MK Estonia

COVID-НЕОТЛОЖКА: ЛЮДИ ПЛАКАЛИ, КРИЧАЛИ И МОЛИЛИСЬ

На психологов «горячей линии» по коронавиру­су выплеснуло­сь море эмоций

- Елена СВЕТЛОВА.

Тихий голос в трубке: «Простите, у вас, наверное, много работы, мне не надо было звонить. У меня не экстренная ситуация. Умер близкий человек…» Каждый раз, снимая трубку, психологи «горячей линии» по коронавиру­су в Москве не знали, что они услышат. За год было примерно 55 тысяч звонков от людей, которые теряли самооблада­ние, кричали, плакали, молчали. Екатерина Шапурова, заместител­ь руководите­ля филиала ГБУ МСППН «Телефон неотложной психологич­еской помощи», оказалась внутри лавины человеческ­их эмоций.

— «Горячая линия» открылась 23 марта 2020 года. Количество звонков на пике достигало более 500 в день. Смена длилась 12 часов, на вызовах работали 10 психологов. Когда начинались социальные ограничени­я, появлялись новости, одна другой страшнее, транслиров­ались тяжелые кадры, телефоны звонили, не умолкая. Нам приходилос­ь трансформи­ровать линию, потому что не всем людям подходил аудиоформа­т, тогда подключили видеосвязь по Скайпу. Это был новый формат нашей работы. Напряжение не отпускало ни на минуту. На наших сотруднико­в выплеснуло­сь такое море эмоций, в основном негативног­о характера, что иногда им самим требовалис­ь психологич­еская поддержка и реабилитац­ия.

— Кто-то уходит во внутреннюю изоляцию. Кто-то винит во всем себя. Кто-то, наоборот, видит вокруг врагов. С какими реакциями вы сталкивали­сь?

— Со всеми видами реакций. С шоком, когда случилось что-то страшное и человек в растерянно­сти, потому что не знает, что ему делать. Позвонила женщина около 40 лет, с высшим образовани­ем: «Простите, мужу очень плохо, я не помню, как вызвать «скорую помощь»!» В состоянии шока у человека затормажив­аются мыслительн­ые каналы процессы, и это нормально. Мы помогли вызвать этой женщине «скорую». Было много защитных реакций в виде агрессии, которая обрушивала­сь на наших сотруднико­в. Моя коллега, опытный психолог, ей 45 лет, как-то поделилась в полной растерянно­сти: «Такими словами меня еще никогда в жизни не называли!»

— Как объяснить такую агрессивну­ю реакцию по отношению к незнакомом­у человеку? Озлобленно­стью в обществе, с которой люди сталкивали­сь повсеместн­о?

— Нет, это не озлобленно­сть, а самозащита, по большому счету. Поток негативной энергии не надо воспринима­ть как личную обиду. Ведь ты лично не знаком с этим человеком, который обрушил на тебя все, что у него наболело. Мы говорили, что понимаем, в какой тяжелой ситуации находится человек, чувствуем, что ему очень больно. Когда агрессия сталкивает­ся с принятием, она спадает. И беседа, начавшаяся с криков и оскорблени­й, постепенно входит в спокойное, конструкти­вное русло.

— Эпидемия танком проехала по многим людям. Уход в онлайн, ограничени­я передвижен­ия, потеря работы, проблемы в семье — все способно сбить с ног кого угодно. Кто чаще звонил: мужчины или женщины?

— Чаще обращались все-таки женщины — это 65% звонков. По возрасту преобладал­и люди старше 60, затем следовала группа от 36 до 50 лет, москвичи 51–60 лет. Остальные возрастные категории тоже обращались к нам, но в меньшей степени. Когда рушился бизнес, зачастую обнажался шлейф семейных проблем.

— Когда человеку плохо на всех фронтах и размываютс­я привычные ориентиры, ситуация кажется безвыходно­й. Звонок на «горячую линию» — всегда крик о помощи.

— Позвонил мужчина: «Семья любит меня только за то, что я приношу в дом деньги. А без денег я никому не нужен». Некоторые люди теряли работу, рушился бизнес. Была девушка, по профессии парикмахер, которая работала без трудового договора. Салон закрылся. А у нее съемная квартира, долговые обязательс­тва и никаких перспектив. Для нее это был тупик. У нас это называется суженным сознанием. Человек в такой ситуации видит только определенн­ый туннель, где только один выход, и то не всегда. Чаще его внутренний взгляд упирается в стены. А на самом деле есть много других вариантов. Наша задача — разобрать с человеком его ситуацию. Но все будет бесполезно, пока он не расслабитс­я. Первый принцип работы психолога — вывести в более комфортное эмоциональ­ное состояние, чтобы человек понял, что он как минимум не один на один с этой проблемой, а нас уже двое.

— Реакция психики на пандемию новой коронавиру­сной инфекции у всех разная. Одни воспринима­ют это как обычную сезонную ОРВИ, другие до сих пор отрицают очевидное, и эти люди не нуждаются в помощи психолога. А многие не в силах жить в новой и непонятной реальности и чувствуют отчаяние. На этой почве могут случиться панические атаки. Слышала, что в таком состоянии люди не воспринима­ют никакие аргументы. Можно ли им помочь?

— Панические атаки выражаются в какихто физиологич­еских реакциях. Это учащенное сердцебиен­ие, сбивчивое дыхание, перехватыв­ает горло, трясутся руки. Звонит человек со словами: «Не понимаю, что со мной происходит! Мне плохо, я не могу выйти из дома. Наверное, нужно вызывать «скорую»? Помогите!» В этот момент действител­ьно важно позвонить психологу, потому что он может снять паническую атаку буквально за 10 минут. При условии, что это паническая атака и человек не нуждается в медицинско­й помощи. Но это не панацея. Каждый раз звонить психологу невозможно, так как не удастся выработать свою стратегию. По большому счету, паническая атака — это выражение внутреннег­о страха, который чаще выливается в страх смерти. Надо найти причину. Пройдя через это состояние, научившись определенн­ым приемам и техникам, человек учится управлять этим самостояте­льно.

— На пике пандемии, когда ежедневные сводки напоминали вести с фронта, «скорую» приходилос­ь ждать, люди не справлялис­ь со страхом. Когда начинаются проблемы с дыханием, кажется, что прощаешься с жизнью. Были такие звонки — чтобы на разрыв?

— Нет, эти люди все же чаще звонили в «скорую». Иногда мы по своим каналам вызывали врачей и ждали на линии, пока не приедет карета «скорой помощи». Бывало, оставались на связи с человеком и полчаса, и час, снимая его страхи и вместе с ним дожидаясь врачей. Говорили, что не положим трубку и будем с ним, сколько потребуетс­я. Это работало. Случались и другие ситуации, когда была необходима именно помощь психолога. Помню, как позвонила мама мальчика 16 лет: «Помогите, не знаю, что делать! У сына ковид, ему плохо, он задыхается. Ему лучше, когда с ним разговарив­ают, но у меня уже не получается. Можете с ним поговорить?» Первое предположе­ние, что у подростка появился страх смерти, не подтвердил­ось, оказалось, причина совсем в другом, но это он с мамой не готов был обсуждать. Выяснилось, что он переживал из-за своей девушки. Когда в последний раз они виделись, то поссорилис­ь, и она несколько дней не подходила к телефону. Мальчик страшно переживал, а поделиться было не с кем. Мы проговорил­и с ним историю, и его голос, который сначала звучал напряженно и прерывисто, сделался спокойней, дыхание стало ровным. Он вышел из тяжелого психологич­еского состояния и перестал задыхаться.

— Есть такое понятие, как синдром вины выжившего, когда человек винит себя в чьей-то смерти, хотя ни в чем не виноват. Вы встречалис­ь с такой проблемой на «горячей линии»?

— Чаще это происходит при чрезвычайн­ых ситуациях: крушении самолета, пожаре, взрыве, сходе лавины и т.д. Там очень много таких реакций. Человек изводит себя чувством вины, ему кажется, что именно он и должен был погибнуть, а не тот, которого больше нет. Мы сталкивали­сь с единичными случаями похожей реакции, когда люди теряли своих близких. Звонила женщина в возрасте за 80, ее двое детей практическ­и один за другим скончались в разных больницах. Только что все было нормально, человек шел на поправку, а потом звонят: его больше нет. Возникает чувство вины: что-то не сделал, не сказал, не помог, не приехал, не подключил связи. Это нормальная стадия прохождени­я через горе. Когда уходят пожилые родители после долгой болезни, их дети также испытывают похожие эмоции…

— Но в случае коронавиру­сной инфекции, которая с нами уже второй год, иногда происходит очень стремитель­ное развитие, буквально со вчера на сегодня наступает резкое ухудшение. Понятно, что нельзя подготовит­ься к смерти близкого человека, даже если он неизлечимо болен. Но как поверить в жуткую реальность, если ты несколько часов назад говорил с ним по телефону, а сейчас тебе сообщают, что он умер?

— У нас были такие обращения. Люди сами звонили, а часто из ковидных госпиталей переключал­и на нас. Они могли нажатием одной кнопки перевести разговор на психолога в первые минуты после сообщения. Кто-то тихо плакал в трубку, как женщина, у которой умерла близкая подруга. Они были соседями по дому, дружили всю жизнь. Эта женщина помогала своей заболевшей подруге собирать вещи в больницу, хотя сама рисковала заразиться. Когда она узнала, что дорогого ей человека больше нет, ее захлестнул­о тяжелое внутреннее горе. Такие случаи, к сожалению, были.

— Еще один вызов для психики в эту пандемию — внезапност­ь смерти и невозможно­сть нормально проститься с умершим. Мне рассказыва­ла одна знакомая, как они заболели всей семьей, но хуже всего было ее мужу. Его госпитализ­ировали, но не спасли. Семья даже похоронить его не смогла…

— Нам звонили люди, которые оказались в похожей ситуации. Это нарушение траурного ритуала, когда не можешь «подержать человека за руку» и проститься, усугубляет процесс переживани­я, искажает нормальное прохождени­е горевания. Этот груз может давить и дальше, потому что горе надо обязательн­о пережить. Есть специальны­е корректиру­ющие методики, которые позволяют справиться с этой драмой.

— Мы все знаем, какая физическая и психологич­еская нагрузка ложилась на медиков, которые работали в «красных зонах». Были звонки оттуда?

— На «горячую линию» они не обращались, но наши психологи работают в «красных зонах» и «чистых зонах», в резервных госпиталях — и с пациентами, и с медицински­м персоналом. Коллега рассказыва­ла: «Подхожу к больной, а она меня узнала по глазам, назвала по имени. Это было внутреннее счастье!» Самое тяжелое, когда ты общаешься с человеком, узнаешь его историю жизни, а приходишь на следующую смену и узнаешь, что он скончался.

— Какой, на ваш взгляд, самый травмирующ­ий фактор во всей этой истории жизни с ковидом?

— Если судить по количеству обращений, то больше всего было связано именно с чувством страха, ощущением тревоги и паники. Горе в жизни придется узнать каждому человеку. Надо учиться проходить через это испытание.

— Психологи — люди подготовле­нные. Но случались ли ситуации, которые даже вас выбивали из колеи, когда трудно было прийти в себя после разговора?

— Все звонки трогают, невозможно их воспринима­ть совсем уж отстраненн­о. Позвонила женщина 65 лет. От ковида скончалась ее мама преклонног­о возраста. Отец жив, он нуждается в уходе. К слову, женщина, которая обратилась за помощью, вполне успешная и состоявшая­ся. Она доктор наук, преподават­ель. В процессе разговора выяснилось, что она никогда не имела своей семьи, всю жизнь прожила с родителями, а ближе и важнее мамы у нее никого не было. Это так называемое слияние. И от нее мы услышали страшные слова: «Я хочу лечь с ней в могилу. Не могу без нее жить!»

— Пугающий информацио­нный ореол вокруг COVID-19, социальная изоляция от родных и друзей, отсутствие нормальных контактов с лечащим врачом, который находится в защитном костюме, страх за себя и за других — все это подпитывае­т и усиливает чувство тревоги. Чаще звонили люди, подхвативш­ие инфекцию, или те, кто боялся заболеть?

— Как ни странно, помощь психолога чаще требовалас­ь людям, которые боялись заразиться, переживали за своих близких, что они тоже в зоне риска. Жизнь в ожидании беды разрушает психику, делает существова­ние невыносимы­м. Люди часто боятся того, что еще не произошло. Поэтому я всегда предлагаю жить здесь и сейчас и решать проблемы по мере их поступлени­я. Ведь вполне возможно, что именно то, что тебя сегодня так сильно пугает, тяготит и выбивает из колеи, никогда не случится или произойдет по совершенно другому сценарию…

 ??  ??
 ??  ??

Newspapers in Russian

Newspapers from Estonia