовой мы одни. На столах — шоколадные конфеты, халва, орешки в сахаре, козинаки из семечек.
— Это нас балуют рестораторы, — поясняет сотрудница столовой. — До пандемии врачей кормили стандартно — суп, картошка, котлеты. Когда все началось, хотелось побаловать медперсонал домашней едой. Кинули клич в соцсетях, откликнулись рестораторы, общественные деятели. Как-то привезли машину суши, два дня мы кормили сотрудников госпиталя японской кухней.
— Вы за это время, наверное, много ужасов наслушались? — спрашиваю.
— Врачи тоже люди. Поверьте, им было о чем поговорить, кроме работы. Или помолчать.
Разговоры о том страшном периоде в зоне отдыха не приветствуются. Никто не хочет вспоминать.
— Давайте я вас лучше обедом покормлю, — сворачивает тему буфетчица. От обеда отказываемся.
В пластиковый стаканчик нам наливают черный кофе. Без сахара. Крепкий. Вкус кажется волшебным. Накидываюсь на растаявший шоколад. Остановиться невозможно. Видимо, такая она, реакция на стресс. Выходим на улицу.
Перекур. Молчим.
— Ну, я поехал, — говорит фотограф. Обсуждать увиденное не хочется. Эмоции притупились. Они появятся позже.
До дома я ехала чуть больше часа. В автомобиле включила радио. Аналитики обсуждали выборы, Конституцию, снятие карантина. Суть радийной беседы я не уловила. Сосредоточиться не получалось. На автомате доехала до дома. Мне показалось, дорога заняла минут 10.
В голове звучали слова Стеллы: «После работы остается пустота, прихожу домой и сразу отрубаюсь. Каждая смена как страшный сон».
Кажется, теперь я лучше стала понимать врачей. А ту тоненькую медицинскую маску, которую рекомендуют носить в общественных помещениях, я теперь готова не снимать часами. И дышится в ней вполне комфортно. Я ее просто не замечаю.
Ирина БОБРОВА.