ЦОИ БУДЕТ НАСТОЯЩИИ
Алексей Учитель: «У меня не выходила из головы эта авария и все, что происходило вокруг»
Кинорежиссер и продюсер Алексей Учитель возобновляет работу после карантина, когда все съемки студии «РОК» были приостановлены. Он завершает фильм под рабочим названием «47» (по названию последнего альбома группы «Кино») о том, что происходило после гибели Виктора Цоя. Евгений Цыганов сыграл водителя автобуса, столкнувшегося с «Москвичом» Виктора Цоя 15 августа 1990 года. В 2020-м исполняется 30 лет со дня гибели культового музыканта.
Еще тогда, в августе 90-го, Алексей Учитель сразу же поехал на место аварии в Латвию, где и познакомился с водителем «Икаруса». Режиссера поразил этот человек, жизнь которого в одночасье перевернулась после рокового столкновения с музыкантом, чьих песен он никогда даже не слышал. По официальной версии, Цой заснул за рулем. Водитель автобуса не пострадал, хотя «Икарус» от удара упал набок. А фанаты Цоя еще долго били окна в его доме, пытались подстеречь и избить.
— Ваша история с Цоем приобретает новый акцент в свете того, что происходит вокруг ДТП с участием Михаила Ефремова…
— Ассоциаций можно провести много. Вспомните фильм «Джокер» с потрясающим Хоакином Фениксом. Уж он-то многое предсказал. Хотя я снимал не с этой целью.
— Но жизнь подбросила такую карту, и восприятие картины теперь может быть совсем иным.
— Это, к сожалению, беда. Лучше бы жизнь ничего не подбрасывала. Я очень сочувствую семье погибшего. И замечательного актера Михаила Ефремова мне тоже жаль. Безусловно, происходящие события вносят свои акценты, но я пытался делать картину не совсем о Цое. Скорее, притчу.
Меня всегда впечатляло необыкновенно мощное воздействие его творчества на умы и сердца людей самых разных поколений. Из-за этого я и взялся за картину. Для меня это удивительный парадокс, который я не могу объяснить и пытался с помощью съемок как-то к этому подступиться. Я же Виктора знал лично, снимал, встречался с водителем автобуса. У меня не выходила из головы сама эта авария и все, что происходило вокруг. Почему-то она не давала многие годы спокойно жить.
— Вы видели программу Гордона с участием Поклонской? Меня поразило, когда она совершенно спокойно заявила о том, что была неправа в оценке вашего фильма «Матильда», что нельзя указывать другим, что смотреть. Вам ведь никто не принес извинения за вакханалию вокруг картины, за нанесенный ущерб, в том числе и здоровью?
— От госпожи Поклонской извинений точно не было. Я видел эту программу. Мне кажется, что это новый поворот в пиарполитике конкретного человека. Не думаю, что это искренне, хотя хотелось бы верить. Все, что тогда происходило, сильно повлияло на судьбу картины. Прокат был довольно успешный, но он проходил без какой-либо рекламы, включая телевизионную.
Заметьте, до сих пор, сколько бы я ни предпринимал усилий, фильм не был показан ни на одном канале. При том, что у него есть прокатное удостоверение, он прошел многочисленные проверки, и ни один закон не был нарушен. Возможно, ваше издание могло бы нам помочь преодолеть эту проблему, которая, как мне кажется, связана не только с Поклонской.
— Выйдет фильм про Цоя, и тоже появится масса недовольных…
— Они появились еще до начала съемок. Но в данном случае это могут быть только вкусовые вещи. Наша история по большей части представляет собой художественный вымысел, плод творческого труда сценаристов фильма. Мне кажется, что я правильно поступил, отказавшись от актера на роль Цоя. В фильме Цой будет настоящий: мы используем те кадры, которые я снимал для документальной картины «Рок».
Поклонская, г о в о р я с о в р е менным языком, фанатка Николая II, и ее поступок еще как-то можно объяснить. А вот почему родственники великих людей, как правило, пытаются что-то диктовать, требовать, запрещать — это для меня загадка. Знаю, что были сложности у Кирилла Серебренникова, когда он снимал «Лето». Почему к фильму относятся как к документальному киножурналу, где все должно буквально соответствовать реальности? Почему не мо
Игорь Верник и Маруся Пересильд на съемочной площадке фильма «47».
Евгений Цыганов сыграл водителя автобуса, столкнувшегося с автомобилем Цоя. жет быть особого видения режиссера? Это не значит, что можно осквернять…
Я в данном случае говорю не о себе, потому что имею моральное право на свое личное высказывание в силу того, что общался с Виктором, и не потому, что заранее жду чего-то плохого. Просто подобные вещи сопровождают многие картины. С юридической точки зрения таких запретов не существует. По «Движению вверх» тоже был суд, и создатели фильма вынуждены были поменять фамилию главного героя. Тут есть какая-то юридическая недоработка. Если нарушаются законы, то, конечно, надо это остановить. А когда нет? Почему творческие люди не могут выразить то, как они это видят? Если так часто возникают конфликты, значит, имеет смысл действительно расставить все точки, связанные с законодательством.
— Да и настроение в обществе такое, словно люди только и ждут, что им подбросят кость, чтобы всем миром налететь. Так было с «Матильдой», сериалом «Зулейха открывает глаза», а сейчас и в ситуации вокруг Ефремова. Почти всегда это связано с творческими людьми.
— А на что еще кидаться? Это же острые темы. К тому, что вы перечислили, можно еще добавить «Братство» Лунгина. К чести Министерства культуры надо сказать, что к «Матильде» там отнеслись правильно. Юридических нарушений не было, и они выдали прокатное удостоверение. Думаю, так надо поступать и с другими фильмами. Не нравится что-то — высказывайся, но нельзя требовать снятия фильма с экранов. Тут именно чиновникам надо четко держать позицию. Их дело — отстаивать букву закона.
— У вас не появилось чувства страха, осторожности после скандала вокруг «Матильды»?
— Наоборот. Пока шла борьба с Поклонской и другими оскорбленными, был момент, когда фильм мог бы не выйти. Если бы мы все вместе не победили, то восторжествовало бы мракобесие.
Меня многие спрашивали: буду ли я еще снимать историческое кино, фильмы о реальных и известных людях? Буду, конечно. Даже не сомневайтесь. Доказываю это фильмом о Цое. Да и предстоящей картиной о Шостаковиче — тоже. Я перелопатил уже горы материала. Мы даже не представляем себе, каким он был. Это не тихий человек в очках, писавший гениальную музыку. Он был совершенно другим, уникальным явлением, и снять кино об этом безумно интересно. Это будет не совсем биографический фильм.
— Был уже готовый сценарий, который вас вдохновил, или же возникла идея, под которую вы нашли сценариста?
— Скорее, второе. Были абсолютно неизвестные или малоизвестные свидетельства и моменты из жизни Шостаковича, из которых стало что-то складываться. Многое мы почерпнули из книги Оксаны Дворниченко «Дмитрий Шостакович. Путешествие».
Мы начали искать автора. Так появился Роланд Уолтерс, перспективный молодой британский сценарист. Совместная работа во многом помогла нам нащупать как ключевые для фильма эпизоды, так и болевые точки. Ему непросто понять какие-то факты, связанные, например, с 1930-ми. Да и сама фигура Шостаковича дела не облегчает: он слишком многогранен, слишком противоречив. Мы пригласили другого автора — известного писателя и сценариста Александра Терехова, методы работы которого меня лично всегда восхищают. Очень рассчитываю на то, что он поможет нам проникнуть в самую суть нашего героя.
— Есть пьеса «День Победы среди войны» Инги Гаручавы и Ильи Хотяновского, ставившаяся во многих театрах, о том, как в блокадном Ленинграде играют Седьмую симфонию Дмитрия Шостаковича…
— Я познакомился с Мариной Аршиновой, музыковедом из Санкт-Петербурга, и она передала мне небольшую радиопьесу о том, как в течение всего 1948 года Дмитрия Шостаковича вызывали в НКВД, где с ним беседовал следователь, готовя его к поездке на конгресс в США в составе советской делегации. Пьеса навеяла какие-то настроения, и я решил снимать не байопик от детства до самой смерти, а сфокусироваться на более локальном фрагменте жизни.
В чем-то я проводил параллель с «Дневником его жены», за который меня упрекали в «копании в грязном белье». В фильме о Бунине я тоже сосредоточился на определенном отрезке жизни писателя — том моменте, когда он, уже пожилой человек, внезапно влюбился в молодую поэтессу Галину Кузнецову. Это событие изменило его жизнь и дало толчок к созданию «Темных аллей» — произведения, которое сам Бунин называл своим лучшим. Личная жизнь, как и то, что происходит в стране в те или иные времена, колоссально влияет на то, что происходит в творчестве конкретного человека. Погружаясь в это, лучше понимаешь, почему возникли, скажем, Пятая или Седьмая симфония Шостаковича, опера «Леди Макбет Мценского уезда» и многие другие его гениальные произведения.
Меня спрашивали, почему Бунин в фильме ни разу не сидит за столом, не пишет… Несложно сделать такой кадр, но много ли он скажет? Поймем ли мы, почему Бунин — гениальный писатель? И в фильме о Шостаковиче, наверное, какие-то кадры у рояля необходимы, но суть совершенно в другом.
— Тему блокадного Ленинграда наверняка воспримут в штыки.
— В головах людей почему-то засело, что первое исполнение Седьмой симфонии состоялось в блокадном Ленинграде, хотя это не так. Впервые ее исполнили в Куйбышеве, потом — в Большом театре в Москве и по всему миру. Только после этого — в блокадном Ленинграде. И в самой истории создания Седьмой симфонии много интересного.
— Когда вы начнете снимать «Шостаковича» и как быть с новыми требованиями Роспотребнадзора на съемочной площадке?
— Я хотел закончить сценарий в этом году, в начале следующего — начать подготовку, а ближе к концу лета снимать. Понятно, что нужны маски, перчатки, но понятно и то, что актеры в кадр должны выходить без них. Надо еще гримироваться. Ежедневно делать тесты всей группе невозможно — ни физически, ни финансово. Проблем много. Риск, безусловно, существует. Это мы еще говорим о более или менее локальных съемках, а если вспомнить сцену коронации в «Матильде», в которой участвовало 600 актеров массовки и 300 человек съемочной группы…
Сложности возникают каждую секунду. Мы долго можем не вернуться к прежнему формату съемок, общению на студии, планеркам. Внутри у многих сидит осторожность, и она оправданна. Помимо физической проблемы, связанной с вирусом, есть и моральные, которые я как продюсер и режиссер не знаю пока, как преодолеть.
Как только начались суровые дни изоляции, мне нужно было для фильма о Цое снять одну деталь: руки, ломающие очки. Мы на трех машинах подъехали в поселок, где живет наш замечательный оператор Юрий Клименко, чтобы ему никуда самому не выезжать. При двух осветительных приборах 10–12 человек — в масках, перчатках и пластмассовых прозрачных очках, на чем я настоял, — сделали крошечную локальную съемку. Переволновались все жутко. Приказ был близко не подходить, соблюдать дистанцию в два метра. Хорошо, что актеру не нужно было оставаться без маски. Снимали только руки. Таким было первое столкновение с новой реальностью.
Светлана ХОХРЯКОВА.