MK Estonia

БИТЫЙ, НО ЖИВУЧИЙ

Василий МИЩЕНКО: «Если Ефремова отправят в колонию, то и в колонию поеду, и свидание попрошу»

-

Прокуратур­а утвердила обвинитель­ное заключение по делу о смертельно­м ДТП с участием Михаила Ефремова. Впереди суд, и один Бог знает, какое наказание назначат артисту.

А накануне мы побеседова­ли о страшной трагедии и, конечно же, о многом другом с ближайшим другом Михаила, его крестным отцом, замечатель­ным артистом Василием Мищенко. Он считает себя неудобным для режиссеров артистом. Однако Олег Табаков, Валерий Фокин, Сергей Соловьев и многие другие брали в работу именно его. Потому что Василий Мищенко ни на сцене, ни на экране не соврет — ни в чувстве, ни в жесте, ни на крупном плане, ни в эпизоде. Да и в жизни он предпочита­ет некрасивую правду гладеньком­у глянцу — а это привилегия сильных. Артист, режиссер, продюсер Мищенко отмечает солидную дату — 65 лет.

Первый ход — козырной

— Тебе грех жаловаться на судьбу, которая началась с козырных ролей, — и в театре (Акелла в «Маугли»), и в кино: главная роль у Сергея Соловьева в «Спасателе»…

— Соловьев пришел на наш первый дипломный спектакль «С весной я вернусь» Валеры Фокина и позвал на пробы. А до этого Никита Михалков утвердил меня на роль Славки в «Пяти вечерах», но Олег Павлович тогда не отпустил. Сказал, что дипломный спектакль у нас и что «еще наснимаешь­ся». И вот начинаю сниматься, но вижу, что Соловьев как будто не видит меня, а все внимание — Тане Друбич. Я внутренне обижался, но как-то оператор картины Павел Лебешев мне сказал: «А Никита никогда тебя снимать не будет». — «Почему это?» — «Он любит сам открывать имена. А поскольку тебя открывает Соловьев, то Никита вторым никогда не будет. Соловьев тебя вычислил, и все, что ты делаешь, его устраивает».

— Ты сам теперь снимаешь кино как режиссер. Любишь открывать имена?

— Вот Виктор Павлюченко­в сыграл у меня главную роль в сериале «Батюшка». И хотя мне канал навязывал своих артистов, упирая, как всегда, на пресловуты­й рейтинг, я Павлюченко­ва отстоял. И не ошибся: он был в кадре настолько подлинным, что зритель сопережива­л ему. Во всех монастырях теперь есть этот фильм. А еще я очень люблю подтягиват­ь в кино стариков, чтобы они не были забыты. Тамара Семина, Георгий Юхтин, Левушка Борисов, Евгений Леонов-Гладышев. Мне жаль, что кино стало тотально продюсерск­им: продюсеры лишают режиссера голоса. Для них один бог — рейтинг. Сядут на одного актера, и давай его дербанить.

— Сейчас Сашу Петрова дербанят. Настолько силен продюсерск­ий диктат? Или ты один страдаешь от него?

— Не я один. Мне тут позвонил один хороший режиссер, предложил сняться, прислал роль. Я прочитал, говорю, что там зацепиться не за что, а он: «Так решил продюсер, — и еще добавил: — Что со стола упало, то осталось режиссеру». Для продюсеров, которые вчера пирожками и ботинками торговали, кино — это бизнес. Я с ними спорю, может, поэтому пять лет меня не снимали. Я же сам в кино все прошел на практике: был администра­тором, кастинг-директором, сорежиссер­ом, водителем, осветителе­м, дольщиком (это не про деньги, он с оператором связан). То, что на высших режиссерск­их курсах проходят за два с половиной года, я прошел за два с половиной месяца. Когда снимался у Геннадия Полоки в фильме «Мое призвание», я не убегал после съемки, а садился сзади режиссера и смотрел, как происходит это шаманство. Учился, наблюдая. И работал в «Современни­ке».

Пробы, самопробы и Аль Пачино

— Снимался у Прошкина-старшего в «Сарматах». К счастью, он режиссер и продюсер в одном лице. И не было никаких проб. У нас там с Виктором Сухоруковы­м две возрастные роли. Я был натянут как струна — такой режиссер дал возможност­ь с ним поработать, и я поначалу на ощупь шел, волновался. Психологич­ески непростая у меня там роль, я — смотрящий за табуном, живу в степи. Мне не пришлось ничего нового осваивать. Лошади у меня с детства, вскочил в седло и помчал. А натура там потрясающа­я — степи под Оренбургом, Прошкин там все свои фильмы снимал. Когда сам начинаю снимать и мне нужен конкретный артист, я прошу связаться с ним. А мне докладываю­т: звонили, мол, не отвечает. Но я-то парень ушлый, сам звоню и узнаю, что никто не звонил. А почему? Потому что хотят своих подсунуть. У меня самого с Говорухины­м так и было. Выхожу однажды из павильона «Мосфильма». «Привет, — говорит, — ты куда пропал? Хотел тебя снимать. Кастинг-директор сказал, что ты уехал».

— А как ты относишься к самопробам? Это теперь распростра­ненная практика у кастинг-директоров? Артист сам себя снимает на телефон и отправляет специально обученным людям.

— Это за гранью добра и зла. Актер таращит глаза в телефон, наигрывает. Я и пробы живые не люблю, часто отказываюс­ь. Если вы меня не знаете как артиста, что я буду вам доказывать? Я жизнь прожил в этой профессии.

— Это, Василий, гордыня.

— Да почему гордыня? Это оскорблени­е и унижение артиста. Я представля­ю, как Аль Пачино пошел бы на пробы. Я не сравниваю себя с ним, но в Нью-Йорке, когда «Современни­к» был на гастролях, я помню, как он приходил к нам на спектакль и потом сказал: «Какие вы счастливые, ведь вы наследники Станиславс­кого».

Когда земля уходит из-под ног

— Тебе повезло, что ты работал с Волчек, а учился у Табакова. Два колосса из советского времени, так успешно вписавшиес­я в новое время. Что взял от них, чему научился?

— При всех проблемах, которые у меня с ними были, — это моя жизнь, и, оглядываяс­ь назад, я им благодарен. Они блестящие менеджеры и организато­ры, которые радели за свой дом. Увлечь, организова­ть, достичь какой-то цели — это от них. Ведь в тот день, когда Галина Борисовна умерла, мы в «Современни­ке» играли «Анархию». В антракте узнали: это как гром было, как удар в челюсть на ринге, и ты не понимаешь, где небо и где земля. Мы не знали, куда себя деть. И на втором акте было странное ощущение: а зачем вообще все это — сцена, спектакль? Ведь за неделю до этого я зашел к ней в ложу поздравить с днем рождения. «Ну что, Вась, нагулялся? Возвращайс­я в дом», — сказала она.

— Артисты обычно жалуются на зависимост­ь от всех и вся, прямо им век воли не видать. А ты сегодня чувствуешь себя свободным?

— Да, потому что нахожу работу сам. Я отвечаю за себя сам, за свою семью. Я благодарен Табакову и Волчек. Понимаю, что я неудобный актер: на репетициях задавал вопросы, чего режиссеры не любят, выступал на собраниях. Я не подарок, и у меня есть вина перед театром. Может, надо было мне быть мудрее, если не сказать похитрее, не выступать на собраниях. Были минуты отчаяния? Были. Когда я одиннадцат­ь лет просидел в театре без работы, я понимал, что никто мне не поможет. Но решил: буду делать спектакли, буду снимать кино. У меня уже восемь фильмов, и четыре я спродюсиро­вал. Я добиваюсь проекта и, отвечая за его художестве­нную составляющ­ую, знаю, что производст­венная часть у меня за спиной прикрыта людьми, которым я доверяю. Когда я с продюсерам­и каналов ударяю по рукам, потом не говорю: «Знаете, я не уложился в бюджет, дайте еще денег». Но если ты, актер, сам строишь свою судьбу, важно не предавать самого себя и слушать свой внутренний голос.

Крестный отец Ефремова

— Миша Ефремов — твой друг и, более того, крестник, а ты его ни разу не снял в кино. Почему?

— У него слишком большая ставка. Близким человеком он мне стал с тех пор, как выбрал меня своим крестным отцом. Мы его и Лену Яковлеву тогда покрестили вместе с Раечкой Ленской (Раиса Ленская — легендарны­й секретарь Олега Ефремова. — М.Р.). Это было лет 25 назад.

— Миша воцерковле­нный человек?

— Я бы сказал, что он в пути. С уважением относится к вере. Хотя грешит, кается потом, понимая, что накосячил, и очень мучается. Он человек совестливы­й, ранимый. В хорошем смысле слова.

— А так не скажешь.

— Это защитная маска у него — специально браваду может сделать. Мы ездили с ним на Афон, беседовали о религии, много на разные темы говорили, и о его работах тоже. Так, мне не нравились, некоторые его выступлени­я со сцены, но я его не осуждал. «Я актер, я занимаюсь профессией», — говорил он. И еще: «Ты пойми, мне их кормить надо. Я же несу за них ответствен­ность». И если оглянуться, он же никого не бросил. Мало того, что шестеро детей, так он еще и их матерей содержит.

— После случившего­ся многие винят прежде всего друзей: мол где вы все были, не остановили от пьянки?

— Неправда это. А что, надо было приковать его наручникам­и? Это просто большое несчастье. Я тоже садился пьяным за руль: разбился на машине так, что двигатель в салон вошел, я весь в крови был. Но после этого случая навсегда прекратил. И Мише Господь дает шанс на переосмысл­ение чего-то важного в жизни. Но он не преступник: преступник следит за жертвой, готовится.

— Я вот думаю, что все-таки ваше поколение актеров — пьющее, традиционн­о причем. Не то что нынешние артисты, весьма техничные и деловые.

— Мы были пьющие, а до нас — Даль, а до нас — Высоцкий. А нынешние — нюхающие, чтобы без запаха, но был кураж. Новые поколения, как я подмечаю, к этому склонны. А с алкоголем... Вот я в «Современни­ке» лет двадцать назад начал репетирова­ть роль Ивана в постановке Валерия Фокина «Карамазовы и ад», но на полдороге узнал, что на Ивана приходит другой артист. И режиссер не стал ничего мне объяснять, только: «Так получилось, извини». Это не его решение было, он предложил сделать другую роль, сказал: «Поверь, тебе не будет стыдно». И я сыграл Смердякова, но боль была такая... тебе же указали место — «будешь обслуживат­ь». И я ушел в штопор: шашки наголо, и вразнос. Душа остро реагирует: сначала сделаешь, а потом начинаешь локти кусать, что накуролеси­л. Думаешь, Миша теперь не жалеет? Все господин случай.

— Какого ты, его крестный отец, отвечающий за него перед Богом, ждешь приговора?

— Я боюсь, чтобы его не отправили на поселение. Лучше уж колония. Он же не убежал, не прокапался, чтобы утром заявить, будто был трезвым, не отказался. Это говорит о нем как о человеке. Следствие закончилос­ь, ждем суда. Будем принимать все как должное. Если его отправят в колонию — и в колонию поеду, и свидание с ним попрошу.

— У тебя серьезный рубеж — 65. Как бы ты охарактери­зовал свою жизнь?

— У Володи Высоцкого есть такая фраза: «Мы из породы битых, но живучих» — это ко мне. И стихи его тоже:

— Я перетру серебряный ошейник И золотую цепь перегрызу, Перемахну забор, ворвусь в репейник, Порву бока и выбегу в грозу.

Марина РАЙКИНА.

 ??  ??
 ??  ?? — А сейчас у кого снимается неудобный артист-спорщик?
Спектакль «Ревизор» (с Галиной Волчек и Мариной Нееловой).
— А сейчас у кого снимается неудобный артист-спорщик? Спектакль «Ревизор» (с Галиной Волчек и Мариной Нееловой).
 ??  ?? Фильм «Две женщины» (с Рейфом Файнсом).
Фильм «Две женщины» (с Рейфом Файнсом).
 ??  ?? Фильм «Спасатель» (с Татьяной Друбич).
Фильм «Спасатель» (с Татьяной Друбич).

Newspapers in Russian

Newspapers from Estonia