Исповедь реаниматолога: «Каждый летальный исход отравлял мою жизнь»
Яустал от постоянного напряжения, от этого пограничного состояния между жизнью и смертью, от стонов больных и плача их родственников. Я устал, в конце концов, от самого себя. От собственной совести, которая отравляет мое существование и не дает спокойно жить после каждого летального исхода. Каждая смерть чеканит в мозгу вопрос: а все ли ты сделал? Ты был в этот момент, когда душа металась между небом и землей, и ты ее не задержал среди живых. Ты ошибся, врач. Я ненавижу тебя, проклятый внутренний голос.Это ты не даешь расслабиться ни днем, ни ночью. Это ты держишь меня в постоянном напряжении и мучаешь постоянными сомнениями. Это ты заставляешь меня после суточного дежурства выгребать дома на пол все медицинские учебники и искать, искать, искать… ту спасительную ниточку, за которую ухватится слабая надежда. Нашел, можно попробовать вот эту методику. Звоню в отделение: как там больной? Каким оптимистом надо быть, чтобы не сойти с ума от всего этого. Оптимизм в реанимации: вам это нравится?
* * *
Два абсолютно несовместимых понятия. От стрессов спасается кто как может, у каждого свой «сдвиг». Принимается любой вариант: бежать в тайгу в одиночестве, чеканить по металлу, рисовать картины маслом, горнолыжный спорт, рыбалка, охота, туризм… Мы спасаем людей, а увлечения спасают нас. Спасать… Мы затерли это слово почти до пустого звука. А ведь каждый раз за ним стоит чья-то трагедия, чья-то судьба. Спросите любого реаниматолога, БОЮСЬ, КОгДа ПРИвОЗЯТ ДЕТЕЙ:
сколько человек он спас? Ни за что не ответит. Невозможно сосчитать всех, кому ты помог в критический момент. Наркоз дал, и человек тебе обязан жизнью. Почему-то больные анестезиолога врачом вообще не считают. Обидно, ей-богу. Звонят и спрашивают: а кто оперировал? И никогда не спросят, кто давал наркоз, кто отвечал за жизнь больного во время операции?
Мы посчитали: пять тысяч наркозов в год дает анестезиолог. Пять тысяч стрессов только от наркозов! Ведь каждый раз ты берешь на себя ответственность за чужую жизнь: ты, анестезиолог, отключаешь у больного сознание и тем самым лишаешь его возможности самому дышать, а значит, жить.
Больше всего мы боимся осложнений. У нас говорят так: не бывает маленьких наркозов, бывают большие осложнения после них. Иногда риск анестезии превышает риск самой операции. Может быть все, что угодно: рвота, аллергический шок, остановка дыхания. Сколько было случаев, когда пациенты умирали под наркозом прямо на операционном столе. Перед каждой операцией идешь и молишь бога, чтоб не было сюрпризов. Сюрпризов мы особенно боимся. Суеверные все стали… насчет больных. Идешь и причитаешь: только не медработник, не рыжий, не блатной, не родственник.
От этих почему-то всегда неприятности. Чуть какие подозрения на «сюрприз» возникают, трижды сплевываем и стучим по дереву. Нас в отделении 11 врачей, и у всех одни и те же болячки: ишемическая болезнь сердца, нарушение сердечного ритма и… радикулит. Да, да, профессиональная болезнь – радикулит. Тысяча тяжелобольных проходит через наше отделение за год, и каждого надо поднять, переложить, перевезти… Сердце барахлит у каждого второго из нас: как только эмоциональное напряжение, так чувствуешь, как оно в груди переворачивается. Говорят, американцы подсчитали, что средняя продолжительность жизни реаниматолога 46 лет. И в той же Америке этой специальности врачи посвящают не более 10 лет, считая ее самым вредным производством.
* * * Слишком много стресс-факторов. Из нашего отделения мы потеряли уже двоих. Им было 46 и 48. Здоровые мужики, про таких говорят «обухом не перешибешь», а сердце не выдержало… Где тут выдержишь, когда на твоих глазах смерть уносит чью-то жизнь. Полгода стоял перед глазами истекающий кровью молодой парень, раненный шашлычным шампуром в подключичную артерию. Все повторял: «спасите меня, спасите меня». Он был в сознании и «ушел» прямо у нас на глазах. Никогда не забуду другой случай. Мужчина-инфарктник пошел на поправку, уже готовили к переводу в профильное отделение. Лежит, разговаривает со мной, и вдруг зрачки затуманились, судороги и мгновенная смерть. Прямо на глазах.
Меня поймет тот, кто такое испытал хоть раз. Это чувство трудно передать: жалость, отчаяние, обида и злость. Обида на него, что подвел врача, обманул его надежды. Так и хочется закричать: неблагодарный! И злость на самого себя. На свое бессилие перед смертью, за то, что ей удалось тебя провести. Тогда я, помню, плакал. Пытался весь вечер дома заглушить водкой этот невыносимый душевный стон. Не помогло.
Я понимаю, мы – не боги, мы просто врачи. Сколько нам, реанима