«СЕГОДНЯ НИКТО НЕ УМЕР»
Журналисты, перенесшие COVID, поделились страшным опытом
Денис, 42 года, технический директор сайта:
— Скорее всего, я заразился по дороге на работу — в общественном транспорте сегодня неспокойно и многие пассажиры пренебрегают средствами индивидуальной защиты. Болезнь началась довольно стремительно — уже в первые дни температура скакнула до 38–39 и не спадала. Через несколько дней наступило короткое улучшение — даже показалось, что зараза отступает. Температура пришла в норму, и я решил, что это было рядовое ОРВИ. Однако примерно на 4–5-й день отказал нюх — и почти синхронно начался кашель. Сначала он был не сильный, но постоянно нарастал. Ну а дальше все проходило стандартно, как у всех — пневмония, температура 39 и выше, слабость, одышка и нескончаемый кашель. А через пять дней заболела и моя жена.
Первые симптомы у меня начались 28 сентября, и впервые врача из поликлиники я вызвал 2 октября, а 3 октября сделал первую КТ, которая показала 10% поражения легких. Врач назначила лечение и сказала, что если температура будет держаться долго, надо вызвать «скорую».
«Скорую» я вызвал 6 октября, ждать пришлось несколько часов. И потребовалось задействовать административные рычаги (позвонить по куче «горячих линий»), чтобы меня направили в один из КТ-центров для прохождения томографии. Там я, с температурой 39, сидел в очереди 7 часов. И была такая очень условная видимость сохранения социальной дистанции. Уверен, риск заразиться там, попади туда здоровый человек (а там были люди с самыми разными болезнями), чрезвычайно высок. И я был в не самом плохом состоянии: передо мной был парень, который мог только лежать, он практически умирал в кресле, у него была какая-то жуткая температура, и ему было гораздо хуже, чем мне. По данным второй КТ, у меня было уже до 25% поражения легких.
Я сдал два ПЦР, оба показали отрицательные результаты, а вот у жены тест оказался положительным. Из забавных моментов: в поликлинике мне намерили температуру 37,1, а через 10 минут я перемерил дома — оказалось 39,3. В карте сначала категорически отказались записать, что я астматик и аллергик. И только после кучи жалоб этот факт из моего анамнеза внесли. Именно поэтому в итоге к нам дошел врач из районной поликлиники, который шел пять дней! Я уж не говорю о дозваниваниях по всяким «горячим линиям» и медорганизациям — это занимало минимум по часу висения на телефоне, при этом каждые 30 минут ваш звонок сбрасывают. Тяжело было дозвониться и в поликлинику, и в «скорую», а когда моя жена начинала ругаться, ей отвечали: вас много, а я одна, ну и что вы хотите?
Врачи «скорой», кстати, считали необходимым меня госпитализировать как астматика. Но санитарный врач в госпитализации отказал (они почему-то с ним советовались), и мне пришлось подписать бумагу, что это я отказываюсь. А я был как в тумане. Каждый выезд «скорой» к пациенту, как я понял, обсуждается: собирается онлайн-консилиум из трех врачей. В общем, в больницу меня так и не положили. После КТ из районной поликлиники с высокой температурой, заразного, отправили домой «лечиться» своим ходом, всучив мне с собой блистер с гидроксихлорохином, который, как я потом узнал, во всех цивилизованных странах использовать при COVID прекратили. Врач из поликлиники, который шел пять дней, осмотрел меня совершенно формально: ничего не измерил, спасибо, что послушал. С собой лекарств не принес. И да — мне назначали еще кучу антибиотиков, пил их две недели без малейшего эффекта.
В целом у меня создалось абсолютное ощущение беспомощности системы. Немного напоминает распределенную атаку, которая ни о чем. Вроде весной система прошла тренировку и должна была подготовиться, а по факту новый виток пандемии всех застал врасплох.
Александр, 45 лет, журналист:
Александр заболел в сентябре в среднетяжелой форме, и по «скорой» его доставили в одну из горбольниц. По его словам, эта больница поделила его жизнь на «до» и «после». Почти каждый день им приходилось прощаться с кем-то из соседей по отделению. Чтобы не сойти с ума от ужаса, Саша вел дневник в соцсетях. Вот выдержки из него.
«Наша палата — это купе скорого поезда. Мы не знаем имен друг друга, мчимся из точки «А» в точку «Б». Но это странное купе. Мы не разговариваем друг с другом. Мы молчим сутки за сутками. Мы просто лежим и ждем. Нет ни сил, ни желания рассказывать соседу по палате про свою жизнь. Ее так мало здесь, мы конкуренты за этот ресурс. От этого тяжело.
Персонал в защитных костюмах дает ощущение, что наши тела чужие, их держат для каких-то экспериментов. Что-то колют в них, к чему-то подключают, от чего-то отключают, отпускают домой тех, кто заслужил милость главного босса. Заворачивают в черные мешки отработанный материал. Сегодня умер еще один. Напротив меня. Лежал у окна, как и я. Мы вместе часами смотрели, как там желтые листья волнуются от ветра и взлетают черные птицы. Не знаю его имени и кем он был. Но точно, что не плохой человек, ведь плохие люди не могут любить желтые осенние листья».
«Привезли нового из реанимации, только-только сняли с аппарата ИВЛ. Мужик похож на Венечку Ерофеева. Из тех, кто все время хочет попасть на Красную площадь, а попадает на Курский вокзал. «С возвращением», — поздравляет его дежурный врач. Он был абсолютно голый и выпал с реанимационной каталки на свою новую кровать, как терминатор. Без кислородного баллона он сразу синеет и падает в коридоре, когда идет в туалет. Но, как настоящий аристократ, каждый раз отказывается от судна. Нельзя быть аристократом в зависимости от ситуации».
«Чего здесь больше всего — так это кашля. Люди кашляют много, громко и по-разному. Кто-то в соседней палате так кашляет, как будто лает огромная собака. Я проваливаюсь в сон и каждый раз просыпаюсь от его «гав-гав-гав». Потом я жду, что его поддержат из соседних палат, и вот уже весь третий этаж — «гав-гавгав». Это мог бы быть наш ритуал, так бы мы вместе прогоняли COVID с нашей земли, погружаясь в практики анимизма и тотемных животных.
Есть еще кашель у нас на этаже, как будто человек толкает тяжелый снаряд или штангу. Он протяжно выдувает воздух сначала, а потом громко кричит вперемешку с громовым кашлем.
Есть, конечно, кашель-секс — он похож на кашель штангиста, но в нем иная первая часть. Он имеет более тонкие и чувственные ноты в самом начале. И потом уже по привычной схеме — громовой кашель.
Есть еще кашель «трель соловья», кашель «отдаю последние деньги», кашель «сердитый разговор», кашель «я на митинге КПРФ». У меня кашель тихий и прерывистый. Он называется «отпустите меня домой, я все».
«Вчера вечером я не мог уснуть и смотрел, как на потолке отражаются синие мигалки «скорых», которые привозят новых больных в наш корпус. Они останавливаются прямо под моим окном и стоят там минут по десять. Я смотрел на потолок, на мерцание синих огней и почувствовал себя заключенным в платоновской пещере, который сидит прикованным к стене и по отражению и проносящимся теням представляет себе какую-то прекрасную жизнь там за окном внизу».
«Сегодня никто не умер. 1:0 в нашу пользу. Тут есть две категории больных. Те, которые раздеваются до трусов перед сном, и те, кто вообще не раздевается. Спят в том, в чем ходят весь день. Первые каждый вечер аккуратно снимают и складывают свою дневную одежду. «В целом у меня создалось абсолютное ощущение беспомощности системы».
Для них это ритуал, который упорядочивает их жизни здесь. Так они подчиняют хаос, болезнь и смерть привычным действиям.
Вторые ребята, и я из них, просто падают на кровать. Мне совсем не хочется вживаться в это пространство, заводить привычки и правила. Чем меньше отношений здесь с чемлибо — а спать в трусах в больничной кровати это ого какие отношения, — тем безопаснее для меня. Хотя, мне кажется, у первых ребят шансов выйти отсюда больше. Жизнь ведь любит хозяйственных.
Моему соседу по палате, условному Венечке Ерофееву, вчера принесли большой сверток. Это все его вещи, которые он сдал перед тем, как его забрали в реанимацию, — там планшет, кошелек, крестик, ручка «Паркер» (кому нужна в 2020 году ручка «Паркер», ну ок), еще что-то. Он начал что-то искать. Долго, очень долго. Санитарка и подошедший врач уже начали злиться. Выглядело все так, как будто бы они совершили кражу. Он долго искал и нашел. И заплакал. Тихо-тихо. Он нашел припрятанное в кармашке кошелька обручальное кольцо. Еще один ритуал. Ведь когда у тебя есть что-то важное и ценное, что связывает тебя с тем миром, это может вытащить откуда угодно. Даже с аппарата ИВЛ и фактически с того света».
«Утром умер дедушка в соседней палате. Я видел, он еще вчера просил добавку — вторую котлету на ужин. И ему не дали. Никакого пафоса про жизнь и смерть, все просто идет своим ходом. Сейчас принесли выписку соседу в моей палате. Мы его поздравляем. Ему неловко немного, он скрывает радость, он пытается отдать нам оставшиеся три яблока и йогурт, при этом спешит — спешит отсюда уйти спиной вперед: «Счастливо, счастливо, вы будете счастливы и здоровы».
Александра выписали под домашнее наблюдение. Он долечивается дома.
Ульяна, 33 года, журналист:
В конце сентября Ульяна прилетела из рабочей командировки, где, как выяснилось позже, была в контакте с заболевшими.
— В первую ночь я периодически просыпалась, потому что сильно болела голова. Но я устала после дороги, так что все списала на джетлаг. Хотя обычно у меня голова болит только на фоне температуры выше 38. А проснулась — и поняла, что заболела. Температура поднялась до 37,6, а состояние было как при хреновом респираторном вирусе. Дичайше начало болеть горло, пот тек ручьем, заложило нос. В общем, все выглядело как классическое ОРВИ, только таким я обычно болею 2–3 дня, а потом — как огурец. Но тут все было иначе. После того как улучшений не появилось на пятый день, я поняла, что что-то не так. Мне перезвонили со словами: ой, вы знаете, столько вызовов на сегодня, мы к вам не успеем. Пополоскайте горло фурацилином.
Врач, которого я вызывала, так и не пришел. От слова совсем. Но больничный мне открыли по телефону. Я сама себе накупила кучу прыскалок для горла, но ничего не помогало. Появилась какая-то бесконечная слабость. Целыми днями лежишь — и нет сил. Через неделю, когда я уже начала сильно беспокоиться, я попыталась вызвать врача во второй раз. Он пришел на следующий день (после того как я закатила скандал по телефону) и выписал антибиотик. После него горло прошло, но начались совсем другие проблемы. У меня вдруг появилась непонятная одышка и страшные боли во всем теле. Болели руки, ноги, живот, даже кожа! Начались приступы тахикардии, такие, что пришлось вызвать «скорую». Отправили на КТ, по результатам у меня обнаружили 15% поражения легких, преимущественно с одной стороны, по типу матового стекла. После КТ послали домой своим ходом и посоветовали вызвать врача. Пришлось брать такси. Утром вызвала врача — он опять не пришел… А после обеда мне стало совсем плохо, и я оставила жалобу в колл-центре. Вот тогда пришел врач — и выписал еще два вида антибиотиков и витамины.
И вот когда уже на второй неделе приема антибиотиков я поняла, что кашель только усиливается, я решила записаться к пульмонологу. Попала каким-то чудом — там очередь была до нового года, наверное. Услышав про антибиотики, врач схватилась за голову: зачем? Пришлось сдавать кучу платных анализов, выяснилось, что у меня низкое протромбиновое время, то есть нужны антикоагулянты для защиты сосудов и предотвращения тромбообразования…
Через три недели с начала болезни я сдала тест на антитела, оказалось, что их титр очень высок. И мне сразу позвонили из поликлиники: не хотите ли стать донором плазмы? Какой тут! У меня все настолько болит, что выжить бы самой! Иногда боли такие, что я не могу дышать. Они никак не проходят.
Я болею до сих пор, уже второй месяц. Иногда начинаю задыхаться по ночам. Я живу одна, просыпаюсь от приступов удушья и понимаю, что никто не приедет. Людям, которые думают, что COVID — ерунда, я хочу сказать: берегите себя!